Улей (СИ) - Тодорова Елена. Страница 18

— Спасибо, мама, — сдержанно благодарит она, хотя и понимает, что мать, перекручивая действительность, в первую очередь защищает честь семьи, нежели ее личные интересы.

— Ева — молодец, — надменно хмыкает Круглов-старший и привычно поглаживает короткие аккуратные усы. — Она умеет жить для себя.

Девушке хочется его ударить. Она чувствует, как со всех сторон ее зажимают в тугие рамки. Ощущает на своих усталых плечах груз такого давления, что в одно мгновение ей кажется, будто у нее реально переломится позвоночник.

Смотрит на Кругловых, на мать с отцом, и поражается тому долбанному фальшивому идеализму, который они навязчиво демонстрируют, как ячейки общества. Только при этом замечает эмоциональную усталость, проявляющуюся в углубившихся морщинках матери. Видит в Ирине Петровне гордую, но патологически несчастливую женщину. Виталия Ивановича воспринимает никчемной пустой оболочкой, способной принимать требуемые ситуацией формы. Никиту — испорченным и высокомерным дебилом.

«Да простит меня Антон Эдуардович за нелицензированную постановку диагноза».

Но, самое страшное, в собственном отце уже много лет видит ослепшего безумного карателя. Властного и жестокого социопата.

Комок нервов сдавливает горло Евы, и она отворачивается, стараясь отгородиться от негативных эмоций. Бесцельно бегает глазами по чванливому панству и застывает.

Воспроизведение ее монохромной жизни останавливается, едва она встречается взглядом с Адамом. Люди вокруг превращаются в безликие пятна. Только пол под ногами продолжает вращаться, вызывая у нее странное головокружение.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Титов заговорщицки подмигивает Еве и откровенно ее оценивает.

Белое волнообразное платье, доходящее до середины ее бедер, создает непривычно нежный и невинный силуэт. Волосы, сплетенные в пышную причудливую косу, наконец-то, смотрятся превосходно. А минимум макияжа на лице подчеркивает юный возраст девушки.

Незнакомая версия дикарки Евы. Оригинальный чертеж четы Исаевых.

К собственному изумлению, Адам покупается на эту визуализацию. Его тело неуловимо раскачивается, будто на судне в призрачный штиль. А желудок, от незнакомого нервного волнения, скручивается в сотни морских узлов.

Ева Исаева — его самый опасный эксперимент. Но он безумно хочет его завершить.

Цепляя на лицо нахальную ухмылку, преодолевает расстояние и, без колебаний, расторгает привилегированное кольцо собравшихся.

Все, кроме Евы, застывают на нем рассеянными взглядами. Черный безупречный костюм и прирожденное высокомерие на лице Адама не позволяют им отнестись к нему с моментальным пренебрежением. Воспитанные чваны пытаются припомнить его имя, но, по понятным причинам, не могут этого сделать.

— Добрый вечер, Павел Алексеевич, — расточая самодовольство, уверенно здоровается Титов. — Ольга Владимировна, — целует женщине руку и поворачивается к ее дочери, своему временному тайному сподвижнику. — Ева, — ласково произносит ее имя, — душа моя.

Она делает шаг вперед и прижимает губы к его щеке.

— Простите… — грубо вмешивается Павел Алексеевич, недовольным взглядом оценивая положение дочери в руках незнакомого ему человека. — Мы знакомы?

— Нет, — Адам дает Еве отстраниться, но не выпускает ее ладонь из своей руки. — Не представлялось возможности.

— Надо же… — Ольга Владимировна заученно и холодно улыбается. — Тогда, позвольте узнать ваше имя.

Адам растягивает губы в ленивой ухмылке и, выдерживая паузу, поворачивает лицо к Еве. Подмигивает ей и в каком-то мимолетном подшкурном порыве касается пальцами ее подбородка.

Девушка улыбается, заговорщицки сверкая черными глазами. Титов осознает, что ее улыбка полностью фальшивая, только в эту секунду она так сильно ему нравится, что его сердце ускоряет свой бег.

Обращая взгляд к теряющим терпение Исаевым, боковым зрением ловит приближение еще одного собеседника — своего изумленного отца.

