Сирота (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич. Страница 17

– И кто тебе это сказал?

– Отец…

– Это совсем на него не похоже.

– Так ты его и не знал… – печально улыбнулся Андрейка, имея в виду не этого отца, а того – из XXI века. Но произнес он эти слова настолько искренне, что Афанасий невольно проникся и поверил.

В этот день никаких ранее запланированных работ, разумеется проводить Андрейка не стал. Гости задержались, чтобы заночевать с комфортом, а не на берегу речки. Поэтому наш герой не хотел ни сам терять бдительность, ни холопов своих отпускать. Мало ли что там у священника на уме?

Вот и провели полдня в беседах да всяких забавах.

Афанасий и Кондрат рассказывали ему новости о делах тульских. И делились сплетнями бытового характера. Кто, кого, куда и как. Но вежливо.

На первый взгляд – бесполезная информация. Но Андрейке в этой среде жить и вариться. Поэтому слушал он очень внимательно. И Кондрат, пользуясь вниманием отрока, время от времени вворачивал в поток этих сплетен сведения о дочерях подходящего возраста того или иного поместного дворянина.

– А про деда ничего не слышно?

– Пока нет, – ответил вместо Кондрата священник. – Но я ему уже передал с оказией печальную весть о гибели его сына.

– Вот не было печали… – покачал головой парень.

– Что, не жаждешь увидеть старика?

– Я же даже не помню, как он выглядит, – как можно более наивно улыбнулся наш герой.

– Понятное дело. Но ты не беспокойся. Он вряд ли до весны появится. Мужчина он занятой. Сейчас же сбор урожая на носу. Ему не до путешествий. Потом зима – не лучшая пора для его немалых лет. Да и в поход царь наш Государь против татар вроде как собирается. Вряд ли Семена отпустят. А весной смотр. И ему, как и всем поместным дворянам надлежит на него явиться. Вот после смотра, ежели надумает, то приедет.

– Если сможет, – добавил Кондрат. – Может на береговую службу заступит. И тогда только летом. По этому году, слышал я, он весной, сразу после смотра заступал. Значит весенний он.

Андрейка кивнул.

Он знал о том, что на береговую службу заступают в две смены. Половина дворян по весне, а вторая – летом и далее до осени. Береговую службу – значит на Оку для защиты державы от набегов татарских. И уходить с нее никто не решится. Даже если дома беда. Ибо первейшее дело эта служба. Такое не простят.

Потихоньку разговор утомил всех. И Андрейка предложил «дядьке Кондрату» «сабельками побаловаться».

– … а то я ведь совсем ей не умею махать.

– И то верно, – кивнул уже не молодой поместный дворянин и они вышли на полянку.

Тренировочного или учебного оружия у них не было. Поэтому работали боевыми. Осторожно. Медленно. О чем сразу условились.

Просто чуть-чуть постучали.

Кондрат Кобыла делал вид, что учит, а Андрейка – что учится. То есть, один показывал и рассказывал самые азы. А паренек старательно их повторял. Ничего такого. Просто хоть какая-то забава. И польза, ибо для столь слабого тела, каковым обладал наш герой любая тренировка на пользу. Тем более с живым оппонентом, когда можно хоть немного отработать сбивы ударов.

– Эх… – вернувшись к костру к землянке, произнес Андрейка, – где бы мне найти товарища такого, чтобы вот так – упражняться? И с сабелькой, и с копьем.

– Так навещай соседей, – пожал плечами Кобыла. – Мало кто откажется – дело-то стоящее.

– А нет ли в Туле увечного из числа старых, но опытных послужильцев? Чтобы и сабелькой умел, и копьецом, а в походы ходить не мог?

– Так Петр Рябой на паперти сидит, – заметил Афанасий.

– Да ну, – отмахнулся Кондрат, который явно этого Рябого не ценил.

– А чего сидит? – осведомился Андрейка.

– То мне не ведомо. Сказывает, что послужильцем был. Да хозяина его побили татары. А сам он едва ноги унес.

– И что же не идет послужильцем к кому еще?

– А никто не зовет. Стар он уже. Да и чужой здесь. Сам болтает, что из-под Рязани. Но то точно никто не ведает.

– И тебе его брать не след. Я поищу. Может сыщу кого из охочих. А эту воровскую рожу стороной обходи. Вот те крест – брешет. Не послужильцем он промышлял, а татем лихим. Видать на старости лет решил грехи отмаливать.

