Дело всей жизни (СИ) - "Веллет". Страница 200
Поймав требовательный взгляд, Шэй рассеянно провел рекогносцировку. Раздеться ему не предлагали, да и времени на это не осталось, и бутылка в руке мешала, так что мистер Кормак мысленно махнул на все рукой и тяжело опустился на колени перед кроватью. Похмельное утро наводило на фаталистический лад.
Член любовника поднялся, но еще не полностью отвердел, и Шэй склонился, обдавая его горячим дыханием с легким ароматом сивухи. Коснулся губами, четко ощущая, как плоть набирает силу под прикосновением, и хотел было влажно провести по знакомым изгибам вен языком, как вдруг понял, что это будет… затруднительно. Язык был сухим и шершавым, как «стеклянная» бумага, и скользил с большим трудом.
Шэй обескураженно остановился, но быстро сообразил, что следует сделать — и снова отпил из бутылки, которую так и не выпускал из руки. Хэйтем оглядел коленопреклоненного любовника, опрокидывающего вино из горла, и сдержанно заметил:
— По-капитански, мистер Кормак.
Ответить Шэй не мог — слишком берег драгоценную влагу, почти как пресную воду в долгосрочном плавании. Да и определение это, хоть и язвительное, прозвучало для него довольно лестно. Склонившись снова, Шэй обхватил член губами, ощущая, как на языке смешивается шабли и капля секрета, и качнул головой. Первые несколько движений дались легко, но очень скоро влаги опять перестало хватать. Шэй был бы готов примириться с неприятными ощущениями — в конце концов, контрибуция есть контрибуция, но Хэйтему такие ласки тоже вряд ли придутся по душе.
Приложившись к горлышку, Шэй вновь испытал облегчение, но зато появилась другая беда — он почувствовал, что его повело. Простая вода — и то давала подобный эффект, что уж говорить про вино. Зато на второй раз пошло полегче, и Шэй почти увлекся, лаская головку и теребя уздечку. Он даже устроился на коленях удобнее, чтобы свободной рукой коснуться себя — хотя бы через ткань, но стоило склониться ниже — и все повторилось.
В голове мелькнула одинокая мысль о том, что «глубину раскаяния» продемонстрировать просто не удастся. Шэй снова отпил и услышал сверху недовольный голос:
— Шэй, я почти ревную тебя к бутылке.
Мистер Кормак поймал взгляд любовника и вздохнул:
— Прости, Хэйтем. С тобой я по любви, а с ней — по необходимости.
Хэйтем поморщился, но, видно, понимал, что недооценил обстоятельства, а потому возражать не стал, только устало откинулся на руки и перестал прожигать взглядом. Шэй приложился к горлышку в надежде, что удастся сделать что-нибудь полезное до того, как шабли закончится, но, кажется, надежды были тщетны — содержимое бутылки убывало слишком быстро. Это вызвало не только досаду, но и злость, и Шэй в несколько глотков опустошил бутылку до дна. Позориться — так сразу.
Однако уже через пару мгновений он вдруг ощутил, что становится легче. Повело уже совсем не иллюзорно, зато пропало саднящее иссушающее чувство, и даже удалось собрать слюну, чтобы пойти на новый заход. Хэйтем вздрогнул, когда Шэй энергично взялся за дело, и шумно выдохнул, когда тот начал набирать темп.
Уверенности в себе резко прибавилось, и мистер Кормак начал смелеть. Возможно, тому виной, конечно, было еще то, что он заново чувствовал себя пьяным — но хоть не в стаксель, как вчера. Напротив, опьянение окрыляло.
Шэй знал, как доставить любовнику удовольствие, и раз уж обещал, то приложил все усилия для искупления. Героически не обращал внимания на собственный член, хотя хотелось; не стеснялся применять все полученные за годы знания о «сопернике». И добился своего — Хэйтем вздыхал все чаще и громче, а пальцы его сжались на смятом покрывале.
Вот только в горло взять Шэй все-таки не мог. До того, как допил бутылку, чувствовал, что в горле сухо, как в пустыне; после — ощущал смутные опасения, что его начнет тошнить. И тут в голове мелькнула шальная мысль.
Хэйтем, конечно, не позволял себе стонать или подаваться вперед — не теперь. Не стал бы он и поощрять провинившегося любовника, однако наслаждение заставляло его вести себя куда раскованней. Шэй краем глаза оценил, как тот расставляет бедра шире — и решился.
