Сто и одна ночь (СИ) - Славина Анастасия. Страница 21

— Кухня налево, — вдыхаю аромат кофе и, оставив дверь открытой, иду в спальню переодеваться.

Натягиваю джинсы, майку, выхожу из-за ширмы — и едва не врезаюсь в Графа.

— Я же сказала…

— Я знаю, где кухня.

Он слишком большой, чтобы я могла вытолкнуть его силой. Но мне очень, очень, очень не нравится, что происходит.

В душ я точно при нем не пойду. После его вчерашнего рассказа я даже спиной поворачиваться лишний раз к нему не хочу.

Граф словно читает мои мысли. Его взгляд вдруг становится серьезным — даже заиндевевшим.

— Я подожду вас в машине. Не забудьте куртку, — он отдает мне подставку со стаканчиками кофе — и уходит, постукивая тростью.

Пожимаю плечами. Сегодня я спала три с половиной часа — ощущение невесомости беспокоит меня сильнее, чем причина перепадов настроения Графа.

И только потом понимаю, что не спросила, с какой стати мне идти к нему в машину.

После душа, двух порций кофе и тоста с сыром я снова в строю. Сижу за столиком на кухне, допиваю латте и наблюдаю сквозь занавеску за машиной Графа. Какой же я была умницей, когда решила перед этой аферой снять квартиру. Ничего не предвещало, что она мне понадобится, — обычная перестраховка. А теперь, Крис, представь, что Граф ждет тебя у крыльца твоего настоящего дома… Кофе застревает в горле — я шумно откашливаюсь.

Моя история повернула не в ту сторону. Мои отношения с Графом повернули не в ту сторону. Безотчетно, по собственной воле, я впустила его в свою квартиру. Да я поцеловала его!

А что если, ощущая власть над Графом, я, на самом деле, как поезд, который свободен в выборе маршрута только по уже проложенным рельсам? Рельсы, конечно, прокладывает Граф. Вдруг я что-то упускаю и уже давно играю по его правилам? Он намного жестче, чем хочет казаться, — и намного хитрее. Иначе ему бы не удавалось выходить сухим из всех авантюр, связанных с написанием книг.

Уверена, переживая с Графом страстный роман, Катрин из его «Иголки для бабочек» — дочь одного из богатейших людей страны — понятия не имела, что он всему миру расскажет о ее тайне. До встречи с Графом она оказывала дорогие интимные услуги — исключительно дабы пощекотать себе нервы и насолить родителям. После шикарного полугодового романа, за которым следили все таблоиды, последовало не менее громкое разоблачение Катрин. Книгу Графа мгновенно смели с прилавков.

Хватаю куртку и выбегаю во двор. Стучу по стеклу со стороны Графа. Дожидаюсь, пока оно опустится.

— Я никуда с вами не поеду.

— Поедете.

— Затащите в машину силой?

Он так глянул — словно у меня жаба изо рта выскочила.

— Зачем же. Вы сами сядете…

— Не думаю.

— …Когда узнаете, что я хочу вам рассказать о себе кое-что, не известное никому.

Прищуриваю глаза. Заманчиво. Но я так быстро не сдамся.

— С чего вы взяли, что это мне интересно?

— Потому что по какой-то причине вам интересно во мне все. Особенно, мои тайны. А то, что я хочу вам показать, — это концентрированная тайна.

Сажусь на переднее сидение. Обдумываю слова Графа. Зачем ему рассказывать мне свои тайны — если только он не собирается получить что-то взамен.

Солнце слепит глаза. Щурюсь, опускаю козырек — не помогает.

— Возьмите мои, — Граф протягивает мне солнцезащитные очки.

— Предпочитаю, чтобы дорогу, в первую очередь, видел водитель.

— Возьмите! У меня есть еще пара, — бросает на меня короткий насмешливый взгляд. — Откуда столько удивления у девушки с двумя зубными щетками в стаканчике?

Усмехаюсь, но очки беру. Смотрюсь в отражение зеркала на козырьке. Хм. Красиво. Оказывается, мне весьма идут черные большие стекла. На светофорах водители соседних машин заглядываются на меня. Или на Понтиак…

Через четверть часа вылетаем на трассу. Осень буйствует. Золотое солнце, пронзительно-синее небо, пестрая листва. Узкая, чуть влажная после дождя, дорога словно специально извивается, чтобы показать побольше красот.

