Дело всей жизни (СИ) - "Веллет". Страница 182

Шэй с досадой мотнул головой и попятился, чтобы не быть замеченным. Он еще не успел осознать и обдумать всего, но некоторые детали заставляли скорректировать неясные планы, с которыми тамплиер Кормак прибыл в королевский дворец. И Шэй медленно произнес:

— Вы вряд ли об этом знаете, граф, но мсье Дориан занимается в своей организации делами мирными. Он, конечно, прекрасно владеет оружием, но оставшись вдовцом при живой жене, отказался от специализации убийцы. Это… данные нашей разведки. Но раз сюда он прибыл с оружием, значит, готов пустить его в ход. Вам стоит уйти. Дело становится слишком рискованным.

— Но нельзя же остановиться сейчас! — граф Сен-Жермен гневно сверкнул глазами. — Вы готовились к этому, я готовился… Да я же собственными глазами видел, как он то и дело тянется к потайному карману на поясе! Ваш артефакт здесь, и герцог тоже здесь! Неужели вы готовы отказаться от своих планов только потому, что у вашего противника с собой пара железок?!

— Разумеется, нет, — усмехнулся Шэй. — Просто наш план стоит слегка поменять. Вы не будете разговаривать с мсье Дорианом — и опасно, и незачем. Я достану артефакт сам.

Он не стал слушать возражений и снова заглянул в галерею. Шарля он некогда видел мельком, но полагаться на память не мог. Оставалось отыскать его, пользуясь чутьем и опытом. И Шэй медленно вошел в зал. Мадам Жюли проводила его взглядом, но явно напряглась и даже раскланялась с дамами, отступая в сторонку и скрывая за веером тревогу.

Шэй шагал по галерее, слышал обрывки разговоров, непринужденно вливался в беседующие компании, но никого похожего и подозрительного не видел — ни с оружием, ни по описанию… А самое главное, молчало чутье.

И только тогда, когда он достиг конца галереи, вдруг услышал голос — и понял, что не забывал его никогда. Тот самый человек, который когда-то беседовал в Шантелу с Этьенном, был за дверью, совсем рядом. Сейчас он говорил совсем иначе, обрывисто и тревожно, но это точно был он. Шэй даже уловил часть разговора:

— …больше часа. Это наверняка ловушка. Нужно уходить.

Его собеседник ответил низко и неразборчиво, и Шарль Дориан отрезал:

— Если надо, я отдам за этот артефакт жизнь.

Шэй видел, как из-за двери показались двое: знакомый по описанию тип в бордовом сюртуке, и второй — невысокий француз с одутловатым лицом, на котором словно застыла маска вечной скорби. Мистер Кормак понимал, что слова почти пророческие, но потерял несколько секунд, оттого что не знал, как поступить со спутником Шарля. Если убить спутника первым, Шарль успеет скрыться. Если первым убить Шарля, этот тип не даст забрать Шкатулку. Время играло против Ордена.

Но тут, впервые за пятнадцать лет, Шэю улыбнулась удача. Он не слышал дальнейшего тихого разговора ассасинов, но «бордовый сюртук» резко дернул плечом и выскользнул в один из выходов галереи. Либо предпочел умыть руки, либо отправился проверить, что дальнейший путь чист… Это Шэя уже не интересовало.

Мистер Кормак нагнал Шарля, когда тот громко позвал сына по имени, не зная, что юная Элиза де ла Серр, как настоящая леди-тамплиер, уже увела его подальше отсюда, и обратился к компании мужчин:

— Вы не видели моего сына?

Больше выжидать было нельзя. Еще несколько мгновений — и Шарль привлечет к себе слишком много внимания. Шэй нагнал его и толкнул в плечо, а едва тот возмущенно повернулся, вогнал ему в грудь скрытый клинок. Шарль покачнулся, и Шэй бережно его поддержал, извлек оружие и галантно усадил в подвернувшееся кресло, чтобы это выглядело заботой.

Мсье Дориан даже не попытался воспользоваться оружием. Он с трудом втянул воздух и отчаянно уставился на Шэя, прижав руку к пробитой груди. Белоснежный кружевной манжет мигом окрасился алыми пятнами. Похоже, что Шарль отлично знал, кто охотится за артефактом, потому что губы его дрогнули:

— Ты, предатель…

Шэй давно отвык слышать такое по отношению к себе. В конце концов, с тех пор, как он покинул Братство, минуло столько лет… Да и много ли осталось тех, кто еще помнит эту историю? И все-таки мистер Кормак не чувствовал злости, не испытывал удовлетворения от того, что противник задыхается и доживает свои последние минуты. Сложилось так, что иначе было нельзя. И Шэй устало возразил:

— Просто завершаю старое дело.

