Тот, кто меня купил (СИ) - Ночь Ева. Страница 39

Эдгар в большие ладони набирает гель для душа и начинает меня мыть. Всё теми же обволакивающими движениями. По шее, ключицам, плечам, груди, животу. Он моет каждую руку, не пропускает пальцы. Отбрасывает тяжёлые от воды волосы и проходится по спине. А затем руки его спускаются ниже. Пальцы пробираются между ног и гладят, гладят меня до тех пор, пока я не достигаю пика.

Я бьюсь в его руках, содрогаюсь, сдерживаю стоны. Он такой щедрый любовник. И такой скупой муж. На эмоции. На знаки внимания.

Нет-нет, я не жалуюсь. Он умеет делать приятное. Но всё, что он делает, измеряется в деньгах. Умеет покупать. Умеет дарить. Не умеет делиться своим.

Я затихаю. Ловлю его руку. Целую в сердцевину ладони. Мне лениво шевелиться. И не хочется заниматься любовью в воде. Он, наверное, ловит моё настроение, как зверь. Слишком чутко. Идеально. И от этого становится страшно: он спрятан от меня, а я — нараспашку. Голая не только снаружи, но и внутри.

— У меня здесь отличная кровать. Огромная, — жарко шепчет он мне в ухо.

— Потом. Обязательно, — говорю и пересаживаюсь к нему лицом. Оплетаю его ногами. Соприкасаюсь. Будь моя кожа нежнее — получила бы ожоги от нашей близости. — Я хочу тебя помыть. Тоже.

Теперь я набираю в ладони гель, пахнущий морем и морским бризом. Холодный мужской запах. Его. Очень подходит.

У Эдгара темнеют глаза. Он смотрит на меня не отрываясь. Не моргает и почти не шевелится. Я тоже умею колдовать. И кружить ладонями, задевая соски. И касаться налитых мышц. Жаль, он даже щекотки не боится.

— Испытываешь меня на прочность? — голос у него низкий и очень опасный. Где-то там прячется хрипотца, которая нравится мне очень-очень.

— Да, — улыбаюсь и закрываю глаза. Если ему не хочется это сделать, то мне необходимо. Так острее. Так приятнее. И в этот момент вода начинает бурлить. Я взвизгиваю от неожиданности и хохочу.

— Джакузи, — приподнимает брови Эдгар и, притягивая к себе, начинает меня целовать. — Может, всё же переберёмся в спальню?

Я не возражаю. Он кутает меня в махровую простынь и несёт на руках. И позже, много позже, когда мы лежим расслабленные и удовлетворённые, я всё же думаю о детях. Эдгар снова ловит мои мысли. А я не удивляюсь этому. Верю: он может. Только он.

— Понимаю: может, здесь не очень по-твоему всё устроено. Но тебе захотелось, чтобы мои братья и сестра не остались за бортом жизни. Я не привык, чтобы у меня топтались на голове. Поэтому ты приспособишься.

Я поднимаюсь на локте и смотрю на него. Он лежит и пялится в потолок. Серьёзный и снова замкнутый. Человек-скафандр.

— Это означает «да»? Ты заберёшь их, Эдгар?

— Это означает, что они пока поживут здесь. А потом будет видно.

Но мне этого достаточно. Я кидаюсь ему на шею и целую. Мне так много хочется ему сказать, но не могу. Хочется что-то обещать, клясться, держа руку на сердце. Но вместо этого я пытаюсь хотя бы телом выразить свою благодарность.

Он хватает меня за запястья и опрокидывает на спину. Нависает грозно, как скала.

— Не надо ничего, слышишь? Благодарность такая ни к чему. Я сделал это не потому что ты просила. Так решил. И всё. И тебе не нужно ради этого торговать своим телом.

Он бросает меня резко. Встаёт и уходит прочь. А я смотрю в закрытую за ним дверь, и по щекам моим катятся слёзы. Тихие, как летний дождь. Горькие, как полынь. Только что он обидел меня. Но, может, я это заслужила?..

41. Эдгар

Я противен сам себе. Каждый раз делаю ей больно, как только она тянется ко мне. Это способ её оттолкнуть? Браво. Я прекрасно с этим справляюсь.

Это выше меня. Она рядом — такая нежная и доступная, такая желанная, как ни одна женщина в моей жизни. Она досталась мне невинной, а я вдруг ревную к тому, что в её жизни может быть ещё кто-то, мифический, к кому она точно так же может потянуться, выразить бурную радость.

