Дело всей жизни (СИ) - "Веллет". Страница 253

Коннор даже остановился и развернулся, чтобы посмотреть отцу в лицо:

— У нас разные идеи, — отчеканил он. — И нас объединяет только война за страну.

— Сколько раз я убеждал тебя в чем-то, а потом оказывался прав? — вздернул подбородок Хэйтем.

— Меня не привлекает идея стать рабом тамплиерского креста, — отрезал Коннор. — Сколько бы раз ты ни был прав.

Мистер Кенуэй с едва слышным стоном хлопнул себя по лбу рукой в перчатке. Звук получился неожиданно звонкий, и Шэй не удержался, заржал. Коннор дернул плечом и первым направился к ставке командования. Ничего не осталось, кроме как последовать за ним.

В палатке, где разместился временный штаб, стоял широкий складной стол, на котором была приколота обширная карта и валялись многочисленные бумаги. Главнокомандующий Джордж Вашингтон — Шэй сразу его узнал, хотя не видел ни разу — что-то читал, небрежно опираясь бедром на столешницу. Вокруг палатки сновали офицеры, но никто не нарушал задумчивого уединения главнокомандующего, поэтому, когда Коннор шагнул вперед, появляясь в поле зрения Вашингтона, тот вздрогнул и опустил бумагу на стол.

Шэй поразился тому, как ведет себя Коннор. Сын всегда был более чем уверен в себе, поэтому сейчас скромная поза — склоненная голова, сомкнутые руки — на контрасте выглядела непривычно. Как ученик перед строгим учителем. Видимо, Коннор испытывает к главнокомандующему почтение.

— А, Коннор, — дружелюбно и неформально обратился Вашингтон. — Что привело вас сюда?

Хэйтем еще раз нетерпеливо огляделся, но никого похожего на Чарльза даже при ставке командования не наблюдалось, а потому мистер Кенуэй, мазнув взглядом по сыну и Вашингтону, занялся излюбленным делом — сунул нос в рассыпанные на столе бумаги, нимало не стесняясь того, что они, может, строго секретные.

— Британцы оставляют Филадельфию, — ответил на вопрос Коннор и даже сделал шаг вперед. — Они выступят… уже завтра.

— Ясно, — коротко и по-военному среагировал главнокомандующий. — Значит, мы двинемся в Монмут. Если перехватить их, у нас появится преимущество.

Шэй с любопытством поглядел на Вашингтона — того, кто сейчас возглавлял борьбу за независимость американских колоний, о ком он так много слышал, но ни разу не видел. Пожалуй, Вашингтон говорил, как настоящий предводитель, да и решение принял мгновенно. Шэй и сам так делал. Но Хэйтему мистер Кормак верил безоговорочно, а потому заинтересовался двойственностью, которая окружала главнокомандующего. Нельзя было одновременно прослыть трусом и уверенным лидером, за этим должно стоять что-то еще.

Вашингтон услышал позади себя шуршание, но Шэй не позволил ему оглянуться и привлек внимание к себе:

— Прекрасный план, сэр, — вежливо произнес он, пытаясь нащупать линию поведения и стараясь заглушить шорох бумаги. На Хэйтема не смотрел, чтобы взгляд нельзя было отследить, смотрел только в лицо главнокомандующему. — Монмут на противоположном берегу от Нью-Йорка. Если французский флот подойдет раньше, они смогут прикрыть расположение наших частей с моря.

Кажется, это предположение не слишком понравилось Вашингтону, но вслух тот никак неудовольствия не проявил, а заинтересовался:

— Не имел чести быть представленным, мистер…

— Шэй Патрик Кормак, — представился Шэй. — Нас не представляли друг другу раньше. Я… друг Коннора.

— А, — Вашингтон продемонстрировал отличную память. — Конечно, помню. Когда-то за вас поручился Коннор, и я выписал на ваше имя каперский патент. Кажется, вы довольно успешно сражались на море, капитан Кормак?

— Вполне, — Шэй улыбнулся и кивнул, понимая, что Вашингтон не в курсе о том, сколь много принес колониальной армии Орден и в частности «Морриган».

— Боюсь, колониальный флот, только родившись, начнет испытывать упадок, — вздохнул Вашингтон. — Иначе бы я предложил вам вступить. Быть может, вы подумаете? В конце концов, армия — это тоже не просто слово, армия состоит из солдат. Какая жалость, что адмирал Биддл погиб!.. Мне доложили, что его армада потоплена, и вряд ли это дело рук адмирала Хоу. Уж скорее, многочисленных пиратов Карибских морей.