— Адам Титов, — позволяет им взвесить эту информацию. Ощутить ее полновесно. — А вот и мой отец — Терентий Дмитриевич Титов, — небрежно представляет он. — Хотя вы, наверняка, знакомы, — тихо смеется, забавляясь оторопелой реакцией собравшихся. — Только не делайте такие убитые морды. Это предсказуемо. Давайте, удивите меня. Окатите по-настоящему хорошим воспитанием.

Ненависть, с которой Исаевы взирают на Терентия Дмитриевича, а он в ответ — на них, просачивается в воздух густым удушливым смрадом. Еве не хватает кислорода, чтобы сделать следующий вдох. Рассматривая лицо своего разъяренного отца, она дышит поверхностно и шумно.

— Адам, — тихо окликает его отец. — Что ты делаешь?

— Что происходит? — практически одновременно с ним цедит Павел Алексеевич, покрываясь неровными красными пятнами.

Ответов не последовало.

Гримасничая и задорно двигая подбородком в такт музыке, Адам увлекает Еву в сторону танцующих пар. Весело хмыкая, сжимает девичью ладонь у своей груди и раскачивает ее в медленном танце.

— Исаева… — мягко зовет он. — Расслабься и получай удовольствие.

Она изящно виляет бедрами и смеется, слегка откидывая голову назад. Забывает о том, что с другого конца зала за ними неотступно и остервенело наблюдают. Вычеркивает из памяти, как накануне до горечи опустошала свой желудок и судорожно рыдала в своей комнате, размазывала по лицу красную помаду.

Поднимает руку выше и обхватывает Титова за шею.

Он скользит освободившейся рукой по ее спине и смыкает за ней пальцы. Смотрит на чистые губы Евы и темнеет взглядом, но продолжает улыбаться. Пользуется тем, что в танце может без вопросов к ней прижиматься. Скользя руками по мягкой ткани платья, изучает плавные изгибы девичьего тела.

У девушки появляется необъяснимое чувство, словно ее душа вверх улетает, такой невероятный восторг она ощущает. Адам не пытается ею руководить, не задвигает ее на задний план, не пользуется ее положением. Он просто полностью сосредоточивается на ней, и это радует Еву больше всего происходящего.

Она буквально заставляет себя сосредоточиться на их миссии, и посмотреть в сторону отца.

— Кое-кто выглядит очень напряженным, — произносит Адам, перехватывая ее взгляд. — Того и гляди, огненный пар из ноздрей повалит.

Ева расчетливо кивает.

— Выжмем максимум из его эмоций.

— Будешь должна мне.

— Я знаю.

— Готов признать, твой отец похлеще моего будет. Такой тугой самодур. Но все-таки… Зачем ты это делаешь? Зачем злишь его?

— Мне так хочется, — уклоняется от ответа девушка.

— Почему тебе так хочется? За что ты его ненавидишь?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Я не ненавижу его, — слабо отрицает Ева, встречаясь с Адамом взглядом. — Я хочу свободно жить. Ты — мое восстание.

— Восстание? Да, ты обратилась по адресу. Только, сама подумай, Исаева, твой отец не исправится лишь потому, что ты этого хочешь, — серьезно выдвигает свои наблюдения Титов. — Иногда кровные узы способна разорвать только смерть.

Слыша эти хладнокровные слова, и понимая истинный посыл Адама, Ева невольно вздрагивает.

— Я знаю.

Хотя, на самом деле, тяжело принимает эту информацию.

— Почему они так друг друга ненавидят? — хмуря брови, размышляет дальше Титов. — Это не просто конкуренция. Тут зарыта большая и грязная собака.

— Так давай ее выроем, — беспечно предлагает Ева.

Парень кривит губы в издевательской усмешке.

— Боюсь, ты забыла, девочка, мы не вместе, — безразлично доносит он, а девушка фыркает ему в ответ. — У нас временное соглашение. Дальше каждый сам по себе. Наша война никуда не исчезла.

— Так говоришь, будто это я звоню, и пишу сообщения. Готова спорить, Адам, ты уже сходишь по мне с ума.

Он смеется.

— Я и без тебя нормально схожу с ума, душа моя.

— Нет, Адам, — подмигивает. — Без меня совсем не то. Без меня тебе уже не будет вкусно.