Тот, кто меня купил (СИ) - Ночь Ева. Страница 41

— А вот это низко и грязно, — смотрит он на меня холодно. — Запрещённый удар ниже пояса. Можно подумать, меня это остановит. Я умыкну её отсюда вслед за собой, поверь. В любую тьмутаракань.

— Неплохо, — соглашаюсь, — будете жить бедно, но счастливо. Почти семейно.

Сева вдруг оживляется, смотрит на меня с интересом.

— Неужели она так хороша, а, Гинц? Твоя маленькая жена? Ради любой другой ты бы не стал даже говорить об этом. Признайся: она схватила тебя за яйца и держит в своём кулачке жёстко, да? Что она вытворяла с тобой в постели, что ты сейчас распинаешься ради какой-то незнакомой и абсолютно безразличной тебе девки?

— Мелехов, — голос мой опускается в глубины ада, — ещё один прыжок в сторону моей жены, и царапины на щеке покажутся тебе украшением из бриллиантов.

— Ладно-ладно! — поднимает он руки вверх, но по глазам вижу: он не сдался, а лишь предпочёл стратегически отступить назад. — Ссылка так ссылка. Подумаешь. Может, это и к лучшему. Иначе я не остановлюсь. Ты же знаешь: я натура увлекающаяся, впечатлительная, без тормозов.

Пусть ваша Синица сдаст свою дурацкую сессию на своём унылом философском факультете, а дальше будет видно. Но я ничего не обещаю, ладно? Отправь-ка меня на месячишко-другой за границу. Поучиться там, или ещё что. Придумай. У тебя это хорошо получается, Эд.

Отдохну, развеюсь, поизучаю местные достопримечательности, — он недвусмысленно очерчивает руками грудь и бёдра, рисуя в воздухе женскую фигуру. Вот же козёл ненасытный. — А там, глядишь, остыну, может быть. Но недельку-другую дай мне в запасе, а? Тут дела подтяну, тебе послужу. Там же скоро бал, все дела. Не хотелось бы тебя на произвол судьбы бросить в ответственный момент.

Он юлит и выигрывает время. Пытается меня задобрить, надеясь, что пока суть да дело, я закручусь и забуду о его фестивале с Таиной подругой. Сделаю и я вид, что соглашаюсь с его доводами. Тем слаще будет мой триумф. Нескольких дней хватит, чтобы его отправить куда подальше. Пусть девчонка в себя придёт да сессию закроет.

— Договорились, — я делаю вид, что не замечаю протянутой для скрепления договора Севиной руки. Погружаюсь в бумаги, пытаясь показать, что слишком занят, а разговор исчерпан. Сева, потоптавшись, уходит, насвистывая.

Я смотрю ему в спину. Руки в карманах. Походка лёгкая. Истинный геморрой в штанах. Но нас с Севой слишком многое связывает, чтобы я от него избавился. Да и пользы от Мелехова больше, чем вреда. А некоторые особенности характера и поведения можно и потерпеть.

Пытаюсь успокоиться и абстрагироваться. У меня ещё встреча с матерью. Я не готов с ней снова свидеться, но выбора у меня нет. Нелёгкий шаг. Непростое решение. Но выхода уже нет. Есть только чёткое понимание, куда двигаться дальше.

До встречи полчаса. Я больше не пытаюсь делать вид, что изучаю важные документы. Слава богу, не перед кем строить большого босса.

Я сажусь в кресло, расслабляюсь, прикрываю глаза. А затем делаю то, что и не собирался: звоню Тае. Сейчас, как никогда, мне нужен её голос. Её поддержка, её силы.

43. Тая

Они похожи на двух старичков, когда Гинц заводит их в огромную холодную квартиру. Два маленьких потерянных гномика. Бледненькие и худые. Синюшные, как цыплята в захудалом магазинчике.

Мальчик и девочка, что держатся за руки так, будто весь мир враждебен, и нет ничего важнее, чем их единение, которое позволяет им выжить. Расцепи их — и по одиночке они погибнут. Исчезнут. Растворятся в слишком жестоком окружении.

Я не сразу замечаю ещё одного персонажа этой пока ещё мне непонятной семейной драмы. Юноша. Высокий, стройный, симпатичный. Я заглядываю в его глаза и задыхаюсь. Они так похожи с Эдгаром, что невольно закрадывается сомнение: а так ли мой муж похож на своего отца, как утверждает? Ведь с этим мальчиком они почти одно лицо. Только годы разнят их. Мой — более зрелый. Брат его — слишком молодой. Но он уже взрослый, а поэтому подождёт.

