Трудно быть феей. Адская крёстная (СИ) - Россо Ея. Страница 26

— Тш-ш… Не реветь, всем по домикам спрятаться, — зашептала Хранительница, едва в себя пришла. — Сидите тихо, авось, беда минует. Не шуметь, не реветь, не пищать. Ягу на помощь позовем, вернем нашу Эллочку, — раздав тихим голосом указания, велев старшим утащить младших, зверям попрятаться по норам и запасаться теплыми лежанками, одеялами и пропитанием про запас, домоправительница ткнула в бок застывшего Дубовода.

— Ась? — отмер старый леший и торопливо закивал головой, слушая указания Чоморы: за зверьем лесным проследить да помочь подготовиться к холодам.

А сама почапала в покои королевские, слезы жгучие утирая и про себя причитая: «Ох беда-беда, зима лютая! Что же делать. Делать-то что?! Вестника к Яге слать надо срочного!» — осенила мысль хранительницу, быстро слезы она отёрла, спину выпрямила и, чеканя шаг как зайцы на весеннем параде, пошла к королеве своей. Назвать Эллочкой ту, что сейчас приказы приказывала да тишины требовала, язык не поворачивался.

— Не поможет вам Яга, обещаю, — ведьма рукой взмахнула и отражение пропало. — Письмо они писать собрались. Ха. Поздно молоко пить, когда оно скисло, — колдунья от зеркала отошла, в окошко выглянула, рукой махнула, лису подзывая.

Рыжая скользнула к двери и уселась, хвостом пушистым обернувшись, хозяйку поджидать. Спустя время колдунья вышла на крыльцо, нацепила кулончик янтарный на лисью шею, указания шепнула на ушко и отправила охотницу в путь-дорогу.

Лиса белым пушистым кончиком взмахнула, следы заметая, и была такова. А ведьма в дом вернулась да сумки собирать начала.

— Пора к крестнице наведаться, давно, пора, — выбирая наряды, пританцовывала колдунья. — Столько лет не виделись, поди скучала за мной, — ехидничала интриганка, укладывая скляночки-баночки со снадобьями магическими.

Уложив и упаковав вещи, в дорогу отобранные, черноволосая и черноглазая девица с губами вишневыми крупными, с чертами лица тонкими аристократическими остановилась напротив зеркала магического, улыбнулась и нежно пропела:

«Свет мой, зеркальце, скажи,

Да всю правду доложи,

Я ли на свете всех милее,

Всех румяней и белее?»

Золото стекло бликами заиграло, просыпаясь. Вспыхнуло огнем солнечным, озаряя просительницу, и ответило:

«Ты прекрасна, спору нет.

Обойди весь белый свет —

Краше ведьмы не найдешь,

Не живет сейчас нигде

Ни одна под стать тебе.

Но как только снег сойдет,

Красота твоя уйдет».

— Заткнись! — завизжала колдунья и ногами затопала. — Сколько раз тебе повторять — не сойдет снег, не сойдет!

«Но как только снег сойдет,

Красота твоя уйдет,

До весны не доживешь,

Если власть не обретешь,

Навья магия сильна,

Заберет с собой тебя».

— За-ат-кнись! — разъяренная ведьма схватила тяжелый кубок, и чуть было не швырнула его в магическое зеркало, да опомнилась вовремя, в стену кинула. Брызнули осколки, а стекло продолжило равнодушно:

«Зеркало кто разобьет,

В мир зеркальный попадет,

Оживет в нем вещим духом,

Знать не знаю, но по слухам

Семь столетий, семь годков

В зазеркалье проживет.

Лишь найдя себе замену

Выберется он из плена».

Колдунья взвыла и выскочила из светлицы на улицу, отдышаться. Черные молнии полыхнули над лесом непроходимым. Звери-птицы попрятались от хозяйки земель заповедных по норам и гнездам. Страшна в гневе ведьма. Ярость ум её затопляет, оттого всякие разные неприятности в окрестностях происходят: то река из берегов выйдет, то водяной ополоумит и давай всех на дно тащить без разбору. То болотные духи народ пугать начинают, запутывают да в топь заводят. А уж если умертвий лесных поднимет хранительница леса в бешенстве, то ни живым, не мертвым покоя не будет.

Оттого уже годков десять, с тех пор, как магичка поселилась с лесу, опустели деревеньки близлежащие, сбежали жители кто куда: кто в город столичный подался, кто и вовсе в края иноземные сбежал.

