Идеальный слуга (СИ) - Ахметова Елена. Страница 13
Он встретил меня гораздо раньше, чем я рассчитывала, — выглянул из-за ворот заводской парковки всего в квартале от проходной. Если бы не целеустремленность, с которой таласым направился ко мне, я бы запросто перепутала его с живым человеком: самое обычное славянское лицо, округлое и румяное, русые волосы, светлые глаза; вытянутые на коленях синие джинсы, неопределенно-серая толстовка и дешевый зонтик-автомат — ничем не примечательный паренек. Охранник в будке махнул ему, как старому знакомому. Таласым на мгновение отвлекся, чтобы поздороваться, — и я вздрогнула, рассмотрев уродливый след от ожога у основания черепа.
Если до этого я еще сомневалась, что за исчезновением Веры кроется какая-то темная история, то теперь получила столь наглядное подтверждение, что поневоле начала прикидывать, как дорого мне обойдется авиабилет домой, в спешке купленный по дороге в аэропорт.
След от ожога выглядел так, словно кто-то с силой вдавил нежити в шею освященный православный крест — и тот вплавился в кожу, только чудом не пропалив тело насквозь. Вокруг отпечатка собирались белесые складки-горбики из рубцовой ткани, так что шрам напоминал кратер вулкана — крайне оригинальной формы.
— Наблюдательная девочка, — насмешливо прокомментировал таласым, подойдя ближе, и потер рубец, будто он все еще болел, не давая покоя. — Может, еще и умная?
Я нервно сглотнула.
— Впрочем, нет, — укоризненно вздохнул таласым, обходя меня кругом. Я поворачивалась за ним, как магнитная стрелка, не в силах отвести взгляд от кривоватой улыбке на совсем юном лице. — Была бы умная — не связывалась бы с тем, кто однажды уже привлек внимание охотника.
— Ты про Итана — или про себя? — уязвленно уточнила я.
— Меня охотник считает упокоенным, — ничуть не смутился таласым. — А вот от меченого я бы на твоем месте держался подальше и не делал ничего, что может привлечь внимание. У охотника с нашим братом разговор короткий.
Я уже догадывалась. Шрам под затылком говорил сам за себя.
Охотник был достаточно эрудирован в своей области, чтобы использовать все слабости таласыма против него. Атаковал в дневное время, когда заложный покойник принимал уязвимую человеческую форму; да еще подкрался со спины, заручившись эффектом неожиданности…
— Как тебе удалось?.. — я не договорила.
— Охотник хорош, но историю учил без должного прилежания, — недобро усмехнулся таласым. — На месте завода раньше было церковное кладбище. Я похоронен без молитв, но на освященном месте. Крестом меня можно изгнать, но не упокоить.
Я кивнула, принимая к сведению, и тут же нахмурилась. На таласыма охотник напал. Но Вера, если верить рассказу Итана, сама вышла из дома, позабыв обо всем… ради чего навка могла пойти против собственной природы, бросить живого мужа и уйти от воды?
— Ты видел охотника? — спросила я, отвлекшись, чтобы расстегнуть сумочку и запустить руку в потайной кармашек, и не сдержала облегченного вздоха, когда пальцы привычно скользнули по деревянному футляру.
Мой гребешок был на месте.
— Он был достаточно предусмотрителен, чтобы не допустить этого, — оскалился таласым, от которого не ускользнуло мое занятие. — Но ход мыслей у тебя верный, Алиса. Неупокоенными оставались только утопленники, но они и не возвращались домой. И мне это очень не нравится.
— А уж мне-то как! — в сердцах призналась я, прикидывая, сколько же мертвой воды успела дать Итану. Определенно больше, чем требовалось, чтобы не привлекать внимания. А если вспомнить, сколько еще буду должна, когда он все-таки найдет ведьму… о, кстати! — А ты не знаешь, кто делает гомункулов для завода?
— Нет, — пожал плечами таласым. — Но они очень кстати. Желающих работать здесь куда меньше, чем требуется для нормального производственного процесса. А нет процесса — нет средств на ремонт цехов, в том числе и того, под которым я похоронен, — заключил он. — Так что не трогай гомункулов, девочка. Займись настоящей проблемой. Или уноси ноги.