Я присаживаюсь на корточки перед младшими.

— Давайте знакомиться? Меня зовут Таисия. Можно просто Тая.

— Я Марк, а это Настасья, — очень серьёзно представляется маленький брат Эдгара.

— Вы настоящие двойняшки, правда?

— Неправда, — возражает мне Марк-старичок. — Мы с Настасьей не двойняшки. Я старший. Она младшая.

Я беспомощно смотрю на Эдгара, а он только разводит руками.

— Всё время путают. Я на десять месяцев старше. Но мы всё время вместе. И в школу в один класс ходим. А Леон уже взрослый. Он в институте учится.

Марк поворачивается к старшему брату. Леон. Мама Эдгара продолжила традицию и наградила сыновей экзотическими именами. Жаль, что мне так и не удалось увидеть её.

Дети налегке. С ними нет вещей. Только то, что надето. Ни сумки, ни чемоданов. Это немного сбивает меня. Неужели Эдгар взял их на время? Адаптироваться или познакомиться?

— Ну, что? Пойдём квартиру рассматривать и обживать? Я покажу ваши комнаты.

Да, я сделала это: приготовила для двойняшек, то есть для Марка и Насти, комнаты. С интерьером я ничего поделать не смогла — он так и остался холодно-тусклым, мужским, но шторы я поменяла, постельное бельё — тоже. Купила специально детское, с яркими Винни-пухами и воздушными шарами. И по цветку на каждый подоконник поставила.

Я не спрашивала у Эдгара разрешения. Но не убьёт же он меня за самоуправство?

— Нравится? — спрашиваю у малышни.

— Нам бы вместе, — хмурит брови Марк. — Мы привыкли.

— Что-нибудь придумаем, — обещаю, хотя не уверена, что мальчик и девочка должны спать в одной комнате. Но, наверное, поначалу это будет правильно. Чужой дом. Чужие люди. Им и так нелегко.

Настя совсем не похожа на брата. Худенькая, меньше ростом. А на голове — пушистое облако из рыжеватых завитков. На носу — россыпь веснушек. И глаза у неё зелёные. У Марка — голубые. Как у Леона. Как у Эдгара.

О старшем я как-то не подумала. Речь о том, что Эдгар заберёт всю троицу, не шла. Я и не надеялась, что он приведёт в дом всех. Но это случилось. Лихорадочно думаю, как исправить ситуацию.

— Твоя комната, — ведёт по коридору брата Эдгар. Он подумал. Наверное, решил всё заранее. А может, просто знает, как лучше.

И старший, и младшие неловко замирают посреди коридора. Никто из них не решается заходить в комнаты. И снова Эдгар принимает решение.

— А пойдёмте-ка в кухню, — предлагает он и первым делает шаги в сторону самой тёплой комнаты в доме. Там и правда немного лучше. Можно сказать, душевнее.

Я подталкиваю слегка Марка и Настю, показываю головой направление Леону. Он смотрит на меня не отрываясь. Лицо-маска без эмоций. И снова я чувствую, что мне не хватает воздуха: как же он похож на Эдгара!

Леон и Настя не проронили ни слова. Со мной общается только Марк. И это кажется мне странным. Я не ждала ни восторгов, ни радости. Но тотальное молчание угнетает.

Дети усаживаются на стулья, что велики им, и одинаково складывают руки на коленях. Снова на ум приходит сравнение со старичками.

Не знаю, может, мать у них и кукушка, но одежда что на детях, что на юноше хорошая, добротная. Чистая и выглаженная. И детишки не выглядят запущенными: у старшего и младшего хорошие стрижки. У Насти — браслетик на руке. Простенький, но всё же это украшение. В ушах поблескивают серёжки. Золото. Наверное, это золото. Крохотные совсем шарики, но всё же.

Они выглядят измученными — да, но очень чистыми и аккуратными — тоже да. Не нищие и не бездомные. Впрочем, мать вполне могла за ними следить и ухаживать. Но маячащая впереди личная жизнь заставила её изменить судьбу детей. У меня двоякие чувства. И я ничего не могу с этим поделать.

— Я знаю: нам всем сейчас нелегко, — голос у Эдгара спокойный и рассудительный. И не холодный. У меня сердце в груди бьётся неспокойно, но его вот эта уверенная речь подбадривает и даёт силы. — Так получилось. Нет ничьей в том вины. Я не прошу меня любить. Но хочу, чтобы вы уважали и меня, и Таю. И пытались приспособиться к новой жизни. Постепенно будет всё. Мама пообещала, что все привычные и дорогие вам вещи она соберёт. Остальное появится постепенно.