Застонал вековой лес, ветки тяжелые от бури роняя. Заскрипели стволы вековые, пытаясь напор выдержать. Русалки лесные под корни попрятались. Водяные глубже в тину зарылись. Леший да духи лесные малые в пеньки позабивались.

— Матушка-а-а-а! Помоги! Дай сил выдержать, месть завершить! За тебя отомстить! — простонала в голос ведьма, воя от ярости, шаровыми молниями раскидываясь.

Вспыхнули огоньки голубые, побежали по частоколу, круг замыкая, избу и двор освещая. Скрипнули ворота, показался в них черный всадник на черном коне. Ведьма злобно зыркнула в его сторону, рукой махнула, волосы оправила, в себя приходя, и в дом пошла. Наездник, с жеребца не слезая, за избу заехал и сгинул с глаз долой.

Успокоилась колдунья, и лес в себя пришел. Звери-птицы из нор выбрались, на ночь звездную полюбоваться. Магичка вещи собрала, на зеркало покрывал накинула, вышла из светлицы, за угол зашла и вслед за всадником исчезла из виду, словно не было ее тут никогда.

Затихло подворье. Лишь мыши в подполе зашуршали, в делам домашним приступая. Да огни голубые в черепах на частоколе ярче загорелись, освещая поляну перед избушкой и кромку леса заповедного.

С шумом и гамом, медведями и скоморохами вернулась со столичных улиц свадьба разгульная царская. Государь Ждан I Неотразимый гостей не встречал, из кабинета своего не вышел. Через домовенка передал Бабаю Кузьмичу, чтоб гостей поили-кормили со двора не выпускали.

И покатилась свадьба разгульная хмельным веселье дальше. Царица молодая сбежала в свои покои, в порядок сея привести, отдохнуть малость от подхалимов пьяных, доброхотов разных. Кто только не старался перед государыней хвостом мести: и боярыни, и графини. Герцогини заморские и те не брезговали сплетнями старыми Зинаиду порадовать.

Царица на ус мотала, улыбалась и слушала. Приметила, однако, что рок-кот Баюн, Соловей с женой своей красавицей в ближнее окружение не рвутся, слухами да сказками делиться не спешат. А имя-то соловьиное раз за разом в истории с женитьбой государя на королеве леса Вечного всплывало. Смутные сомнения терзали сердце молодое, девичье. Уж и подзывала царица Горынью Змеевну, словами ласковыми разговоры вела. Да на тропку нужную так и не вывела.

Красавица Горынья улыбалась нежно в ответ, головой кивала, отвечать — отвечала. Да только толку с ответов тех как с козла молока. Вот уж верно в народе говорят: порода змеиная, что не слово — то десяток в ответ, да все такие простые, что крупицу истины и не выищешь. Ни тебе да, ни тебе нет. После беседы такой голову три дня ломать будешь: где правда в том разговоре, а где истина. Да и есть ли она там?

Соловья так и не дождалась в колеснице своей свадебной молодая царица на беседу. Сам бывший разбойничек за милостью государевой не шел, а дозваться через слуг верных и льстивых не смогла Зинаида балагура и весельчака. Со скоморохами да шутами впереди поезда царского свадебного вместе с котом Баюном отжигал Одихмантьев сын так, что гостюшки дорогие животы надорвали, на чудачеста этих двух клоунов глядючи.

И это намотала царица на ус, а чтоб не забыть, велела служанке верной в блокнотик занести, чтобы на досуге оценить-прикинуть, да подумать обо всем, что на свадьбе собственной заприметила.

Вечереть стало, когда свадебная орда к дворцу повернула. Гости некоторые успели и напиться, и проспаться по два раза за время пргулки незапланированной. Ко двору добрались, вздохнула Зинаида было с облегчением, да не тут-то было. Царев приказ: петь-пить-плясать до утра вплоть до особого распоряжения. И понеслось празднество с новой силой по столам пиршественным заново.

Молодая жена праздник покинула, в опочивальню отдохнуть, мужа повидать отправилась. Дойти до порога не успела, как нашептали её бабки-няньки придворные, мол, государь из кабинета с зорьки утренней не выходил. Только и видно, что ему закуски туда заморские таскают, да вино молодое красное. Царица с улыбкой выслушала наушниц, кивнула благосклонно да к себе пошла. Сплетницы растерялись, зашушукались и понеслись по дворцу сплетню новую разносить: обиделась, мол, кровно царица наша Зинаидушка на мужа-государя своего, теперь развода требовать будет. Ой, люди добрые, беда-огорчение, полцарства оттяпает как пить дать!