Наследие Евы (СИ) - Рицнер Алекс "Ritsner". Страница 76
Стах знает Тима. Тим не дерется. Этого нет в его картине мира.
«Вас избили?..»
— Не подружились они. Обидно, конечно. Тиша сам-то… Мне воспитательница часто говорила, что он все время грустный и один, и ни во что не играет, и к другим детям не тянется. То у окна все стоит и ждет… не знаю уж кого сильнее — маму или папу… Такое детство у него: все один да один… А детки, они ведь жестокие, они не понимали… Всякое было. Я сразу вспомнила, когда ты про класс сказал… как они толпой его погнали по улице… Я думала сначала: играют. А он обернулся — и они с криками разбежались. Что он вроде привидений видит или что-то такое… Так… что там случилось, в классе?
«Это с садика. Мне иногда кажется, что ты просто не замечаешь…»
«Чего не замечаю?..»
«Какой я…»
«И какой?»
Стах хочет уйти. У него ком в горле. Не хватает воздуха. Он поднимается, он спрашивает не своим голосом:
— Где у вас ванна?
— Вторая дверь направо…
VII
Стах включает воду. Щекочет щеку — он вытирает рукой, раздраженно, с отторжением. Шмыгает носом. Поджимает губы.
Умывает лицо. Закручивает краны. Спешно собирается — прочь из квартиры, которая когда-то была Тиму вторым домом, и, не простившись с хозяйкой, выходит.
В последнее время он бежит и бежит… От собственных чувств.
Но они всегда догоняют.
VIII
Стах сидит на низкой ограде во дворе чужого дома. Он знает, на что способна детская ревность — даже спустя годы, даже когда уже от детства не осталось и следа. Он знает, кто потащил в школу «могильные шуточки».
«Я думаю… что ему объявили бойкот когда-то».
«Мне одноклассник не сказал про очки, чтобы не тронули меня. Ты молчишь, чтобы не тронули Тима. А Тим — почему?..»
«Семью. Я выбрал семью…»
Когда Денис подходит к дому, Стах поднимается навстречу.
— И в какой момент? В какой момент это зашло слишком далеко? Когда они толпой его избили или когда сломали ему палец? Или когда облили грязью? Ты поэтому свалил?
Денис встает на месте. Как загнанный в угол. Стах делает шаг — он отступает.
— Чем вы шантажируете его? Матерью?
Денис пятится, а потом срывается с места — в противоположную сторону от дома. Стах несется за ним. Хватает за капюшон, валит на спину. Они возятся посреди тротуара, дерутся.
— Отвали! Отвали!
— Как тебе спится по ночам?!
— Мы не делали ничего, чего бы ни делала его больная мать! Отвали!
Пользуясь замешательством Стаха, Денис вырывается и пробует подняться. Но Стах быстро приходит в себя и роняет его обратно на землю.
— Что это значит?!
— То и значит! Что его мать была той еще сукой!
— Я тебе переломаю пальцы.
Стах планирует держать слово. И проверять, хватит ли выдержки — не вскрикнуть. Он валит Дениса на живот, заламывая ему руку за спину — и загибает палец.
— Я не шантажировал! Я в этом больше не участвую! Я ушел!
— Ты ушел! Хорошо тебе?! А он не уходит. Почему?! Кто тогда, кто его шантажирует?!
Денис молчит.
Стах перехватывает палец покрепче, но тот не идет наверх, дрожит от напряжения.
— У них ее дневник, понятно?! У них ее дневник… Отвали! Я все сказал, отвали! Я все тебе сказал! Хватит!
Стах отпускает. Не понимает:
— Что за дневник?..
— Такой! Со всякой дрянью! Мать Лаксина со своими подружками довела одноклассницу до самоубийства. Девочка сиганула с многоэтажки. Затравили. А все вокруг говорили: «Ах какая была красавица, ах какая была замечательная». Да уж, замечательная! Мы почитали, что она понаписала. «Ой, так херово, ой, я чудовище, ой, хочется придушить сына». Жаль, что не придушила. Лучше бы он сгорел.
Стах не верит. Ни единому слову.
— Откуда?! Где вы его взяли, этот гребаный дневник?! Где?
Денис молчит.
— Откуда?!..
-
Что, в таком не признаются?..
Стах осознает. И просит уже ровно, без эмоции:
— Скажи, что это не ты…
Но Денис молчит.
-
-
-
Раздается хруст.
