Идеальный слуга (СИ) - Ахметова Елена. Страница 12

Сама я промокнуть, разумеется, не боялась, но обувь было жаль до слез. Перерыв свои запасы, я кое-как отыскала старые босоножки на танкетке, повертела их в руках — все равно давно пора было выбросить, но они такие удобные! — прихватила зонтик и вышла на улицу.

Завод раскинулся на несколько кварталов, и работала там, наверное, не одна тысяча человек: по тротуарам, шлепая в холодной воде, плелись люди — и гомункулы, успешно смешавшиеся с сонной толпой. Смена начиналась в немилосердные восемь утра, и до первой чашки кофе административный персонал был так же сер и уныл, как и искусственные куклы, движимые чужим колдовством. Я высмотрела в людском потоке гомункула, которому подсунула записку вчера, и ускорилась, чтобы догнать его — но он вдруг остановился так резко, что на него налетела эффектная девушка со смуглой кожей и медово-русыми волосами, шедшая позади. Красавица ругнулась и, не дожидаясь извинений, обогнула «рабочего», проскочив в рамку металлоискателя на проходной.

Любой нормальный мужчина волей-неволей проводил бы взглядом изящную спину и длинные ноги, выгодно подчеркнутые ярко-алой юбкой-карандашом, но гомункул равнодушно развернулся на сто восемьдесят градусов и попер на меня, рассекая толпу. До начала рабочего дня оставались считанные минуты, и люди спешили отметиться на проходной; кого другого могло и снести потоком — но зачарованная кукла упрямо плелась вперед, не обращая внимания на тычки и ругань. От его машинного равнодушия меня продрало холодком, но позволить себе просто уйти, не выяснив, что приказал гомункулу хозяин, я не могла.

Приближаться к проходной, заполоненной народом, я не рискнула, остановившись чуть в стороне. Гомункул пер напролом, как про нитке. Он не пытался спрятаться под зонтом или накинуть капюшон потасканной темно-синей толстовки, и потоки воды стекали по сероватому лицу. Промокшие волосы облепили лоб и виски. Вода словно придала твари объема и цвета. Вчера я просто выискивала наименее жуткого гомункула, и этот показался мне подходящим: мужчина лет тридцати-сорока, с вытянутым прямоугольным лицом и не слишком загрубевшими руками — не самый приятный тип, но с таким, по крайней мере, не так страшно ехать в одном лифте или одновременно заходить в подъезд. Вряд ли колдун стал бы терпеть рядом совсем уж жуткие экземпляры вроде тех, что шли мимо — в рваных ватниках, с одутловатыми физиономиями запойных алкашей и походкой тяжело больных людей?..

По поведению гомункулы, впрочем, не слишком различались между собой. Что «пьяницы», что «усталый работяга» — просто перли по прямой, как танки, примерно с той же долей сострадания и внимания ко всем и вся на своем пути. Гомункул, которому я подсовывала записку, и вовсе протащился по диагонали через газон, хлюпая жидкой грязью, — заляпался по колено, но передо мной остановился с царственной невозмутимостью. Пошевелил челюстью, словно разминая непривычные к нагрузкам мышцы лица, и хрипло произнес:

— При всем уважении, я бы предпочла сохранить инкогнито. Если вы заинтересованы в приобретении идеального слуги, составьте в письменной форме список своих пожеланий к количеству, внешности и умениям и передайте любому из моих гомункулов. Вы получите ответ в течение дня.

Это «предпочла» и выверенная, вежливая речь настолько не вязались с обликом усталого мужчины, давно махнувшего на себя рукой, что я вздрогнула, как застигнутая за подглядыванием школьница, и бессмысленно отозвалась:

— Благодарю, но мне нужно время на размышления.

Гомункул ничем не дал понять, что услышал или понял меня. Не получив никакой записки и прямых указаний, он просто развернулся и попер к проходной — по прямой, даже не пытаясь обойти лужи и спрятаться от усилившегося дождя.

«Идеальный слуга», вы подумайте только!

— Алиса! Эй, Алиса!