Последнее предложение не было лишено некоторого очарования, но, поблагодарив таласыма за важную наводку, я все же вернулась в съемную квартиру и долго сидела перед выключенным моноблоком, расчесывая волосы гребешком. Его мне преподнесли сестры тридцать лет назад, когда я очнулась на речном дне, — невзрачный, из тонких до полупрозрачности рыбьих косточек, он был мне дороже всего.
Если охотник действительно разбирался в своем деле, ему ничего не стоило выманить навку из дома.
Бережно убрав свой гребешок в футляр, я потянулась к телефону. Итан не брал трубку, и после второй безуспешной попытки дозвониться я сдалась и все-таки настучала ему сообщение:
«У Веры ведь пропал костяной гребешок, да?»
Он не отвечал долго. Я успела выложить новые фотографии, пробежаться по комментариям и подготовить материал для завтрашней публикации, уже всерьёз раздумывая о том, чтобы начать грызть ногти со свеженьким маникюром, когда телефон задребезжал по лакированной столешнице, вибрируя, — и тотчас затих. Экран мерцал скупым сообщением: "Занят в кофейне. Приедешь?" — и ни тебе "да, пропал", ни "какой ещё гребешок, впервые слышу". Я покосилась на моноблок, где на меня укоризненно мигал курсор посреди недописанного отзыва на экономную маникюрщицу… мученически вздохнула и пошла к зеркалу.
Не идти же к мужчине в кофейню, не освежив макияж!
Штормовой ливень плавно перешёл в нудную сероватую морось. Пахло мокрым асфальтом и влажной листвой; площадка перед подъездом полностью превратилась в лужу — мелкую, но сплошную, не оставляющую никаких шансов выбраться со двора, не замочив обувь. Я с тоской подумала, что мне определённо следовало бы расширить круг знакомств. Тогда, возможно, не пришлось бы тащиться в такую даль под дождём, чтобы было с кем обсудить свои догадки и наблюдения!
А за отсутствием толкового выбора я вынужденно поставила личный рекорд по прыжкам в длину с места (босоножки это не спасло) и бегу на время до метро.
Вдобавок, добравшись до места, я быстро поняла, что на внимание хозяина рассчитывать пока не стоит. Вдоль всей стойки тянулась пестрая очередь, и Итан метался между кофе-машиной и витриной с десертами наравне с баристой, причём выходило у них на редкость слаженно: они не сталкивались, не мешали друг другу — и успевали и улыбаться посетителям, и советовать что-то, и, кажется, даже болтать между собой. Похоже, для обоих такая работа была не в новинку.
В зале, впрочем, всё-таки нашёлся один свободный столик — на двоих, в тёмном углу между книжной полкой и тяжёлой портьерой. Стоило только усесться, как ко мне тотчас подскочила взмыленная официантка, не моргнув глазом приняла заказ ("двойной скинни латте без сахара и вон того лося из-за стойки, можно с брусничным соусом") и умчалась к терминалу. Я даже привстала, чтобы рассмотреть, как именно она собирается внести вторую часть заказа, но именно в этот момент Итан заметил меня и с виноватым видом поднял ладонь вместо приветствия. Я помахала в ответ, а когда снова посмотрела в сторону терминала, официантка уже упорхнула на другой конец зала и любезно втолковывала что-то пожилой даме с рукой на перевязи.
Мой кофе принесли уже через пару минут. Официантки ещё хватило на вымученное: "Приятного отдыха", — но спросить, где же вторая часть моего заказа, я не успела: добросовестная труженица уже мчалась с меню на перевес навстречу новому посетителю.
Итан подошёл только полчаса спустя, когда потолок кофеманов несколько поредел, а я успела заскучать. С собой он нёс огромную чашку с привычным гуарановым мазутом и внушительную бутылку с темно-вишнёвым содержимым — его, впрочем, оставалось меньше трети.
— А это что? — озадаченно спросила я, когда Итан торжественно водрузил бутылку в центр стола и сел напротив, с усталым вздохом вытянув ноги.
— Как что? — наигранно удивился Итан и развернул бутылку этикеткой ко мне. — Брусничный соус!
Кажется, официантке тоже нельзя было отказать в чувстве юмора.