-
Кричит. Больно. Тим не кричал.
IX
«Да что ты знаешь обо мне?»
Стах не может спать. Перекладывается с боку на бок. Утыкается в подушку носом, сжимает в руках. Смотрит на фантом Тима, застывший у его подоконника.
«А твоя мама?..»
«Мама?..» — Тим как-то глухо повторяет — и уходит в себя, а потом растворяется.
Врывается мать, всегда врывается без спроса. Рушит моменты, сажает под домашние аресты, закатывает истерики. Спрашивает: «Что такое?.. Вы какие-то грустные».
Тим.
Вдребезги разбитый Тим.
Катастрофа в масштабе один к одному.
Стаху такое не собрать по осколкам, не склеить. Не осознать.
X
Стах замирает в проходе, перед Соколовым, когда в классах — еще по паре человек. Он решил головоломку. Он не знает, что с этим делать. Но в органы опеки уже поздно. Лет четырнадцать уже поздно. Стах больше не тронет — ни одного осколка. Пусть кто-нибудь вытащит их из него. Пусть кто-нибудь разберется. А он — больше не может.
«Ну что ты буянишь?..»
«Да потому, что мне больно! А ты дурак!»
========== Глава 38. Формула яда ==========
I
Стах видел Тима в гимназии только раз после всего. Тим отвел взгляд и поспешил исчезнуть. Он больше не появляется ни в северном крыле, ни в библиотеке. По крайней мере, Стах не пересекается с ним. А после уроков… сначала Стах был под домашним арестом за свои похождения по Тимовым мукам в гостях у Дениса, а потом…
Он не знает, что делать, если Тим не откроет. Он не знает, как после этого — надеяться.
И не знает, как говорить с ним, как его касаться, услышав это все…
II
У Стаха долгие выходные. Мать опять выводит его в город. Развеяться. Он бы хотел — прахом. Таскается за ней, как привязанный, волочится, как наказанный, как не на своих двоих.
— Аристаша, что ты такой грустный, милый?
— Устал, — не врет, но для пущей убедительности дарит ободряющую улыбку — не себе.
— Конечно, устанешь… Непонятно где ходишь целыми днями…
Стах обрывает:
— Нет, мам, не поэтому.
Какое-то время она идет молча. Потом предлагает:
— Может, попить витаминчики? Хочешь витаминчиков? Это от недостатка солнца.
Это от недостатка Тима.
— Сейчас за углом будет аптека.
Она может скупить хоть всю. Лучше снотворное. Обезболивающее. Антидепрессанты. Горстями. До беспамятства. Намешать — и не взбалтывать. До утра. До лета.
— Ты что-то такой задумчивый в последнее время… Что же это с тобой такое? Мне это не нравится. Точно все хорошо?
Задумчивость — хреново. Галочка. Пункт. Таблоид. Лозунг дома Сакевичей. Хватит мыслить, завязывай.
— Я устал.
— Ты уже говорил…
— Повторяюсь.
— Ты не голоден? Хочешь чего-нибудь?
Очень голоден. Мучает жажда. В бескрайней ледяной пустыне. Ей лучше не знать.
— Зайдем в кафе? — это вопрос-факт: она дверь уже открыла.
III
Стах ловит себя на мысли, что выбирает. Открытые продукты. Без красного. Какие-нибудь расчлененные на составляющие. Хочется с Тимом в кафе. Решать ребусы с меню.
IV
Мать даже ведет Стаха в книжный. Но его настроение стабильней, чем снег на апрельских улицах холодного серого города. Стах шатается среди книг бестолково, потерянный. Ловит в фокус «Большие надежды». Морщится. Хочет уйти.
— Ты же совсем не смотришь ничего… Ну что же это такое?..
— Я устал.
— Ну потерпи. Конец года…
Еще хуже. Конец года. Пауза размером в три месяца. Не видеть. Не слышать. Даже не ссориться.
— Да что ты?.. На тебе лица нет…
— Пойду посмотрю… что-нибудь.
Тошнит от классики. Стах уходит подальше, чтобы не напрягать мозг. Мать бродит у любовных романов. Смеется с продавщицей. Та подсказывает. Отвлекает. Стах отходит еще…
Тишина… без нее. Тишина так похожа на Тишу. Это сокращенно. У нее теперь есть свое имя, свой образ, глаза цвета Баренцева залива. Увлечение — бумажками, письмами. С белыми розами. У тишины белый цвет…