— Да, в тех водах… шалят, — признал Шэй. — Я обдумаю ваше предложение, главнокомандующий, но… соглашусь вряд ли. Я предпочитаю действовать свободно, на свой страх и риск.

— Что ж, воля ваша, — развел руками мистер Вашингтон. — Коннор, у вас есть еще какие-то соображения? Мистер Кенуэй?..

Вашингтон еще только начал поворачиваться, когда Шэй позволил себе посмотреть на возлюбленного, успел увидеть в его руках исписанный лист — и вдруг понял, что что-то идет не так. Хэйтем был бледен, а на лице его застыла не свойственная ему обескураженность. Впрочем, поняв, что его того и гляди обнаружат, он собрался и ударил на опережение:

— Какой любопытный документ, мистер Вашингтон.

Тот разом растерял вальяжное добродушие и рванулся к столу.

— Это частная переписка! — воскликнул он, пытаясь настичь мистера Кенуэя.

Однако Хэйтем легко увернулся, бумаги не отдал и шагнул к Коннору. Сын стоял, явно не понимая, что происходит, но на лице его отразилось неодобрение — он, видимо, считал, что так обращаться с документами главнокомандующего нельзя. Однако едва ли Хэйтем это замечал.

Шэй уже успел оценить обстановку и подумал, что затевать здесь драку — дело гиблое. Если убить Вашингтона прямо сейчас, уйти не удастся. Колонисты порвут убийц на куски, а если им хватит благоразумия оставить в живых, то даже до повешения дожить не удастся — народные мстители постараются.

— Не сомневаюсь. Коннор! — голос Хэйтема звенел, хотя мистер Кенуэй пытался сохранить самообладание. — Это письмо… Знаешь, о чем это письмо? Твой друг решил атаковать индейцев, в том числе и твою деревню. Причем атаковать — мягко сказано. Скажите об этом, мистер Вашингтон!

Главнокомандующий отступил к столу и занял оборонительную позицию:

— Мне доложили, что индейцы вступили с британцами в союз. Я отдал приказ положить этому конец.

— Вот как? — Хэйтем снова пробежал глазами по строчкам и демонстративно прочел: — «Сжечь их деревни, и засолить земли, и перебить всех до единого», — судя по этой бумаге.

Коннор свел брови, словно пытался что-то понять. Он мгновенно вновь стал похож на того восьмилетнего «волчонка», которого некогда мистер Ли доставил Хэйтему. Шэй даже мотнул головой, чтобы наваждение исчезло. Коннор недоверчиво поглядел на отца, потом — в поисках поддержки — на Шэя, но мистер Кормак мог только развести руками. Эта сторона жизни Коннора всегда была от него далека. А потом, кажется, до Шэя дошел весь пугающий смысл того, что ему только что сообщили.

Коннор отступил на шаг и потрясенно уставился на Вашингтона. Шэй забеспокоился — Коннор никогда не отличался сдержанностью, но сейчас не орал и не обвинял. Он молчал.

А Хэйтем, с досадой смяв бумагу, резко повернулся к Вашингтону и медленно пошел к нему, на ходу говоря:

— И это не впервые. Что было тогда, восемнадцать лет назад?

— Это было иное время, — голос Вашингтона был похож на ворчание собаки, которую загнали в угол. — Семилетняя война.

Про Семилетнюю войну мистер Кормак мог бы многое ему рассказать, но у него и теперь это не укладывалось в голове. Шэй сам, лично, спасал деревни индейцев онейда от французских головорезов, и не понимал, что заставило Вашингтона устроить даже не сражение, а уничтожение — вместе с женщинами и детьми.

— Посмотри сам, Коннор, каков этот «великий человек», если его прижать, — теперь и Хэйтем почти шипел, Шэй его таким никогда не видел. — Он виляет, перекладывает вину на других! Только одного он не делает — не берет ответственности! Это вы, мистер Вашингтон, отдали приказ сжечь индейские земли! Вы защищали мерзавца Брэддока! Кстати, — он язвительно сощурился, — вы не помните, как стреляли в меня?

Шэй посмотрел на главнокомандующего и сделал вывод — нет, не помнит. Кажется, этот человек слишком привык к тому, что его слова принимают на веру без дополнительных причин.