– Если татем, то чего не донесли?

– А он у нас не шалит, – твердо произнес Афанасий. – И что татем был – лишь домыслы. Я его как-то расспросил, а потом у знакомца из Рязани о тех людей поспрошал.

– Ездил?

– Грамотку послал. Так те люди действительно от татар погибли в один год. В тот год многие Богу душу отдали. Брешет ли Петр али нет – не ведомо. Однако же тихий он. Верно живет болью былых лет.

– Это когда волком на других не смотрит, – буркнул Кондрат…

Глава 9

1552 год, 12 августа, где-то на реке Шат

Отец Афанасий с Кондратом и служкой уплыли на утро. После завтрака. Из-за чего Андрейке пришлось пропустить свою утреннюю тренировку, чтобы не вызывать ненужные пересуды. Так ведь было не принято, да и тренировка сама по себе могла вызвать массу вопросов. Хотя критическая масса странностей и так уже накопилась изрядно. Но пока плотина удерживала этот «паводок». И наш герой не хотел усугублять и без того сложную ситуацию.

Люди во все времена в основе своей любят и ценят только тех, кто решает их проблемы. И очень болезненно воспринимают тех, кто эти проблемы не решает, а живет лучше. «Делиться надо!» Эту аксиому парню с детства доносил его отец, показывая на примерах, к чему приводит безудержная сепарация и противопоставления себя другим. По этой причине Андрейка не видел ничего плохого в том, чтобы помочь коллективу, с которым ему придется жить и вести дела до самой смерти. Пугало его не это, а то, как коллектив воспримет эту помощь.

Устинка и Егорка к этому времени уже не раз ему сообщили, что считаю получение краски волшбой. От чего у парня волосы на голове шевелились. Потому что становиться местным колдуном ему не хотелось совершенно. Да, приносящим пользу, то есть, полезным. Но колдуном. А значит тем, кого боятся и не понимают.

Люди и в XXI веке легко были падки на неуправляемую агрессию и бездумные обвинения, выбирая в качестве мишеней тех, кто им был лично неприятен или непонятен. Вот живет Вася и не тужит. И тут покупает себе хорошую, дорогую машину. А до того пешком ходил и одевался как все.

– Чего это? Как это? Откуда? – сразу у всех его соседей возникнут мысли.

С ним попытаются поговорить и выяснить что к чему. И если он не сможет внятно дать объяснение источнику богатства, то почти наверняка посчитают вором или еще кем-то. Вплоть до любовника местного уголовного авторитета.

Звучит, конечно, карикатурно. Но уголовный мир редко оценивает себя со стороны, варясь в своем соку. А ведь в гомосексуальном сексе как минимум два участника. Поэтому тот мужчина, который во время отсидки пользовался «услугами» других мужчин для удовлетворения своих сексуальных потребностей, в глазах простых людей, всего лишь еще один пи… кхм… представитель сексуального меньшинства.

Но мы отвлеклись.

Главное то – что люди, которые Андрейку окружают, должны понимать, откуда у него богатства и, одобрять их получение. Наворовал, так наворовал. Обычное же дело. Если наворовал и не посадили, значит поделился с кем нужно. Наторговал? Тоже ничего такого. Боем взял с набега? Вообще отлично, ибо это очень уважаемый источник дохода для поместных дворян. А вот магия, колдовство и прочее… оно находилось за пределами понимания и осознания. Как и иная мистика такие вещи пугали и настораживали.

Поэтому Андрейка уже пожалел о том, что решил зайти эту партию с краски. Ведь тот же Устинка с Егоркой ладно что ничего толком не запомнили в процессе получения краски, так еще и не поняли. Для них творилось какое-то колдовство. Мешали землю с чем-то. Что-то кипятили. Какая-то жижа булькала. Что-то жгли. Куда-то макали. Чего-то терли. В общем – не иначе как зелье ведьминское готовили или отвар ведовской. Им просто не хватало уровня образования, остроты мышления и осознанности. Для них все эти действия не имели смысла и были никак не связаны между собой. И Андрейка очень крепко опасался того, что это их мнение может оказаться довлеющим, ежели кто-то узнает о выделке краски, а не ее нахождении. И о многих других вещах. Поэтому старался не дразнить гусей. Хотя понимал – они и так уж напряжены. И какой оставался еще предел прочности – вопрос. Большой вопрос…