Купол над бедой (СИ) - Аусиньш Эгерт. Страница 54

   Димитри почувствовал, что у него нет сил сдерживаться:

   - Досточтимые, да вы охренели. Тут все-таки есть законы - свои, местные. Когда зимой вы забрали детей даже не с улицы, а из дома, никто из горожан не возражал. Потому что все соседи и полиция видели, что родители этих детей не первый день пьяны настолько, что не могут о них заботиться. И все бумаги охотно оформили прямо при вас, и свидетели подписались, так что вы инициировали малолетних законно, на правах опекунов. А то, что вы сделали сейчас, по сути прямое нарушение законов края и прав людей. Здесь люди привыкли выполнять свой закон и ждут того же от вас. Это не говоря о том, что я никому из вас не разрешал отдавать приказы моей гвардии и моим вассалам, и терпеть этого больше не намерен. Я вполне доверяю Академии в принципе, но если кто-то из вас повторит подобное случившемуся, он будет выслан в столицу с просьбой о замене. Это новые земли, они не прощают ошибок.

   Высказав это, князь кивком головы указал визитерам на дверь. Часом позже на конфиденции у Айдиша он высказывал свое мнение о случившемся так, что стекла звенели. Закрыв за ним дверь, Айдиш отпивался водой с полчаса и еще столько же умывался. Вечером еще и достопочтенный пожелал видеть едва пришедшего в себя после трудного дня собрата по обетам. В присутствии брата-хранителя и еще троих досточтимых, участвовавших в изьятии детей, увезенных местными в Корытово, он долго выяснял у Айдиша, насколько князь недоволен. А потом еще дольше спрашивал, нельзя ли сделать так, чтобы наместник понял и оценил благие намерения Святой стражи выполнить его же, между прочим, распоряжение о защите детей от возможной встречи с фауной и перестал тыкать магам Академии в нос их невольной ошибкой и случайной небрежностью.

   Айдиш, выслушав обе стороны, задал присутствующим братьям, у которых на лицах цвели синяки после встречи с анархистами, только один вопрос:

   - А эти дети что, были последними потенциальными магами в городе? Зачем вы их так долго караулили и так грубо забирали? Вы таких же на улице не могли собрать?

   Коллеги, потрясенные новизной идеи, ответствовали:

   - А что, можно было?

   Айдиш потер переносицу, помолчал - и пожелал братьям хорошего вечера. Сказать тут было больше нечего.

   St.f4ce: Полина, добрый вечер, это Валентин. Витыч просил при случае передать, что он твою задачку решил и что для того чтобы с девушкой танцевать, ее надо приглашать танцевать, а не маяться ерундой. И еще он просил тебя не бросать одну и помочь с работой.

   Augmentina: Валентин, доброго вечера. И спасибо.

   Прочитав сообщение и набрав ответ, Полина сняла с изголовья кровати полотенце и прижала к глазам. Она с минуту сидела, глубоко дыша, как будто утирала с лица воду. Затем отложила полотенце на постель промокшей стороной вверх и снова посмотрела в монитор.

   St.f4ce: когда ты будешь в городе и где тебе удобно встретиться, чтобы на нас посмотреть?

   Augmentina: В следующие выходные. Если вас не двадцать человек - то можно, например, в кафешке на Финбане. Если двадцать - там же, но в зале ожидания. Часа в два дня, устроит вас?

   St.f4ce: в кафешку поместимся :) До встречи.

   Augmentina: до встречи.

   Она встала, ушиблась о стол, на котором стоял ноут, зацепила коленом кровать, потеряла равновесие, с размаху села на постель, не видя комнату, и снова прижала к глазам полотенце. Выйдя через пятнадцать минут в душевую и двигаясь по коридору почти вслепую, она встретилась с кем-то из коллег, судя по испуганному оханью:

   - Поля, господи, что с тобой, ты заболела?

   - Нет, просто аллергия, - ответила она сипло и медленно, - до завтра пройдет.

   Предложенный неведомой дружеской рукой диазолин она взяла с благодарностью, и все равно проснулась на мокрой и соленой подушке в пять утра.