За это можно было огрести, но — потом. Сейчас Хэйтем вряд ли найдет в себе силы возражать.
Шэй отпихнул опустевшую бутылку подальше и вскинул руку, лаская естество любовника там, где не дотягивался ртом, а, добившись сдержанного шипения, украдкой смочил пальцы. И опустил руку.
Хэйтем, расслабленно принимающий ласки, дернулся, но мистер Кормак удержал его и надавил пальцами на вход в тело. Нет, он не собирался им овладеть, но слабости любовника знал наперечет. Для полноценной подготовки к соитию наспех облизанных пальцев бы не хватило, а вот для того, чтобы войти и надавить где нужно — было довольно.
Хэйтем охнул, едва слышно выругался, но изогнулся навстречу, и Шэй даже слегка отстранился, опасаясь, что тот сейчас просто притиснет за затылок — и ничего не останется, кроме как принять его полностью или опозориться на веки вечные.
Не пришлось. Хэйтем сдал позиции и негромко постанывал, но ни к чему принудить не пытался, и Шэй окончательно расслабился, вольно лаская и ртом, и пальцами… Собственное желание вот только мучило, и пока Шэй боролся с ним, поминутно переступая коленями, едва не пропустил момент, когда любовник затих, а потом и замер в напряженной позе.
Вязкая, чуть горьковатая влага попала на язык, и Шэй смутно подумал, что пить по-прежнему хочется. И пары глотков, конечно, мало.
Хэйтем длинно выдохнул и сел ровнее. Шэй отодвинулся, позволяя ему прикрыться полой халата, и опустил голову. Состояние его оставляло желать лучшего: хотелось кончить, напиться воды и поспать — именно в таком порядке, но сначала нужно было убедиться, что извинения приняты.
Мистер Кенуэй несколько раз глубоко вздохнул, восстанавливая дыхание, и довольно ровно произнес:
— Спасибо, Шэй, я принимаю твое искреннее раскаяние. Вид у тебя неважный, тебе лучше еще поспать. Ложись.
Шэй помотал головой. Сначала нужно было попасть в уборную, потом заглянуть за графином с водой и только потом…
Хэйтем приподнял его голову за подбородок, заглянул в глаза и четко проговорил:
— Ложись, Шэй. Я… помогу. И воды принесу. Тебе нужно выспаться.
Хотя Шэй знал, что после близости Хэйтем нередко смягчается, такая щедрость удивляла, и капитан Кормак охотно воспользовался предложением — забрался на кровать, не раздеваясь, перекатился на свою сторону и с невероятным облегчением откинулся на подушки. Перед глазами слегка плыло, и он закрыл глаза. Чувствовал, как Хэйтем вытягивается рядом; слышал, как с досадой ругается — лег на полу своего же халата; а потом ощутил и прикосновение. Ответить взаимностью мистер Кенуэй, разумеется, не возжелал — в воспитательных целях, не иначе, но, как английский благородный рыцарь, был готов великодушно помочь. Шэй отрывисто вздохнул, когда любовник небрежно расстегнул на нем исподнее и накрыл естество горячей ладонью. Действовал, правда, довольно технично, но Шэю сейчас надо было не много, да и общее муторное состояние не позволило бы по достоинству оценить ласки.
А потому, едва испытав разрешение от мучительного напряжения, Шэй приоткрыл глаза и благодарно заглянул Хэйтему в лицо. Тот приподнял уголок губ, принимая благодарность, и поднялся с постели.
— Сейчас принесу воды.
Шэй даже приподнялся на локте, чтобы не вырубиться до его возвращения, а когда Хэйтем принес и графин, и воду, жадно припал к стакану. Перед глазами поплыло сильней.
Мистер Кенуэй помог ему натянуть покрывало и задвинул шторы, и, засыпая, Шэй почти улыбался — прощен.
========== 15 февраля 1777, Нью-Йорк — 1 ==========
— До Версальского дворца далеко, — сделал бескомпромиссный вывод Шэй.
Мистер Кенуэй усмехнулся и заметил:
— Мистер Бедфорд — не король, а всего лишь скромный член городского совета.
— По сравнению с имением де ла Серр — тоже слабовато, — отбил мистер Кормак.
— Мсье де ла Серр — граф, — возразил Хэйтем. — А мистер Бедфорд — просто мистер Бедфорд.