Перед внутренним взором словно мелькнуло все то, что довелось пережить в этой чуждой ему стране: от роскошных букетов для танцовщицы балета Софи, с которых началось знакомство Шэя с Францией, до серьезного и слишком взрослого взгляда юной Элизы де ла Серр. Падение и реставрация парижского Ордена, несколько месяцев плотной работы с такой изломанно-очаровательной Женевьевой, бесконечно долгая подготовка к операции… Сколько лет Шэй положил на то, чтобы этот миг настал!

И потому для него абсолютно неожиданно прозвучали слова умирающего ассасина:

— Старое… Коннор и его ассасины… Революция в Америке спутала вам карты.

В первую секунду мистер Кормак даже не смог понять, о чем Шарль говорит. Слишком многое для Шэя стянулось в один тугой узел, чтобы он мог легко разделить дело Ордена и Коннора, сына; Вашингтона и борьбу за независимость Америки… Было ясно и очевидно только одно: раз даже до «La Gazette de France» долетают вести о том, что происходит за океаном, Братству тем более не дает покоя Орден в британских колониях. Возможно, из-за того, что тень преследователя не оставляла Шкатулку ни на миг; возможно, потому, что у Франции с Англией тоже далеко не безоблачные отношения…

Шэй понимал, что французские ассасины прекрасно знают его настоящее имя, кто он и откуда, знают и его историю. Но выходит, знают и Коннора? Вряд ли лично — Коннор едва ли сумел бы скрыть в своих рассказах и разговорах, что путешествовал на «Аквиле» в Европу, да и долгосрочное отсутствие Хэйтем бы наверняка заметил, не может же он не наблюдать за сыном?.. Одно очевидно — Коннора, лидера Братства в американских колониях, молодого мастера-ассасина, воспринимали более чем всерьез его соратники в других странах. Шэй почувствовал даже нечто вроде гордости за сына.

Мистер Кормак убедился, что за ними никто пристально не наблюдает, и ощупал бок соперника, почти мгновенно найдя артефакт. Он не задумывался даже над тем, что со стороны его действия, возможно, кажутся непристойными. Что с того? Отыскать, как открывается мудреный кармашек, Шэй не сумел, а потому просто полоснул по ткани скрытым клинком и бережно извлек Шкатулку. И в этот миг действительно чувствовал всей душой — вот оно. Вот то, что годами не позволяло ему открыто смотреть вперед.

Шарль Дориан попытался приподняться, почувствовав, что артефакт у него забрали, но Шэй не глядя прижал его за плечо к креслу.

Шэй впервые по-настоящему задумался о том, что будет делать, когда дело жизни будет завершено. Вернется в Америку, это понятно. Вернется к Хэйтему… Но Орден? Шарль Дориан сказал, что революция в Америке спутала тамплиерам карты. Что ж, хоть он и знает про Коннора, но истинного положения вещей точно не знает. Не знает, что цели Ордена и Братства в Америке не так уж далеки друг от друга. Хэйтем, конечно, планировал восстание против метрополии не так и не тогда. И когда Коннор начал действовать, Хэйтем был не в восторге — в первую очередь, не в восторге от методов сына. Но сейчас эта война — война за независимость — уже была их совместным творением, делом рук и ассасинов, и тамплиеров.

— Быть может, нам стоит начать свою… революцию, — тихо произнес Шэй, наклонившись к противнику, а потом поднялся на ноги и как будто по-дружески оттолкнулся от плеча раненого.

Мсье Шарль Дориан начинал задыхаться — ничего удивительного при пробитом легком. Когда-то молодого ассасина Шэя Патрика Кормака отлично выучили — на свою голову. Будет лучше, если в тот момент, когда мсье Дориан покинет этот мир, убийцы не будет рядом. У Шэя оставалось не больше пары минут.

Мистер Кормак повернулся, собираясь уходить — впереди ждало еще несколько дел, завершить которые было необходимо перед тем, как он навсегда покинет Францию. В первую очередь, это граф Сен-Жермен и обещание, данное Женевьеве.