   Больше всего в этой истории Димитри не понравилось то, что парни Асаны применили огнестрельное оружие без приказа. Для человека, привыкшего пользоваться холодным оружием, автоматическое огнестрельное - это очень плохая чужая магия. Нормальному человеку, несущему в крови и костях представление о чести рыцаря, неприятно брать в руки предмет, плюющийся смертью со скоростью, измеряемой в десятках возможных трупов в минуту. Маги не в счет, им проще привыкать к самым разным вывертам мироустройства. Но даже Димитри после первого знакомства с огнестрельным оружием сперва распорядился применить его для расстрелов и только потом, через несколько десятков дней, взял в руки сам. И ему это было непросто. Он тоже был сыном своего мира, и для него это было бесчестное оружие, не для боя лицом к лицу. И значит - гадость, которую противно брать в руки.

   Асана, опытный и сильный маг, тоже впервые увидела применение огнестрельного оружия во вполне адекватных обстоятельствах: оборотень и не заслуживал иного, судя по тому, какие он оставил за собой следы. Потом у нее была охота на чуткую пугливую птицу, живущую в доспехе из собственных перьев. И охотилась она в обществе донора - человека, к которому после снятия слепка сознания еще некоторое время сохраняется особое отношение. Донор и предложил ей свое ружье, так что Асана обязана была ему еще и тем, что он ей помог преодолеть остатки отвращения к этому оружию. А Дейвин изучил оружие Нового мира крайне внимательно - и ни разу не прикоснулся к нему после этого.

   Но то, что гвардейцы, смертные воины, верные своей госпоже целиком и полностью, без приказа взяли в руки вот это и использовали против никому не угрожавшего местного... Это было настолько недолжным, что Димитри не знал, как это назвать - ни на родном языке, ни на местном. Он понимал только, что оставлять этих людей здесь после случившегося будет очень большой ошибкой.

   Точно в пересменку Полины Асана да Сиалан приехала к месту гибели своего неизвестного противника, по местному обычаю, с цветами, так ей посоветовал досточтимый Айдиш. Найдя на могильном холме фанерный обелиск с портретом, на котором погибший мотоциклист был запечатлен все с той же памятной ей усмешкой, она сложила розы к памятнику, оперлась рукой на деревянную ограду и разрыдалась.

   Еще через пять дней, устраиваясь где-то в Ржевской области, мама красивой рыжей девочки, тоже рыжая и красивая, растившая дочку с помощью своей мамы, наконец открыла новостную ленту. Она прочитала все, что писали о приключениях девочки и ее маленьких товарищей по путешествию. Потом еще порылась по соцсетям, как смогла, восстановила события, нашла портрет погибшего на шоссе и проплакала до полуночи матери в плечо, сожалея об этой оборвавшейся жизни, этой невстрече и о чем-то еще, ей самой не вполне понятном.

   Так и получилось, что о сорокалетнем анархисте, бабнике и разгильдяе, ставшем одним из основателей городской сети взаимопомощи и легендой Питера, плакали горше всего те три женщины, ни с одной из которых он не был близок.

   Вернувшуюся из-под Луги Асану сразу же уведомили, что князь просил ее прийти к нему, как только она окажется в замке. Она выслушала дежурного гвардейца и пошла к Димитри. Князь выглядел усталым и расстроенным и прервал ее приветствие небрежным кивком на кресло:

   - Садись. И рассказывай, как ты сорвалась в погоню за людьми, которых я не приказывал ни задержать, ни доставить ко мне. Я знаю, где ты была и что это значит. Ты сама понимаешь, что была неправа с начала и до конца. Теперь мне интересно, знаешь ли ты, как так вышло и почему.

   Асана послушно заняла кресло, вздохнула.

   - Мой князь, твой приказ мне передал достопочтенный. То есть он сказал, что это твой приказ, а он только передает его, поскольку ты занят.

   - Что помешало тебе связаться со мной по комму или послать Зов? - устало спросил Димитри. Он уже знал, что помешало, и это очень портило ему настроение.