— Так что вы скажете по поводу моей истории о Глебе? — спрашивает Граф таким тоном, словно мы только что с ним об этом разговаривали, но внезапно прервались.

Первым на его вопрос реагирует мое тело. Прикрываю глаза, чтобы обуздать свои ощущения. Да, я помню, как изнывала, слушая описание Графом интимной сцены, как пыталась дышать ровнее — ведь Граф находился так близко; как радовалась, что в комнате темно. А еще я очень хорошо помню, что делала, когда Граф ушел — но в моих фантазиях он все-таки остался…

— Не думаю, что Глеб любит готовить, — внезапно охрипшим голосом отвечаю я и роюсь в сумке в поисках бутылочки с водой. Очень хочу пить — и очень не хочу смотреть Графу в глаза.

— Не думаете? Или знаете наверняка?.. Впрочем, не отвечайте. Я сочинил ужин лишь потому, что сам люблю готовить. Вплел в историю немного личного — как это делаете вы.

— Граф, смотрите на дорогу!

— А вы не отвлекайте водителя, так прикусывая губу!

Улыбаюсь. Делаю пару глотков.

— Дайте мне, — требует Граф.

Протягиваю Графу бутылку и, наклонив голову, смотрю, как он касается ребристого горлышка губами — там, где только что были мои губы. Тотчас же вспоминаю, как целовала Графа. Тело снова мгновенно реагирует… Не представляла, что поездка будет настолько адской.

— И не думаю, что Глеб настолько осмелел… с Ксенией… на матрасе, — машинально делаю еще несколько глотков.

— Язык был лишним? — интересуется Граф совершенно невинным тоном.

В который раз радуюсь, что он одолжил мне солнцезащитные очки.

— На мой взгляд, время прикосновений еще не настало, — я тщательно взвешиваю слова. — Но. Подобного рода близость между ними, наверняка, происходила все чаще и чаще… Вы весьма проницательны, Граф.

— На самом деле, Крис, я запутался в вашей шараде. Все мои предположения заходят в тупик. Похоже, в этой истории вымысла больше, чем правды. Вы старательно заметаете следы — и все же не настолько хорошо, чтобы я потерял надежду докопаться до сути. Идеальных преступлений не бывает. Вот и вы попадетесь на мелочи, так и знайте.

— Любопытно, что вы заговорили о преступлении… — я откидываюсь на спинку кресла. Граф внимательно смотрит на дорогу, но, уверена, ловит каждое мое слово. — Потому что именно сейчас Ксения садится на край матраса, подтягивает к себе ноги и аккуратным, но настойчивым движением закрывает книгу, которую читает Глеб…

— Повремените со сказкой, Шахерезада, — останавливает меня Граф. — Мы приехали.

Увлеченная своими переживаниями, я впервые за долгое время смотрю в окно машины — и кровь отливает от лица.

— Неужели вы ни разу здесь не были? — Граф открывает мне дверь. Я выхожу, путаясь в ногах. — Или вы не ожидали, что об этом месте знаю я?

И то, и то другое, Граф.

Я чувствую легкую тревогу от того, как много он знает, но куда острее я ощущаю трепет и что-то, похожее на преклонение. Впервые вижу дом моего Глеба воочию, а не на фото. Это строение — пусть и заброшенное, обветшалое, с криво заколоченными окнами — выглядит величественно. Оно — словно живой организм. По влажным деревянным стенам ползет виноград, зеленые листья кажутся прозрачными на солнце. На крыльце, подставив пушистое брюшко теплым лучам, лежит толстый рыжий кот — лениво отмахивается от мухи. Из разбитого стекла, между прибитыми досками, из дома выпархивает воробей. На широком балконе второго этажа растет береза, трепещут яркие желтые листочки.

Ветер дует чуть сильнее — и на голову, словно серпантин, кружа, осыпаются золотые кленовые листья. Один из них падает мне на плечо.

— Это вам, — я протягиваю листок Графу.

— Благодарю, — он сует подарок себе за пазуху. Затем поднимает с земли коричневый гладкий орех каштана. — А это вам. Теперь он будет не только у Глеба в кармане, но и у вас.

Прячу его в карман пальто — быстро и ловко, как заправская воришка.

— Пройдемте вовнутрь? — предлагает Граф.

Киваю.

Он достает из багажника лом и, как настоящий преступник, одним движением взламывает ржавый амбарный замок.