Мне ли не понимать: её переполняли эмоции. Она хотела их выразить, как могла. Без слов. Без лишних дурацких слов, которые часто ничего не значат. Вспышка. Ревность. Объятый пламенем мозг. Хлестнул её жестоко и ушёл. Оставил истекать кровью от раны нанесённой обиды. Что она делает сейчас, в огромной холодной спальне, в которой единственный свет — она?..

Её нет слишком долго. А я чересчур горд, чтобы приползти назад и зализать нанесённое мною же увечье. Холодно. Я голый. Холодное нынче лето. А может, это потому, что нет её рядом. Она сейчас за тысячи световых лет от меня. Плачет, наверное.

Когда я слышу её лёгкие шаги, готов выдохнуть с облегчением. Нежные ножки шлёпают по кухонному кафелю. Ей так много всего надо. Тапочки, например, чтобы не мёрзли ноги. Домашний халатик. Два, три. Десять. Разные, на каждый день. И тёплые, махровые, после душа. И лёгкие, чтобы колдовать на кухне. Она же будет готовить. Для меня. Или для детей.

Я оборачиваюсь резко. Она замирает, готовая метнуться назад. Завёрнутая в атласную простынь, моя жена прекрасна. Влажные волосы всклокочены. Фен нужен. И набор расчёсок. Разных. Чёрт.

— Подойди ко мне, Тая.

У неё покраснели веки и носик. Плакала. Ядовитая змея у меня в груди широко разевает пасть и запускает зубы прямо в сердце. Как-то раньше я не замечал, чтобы женские слёзы меня трогали. Наоборот: эти слабости всегда бесили и раздражали. Сейчас я готов выпрыгнуть в окно, лишь бы не видеть её заплаканное лицо.

— Посмотри на меня, — командовать легче всего. Тая послушно поднимает глаза. Безжизненная кукла, сломанная мною. И я должен сделать что-то, чтобы срочно её оживить, реанимировать.

— Будут команды «сидеть» или «лежать»? — неожиданно язвит она. — А может, «к ноге»?

— Попроси у меня чего-нибудь, — не обращаю внимания на её вспышку. Мне сейчас срочно нужно, чтобы она получила хоть какую-то компенсацию. Просить прощения я не собираюсь. Нет.

Тая распахивает глаза. Рот у неё округляется изумлённо. На лице одна за другой сменяются эмоции.

— Ещё одну шубку? Манто? Бриллианты? А может, ты подаришь мне машину с личным водителем?

— Запросто, — я сейчас серьёзен. Я ей бы и космический корабль подарил, если бы смог.

— Я тебя разорю, Гинц, если каждый раз после того, как ты меня обидишь, буду требовать что-то взамен униженной гордости. И, ты думаешь, я именно такая, да? Легко предлагаю своё тело взамен услуги. Бессовестно требую материальных благ, как только кто-то рядом облажался? А ты свалял дурака, Гинц.

— Эдгар, — напоминаю собственное имя. Хочу слышать его в её устах. — И не требовать, а просить. Есть разница.

— Хорошо, — вдруг покладисто соглашается она. И я напрягаюсь. Потому что уверен: сейчас она попросит, и я должен буду исполнить её желание. Не уверен, что это будет легко. Возможно, иногда проще просить прощения всё же?..

— Ты поговоришь со своим мерзким Севой. И попросишь его оставить Синицу в покое. Лину Синицу, подругу мою. Свидетельницу нашу. Он забил ей голову своей харизмой и… сам знаешь чем. Она завалила экзамен сегодня. Я не знаю, зачем он это делает. Зачем ему Линка? У него таких, наверное, пачками.

Сева и её подружка? Шебутная такая девица? Я моргнул от неожиданности. Та самая новая овечка? Из-за которой он не хотел в командировку ехать? Я что-то упустил. Но он и впрямь не совсем адекватен в последнее время. Как-то не до него было. Мама. Новости. Женитьба, где я играю роль мужа для девочки, которая терпит меня рядом с собой, потому что ей нужно отдать мне долг. Потому что ей некуда деваться. Я купил её у тётки. Я делаю всё, чтобы жизнь её была прекрасной и невыносимой одновременно.

— Я поговорю с Севой. Боюсь, я не тот человек, которого он послушает. Но я сделаю всё, что в моих силах. Обещаю. А теперь иди сюда.

Тая делает осторожный шажок назад, но я ловлю её — куда ей со мной тягаться. Она пищит, когда я прижимаю её к себе. Две горячие ладошки упираются в холодную грудь. Атласная простынь красиво скользит по изгибам её тела и падает к нашим ногам.