Голос был мужской, сиплый, словно простуженный. Я повертела головой, но ни одного знакомого лица в толпе не увидела и собралась уже пойти домой и предложить Карине заказать-таки одного гомункула на пробу — вдруг он сумеет вывести к своему создателю? Но голос раздался снова, ближе и отчетливей:

— Алиса!

Я остановилась и оглянулась. Хвост живой очереди почти полностью скрылся в здании проходной, и площадка перед ней стремительно пустела. В стеклянной коробке автобусной остановки никого не было, и до меня, наконец, дошло.

Таласымы, как и навки, с возрастом теряли способность отходить далеко от места своей смерти. Но если навки получались из озлобленных утопленниц и потому всецело зависели от воды, то таласымы поднимались из покойников, замурованных в фундаменте здания, и их привязка была куда жестче.

А самые старые корпуса завода располагались почти в трех кварталах от проходной. Местному таласыму не оставалось ничего, кроме как окликать меня, пока я сама не подойду ближе, — или пока не отзовусь, позволив использовать саму себя как опорную точку для нави.

Лило по-прежнему как из ведра, и я, прикинув, что лучше уж отдать посторонней нежити частичку собственной силы, чем сайгачить три квартала под дождем, уже открыла рот — и его тут же зажала шершавая мужская ладонь, такая большая, что напрочь перекрыла мне кислород. Я выронила зонт и инстинктивно схватилась за чужую руку, так отчаянно стараясь оттянуть ее подальше и вздохнуть, что в панике даже не вспомнила, что дышать мне, собственно, не обязательно.

Счастливый владелец здоровенной грабли об этом не забывал ни на секунду, а потому, невзирая на сопротивление, преспокойно утащил меня спиной вперед под навес проходной — и выпустил. Я извернулась, хватаясь за сумочку и судорожно соображая, переложила ли утром перцовый баллончик… а потом выдохнула и коротко, но емко ругнулась.

Итана предсказуемо не проняло.

— Ты что, серьезно собиралась отозваться?! — пропустив мимо ушей крепкое словцо в свой адрес, возмущенно поинтересовался он. — Это же столетний таласым! Любой, кто откликнется на его зов, умрет!

Я сжала пальцами переносицу и выпрямилась, терпеливо дожидаясь, пока рассеется противный холодок в низу живота.

— Итан, я уже мертвая.

Он застыл на мгновение с приоткрытым ртом — и нахохлился, ввинчиваясь затылком в промокший капюшон черной толстовки, поддетой под привычную косуху.

— Не подумал, прости, — буркнул он, пряча глаза в густой тени капюшона. — Откликайся на здоровье.

Я машинально оглянулась. По дороге двигались машины — то застывали, то резко срывались с места, разбрызгивая лужи; дождь щедро заполнял их снова, и липы аплодировали ему трепещущей светло-зеленой молодой листвой. Таласым молчал.

— А ты что здесь делаешь? — спохватилась я после паузы.

— Беседовал тут кое с кем, — неопределенно отозвался Итан, запихивая руки в карманы. Куртка привычно скрадывала силуэт, добавляя объема. — Завел пару полезных знакомств. У меня-то вряд ли получится изобразить девочку-фанатку, жадную до новых впечатлений, так что приходится искать колдуна более логичными… то есть тривиальными методами.

Я надулась.

— Ведьму. Гомункулов делает ведьма.

Итан невозмутимо пожал плечами. Принадлежность неуловимого создателя гомункулов к слабому полу для него новостью определенно не была — он просто не хотел давать мне подсказки, чтобы я не добралась до ведьмы первой. Я почувствовала себя одураченной, но с невольным уважением к Итану ничего поделать не смогла. Кажется, в определенных вопросах на него и впрямь можно было положиться, и мне следовало быть куда более осмотрительной, договариваясь о плате за его услуги.

— Ведьма так ведьма, — легко согласился Итан и покосился на часы.

Не дожидаясь, пока он додумается до подходящей отговорки, я попрощалась сама и выскочила из-под навеса проходной. Итан, кажется, смотрел мне вслед с содроганием, но я уже бодро двигалась на север, к самым старым заводским постройкам. На территорию меня, разумеется, никто не пустил бы, но никто не запрещал подойти поближе к глухому бетонному забору — а там уже таласым должен был подобраться ко мне сам, если ему действительно было что сказать.