Дело всей жизни (СИ) - "Веллет". Страница 252

— Что планируют британцы? — обманчиво мягко произнес Хэйтем и внимательно посмотрел в лица — сначала одному, потом второму.

Пленные переглянулись, словно пытались свалить вину за предстоящее предательство друг на друга, а потом один из них протянул:

— Оставить Филадельфию… Там все кончено. Конгресс перебрался в Ланкастер, но его не планируют брать… По крайней мере, пока.

Хэйтем недовольно дернулся, и тут влез второй:

— Сэр, это правда! Филадельфия больше не имеет стратегического значения. До наступления холодов нужно выкурить повстанцев с их позиций. Не будет армии — не будет и так называемого Конгресса.

— Когда планируют выступать?

Пленные снова переглянулись, и второй гораздо тише произнес:

— Через два дня.

— Пожалуй, этого мне будет довольно, — кивнул Хэйтем. — Шэй?

Мистер Кормак понятливо кивнул и коротким движением вогнал скрытый клинок в грудь пленному. Тот широко распахнул глаза, попытался что-то произнести, но из груди вырвался только свист. Он осел, и только веревка, стягивающая его руки, удержала тело от падения на пол.

По звуку Шэй слышал, что со вторым дело тоже кончено. Мистер Кенуэй оглядел «мизансцену» и, наклонившись, поставил перед этими стульями еще один — для третьего.

— Коннора опять где-то носит, — раздраженно высказался Хэйтем. — Пойдем встретим, а то вдруг нас не найдет.

На улице стало темнее, зато дождь подзатих. Под ногами чавкало, и шаги были гораздо слышнее. И то, что кто-то прошлепал за калиткой, тоже отчетливо отдалось в вечернем воздухе. Правда, мигом позже послышался другой звук — как будто кто-то с размаху плюхнул на землю мешок с зерном.

— Вперед, — раздался угрюмый голос Коннора. — А то в грязи поваляю.

— Кажется, наш друг не очень хочет сюда идти, — меланхолично бросил Хэйтем и зашагал вперед.

Коннора он встретил у самой калитки и, конечно, не преминул высказаться:

— Наконец-то. Я уж думал, ты заблудился. Или решил по пути заглянуть на Тортугу. Что ж, идем?

Мистер Кенуэй сам препроводил пленника и жестким движением усадил его на стул, не обращая внимания на затравленный взор. Коннор огляделся с возрастающим подозрением, но Хэйтем уже успел стянуть руки пленному за спиной и, точно так же, как с первыми, начал допрос.

Шэй прослушал почти дословное повторение вопросов и ответов, с той лишь разницей, что последний оставшийся в живых из пленных нес какую-то чушь про Нью-Йорк, а Коннор заволновался:

— Через два дня! Восемнадцатого… Надо сказать Вашингтону!

— Видишь, — укоризненно обратился мистер Кенуэй к беглецу, — это было не слишком трудно.

Парень перевел взгляд на Коннора, поглядел на молчавшего Шэя и, запинаясь, пробормотал:

— Я все сказал. Отпустите меня.

— Конечно, — невозмутимо согласился Хэйтем и обогнул стул сзади — точно так же, как и тогда, когда связывал пленника.

Лоялист немного успокоился, а вот Коннор, кажется, начал что-то понимать… Но сделать ничего не успел — мистер Кенуэй привычным жестом запрокинул голову пленника, и острое лезвие скрытого клинка распороло ему горло, щедро окатив кровью алый мундир. Шэй оценил — Хэйтем явно имел опыт именно такого способа перерезания горла: без ущерба для собственного костюма, крови на него не попало совсем.

— Зачем?! — Коннор от досады даже топнул ногой. — Отец! Ты опять!

Хэйтем кивнул на остальные тела:

— Эти сказали то же самое. Значит, правда.

Но Коннора было не так-то легко сбить с толку:

— Ты их всех убил! Ну зачем?

— Подстраховался, — коротко пояснил Хэйтем.

— Можно было держать их в плену! Зачем было убивать?!

Шэй уже собирался было вмешаться, но мистер Кенуэй возразил раньше:

— И что? Тратить на них время, деньги и силы? С какой целью? Они уже сказали все, что знали. И… — он неожиданно немного смягчился. — Знаешь, сын, я когда-то думал так же, как ты. И делал так же, как ты — старался сберечь жизни невинных, в сущности, людей. Сочувствовал… почти каждому, пытался понять. Я уже был тогда тамплиером, если это важно для тебя. Я мог испытывать гнев, презрение, даже жалость, но все это не заставляло меня убивать. А потом моя… умеренность вернулась ко мне предательством. И это заставило меня убедиться, что врага нельзя оставлять за спиной. Даже лишенного зубов и когтей.

Шэй подался вперед. Неужели расскажет? Но Хэйтем опустил веки и закончил:

— Меня предали, Коннор. И с тех пор я не оставляю за спиной тех, кто может предать. Кто хочет предать.

— Кто тебя предал? — резко спросил Коннор. — Это ведь как-то связано с твоим отцом? Ты никогда не говорил, как получилось так, что ты, сын ассасина, стал тамплиером. Полагаешь, я не задумывался об этом? Думаешь, я ничего не понимаю?

— Да, там была… не самая приятная история. Может быть, когда-нибудь я ее тебе расскажу, — Хэйтем мотнул головой, и продолжил уже более резко. — Но не сейчас.

— Твоя вражда с тем британским магистром, Армитеджем, тоже поэтому? — проницательно осведомился Коннор.

Мистер Кенуэй собрался и поглядел сына оценивающе:

— Это было еще до мистера Армитеджа. Но в одном ты прав — эта история имеет общие корни. Не хочу ее вспоминать. Коннор, есть вещи, о которых я тоже тебя не расспрашиваю.

Шэй понимал, о чем тот говорит: о женщине по имени Гадзидзио, которая погибла при пожаре; о таинственном артефакте, который одним своим появлением изменил траекторию жизненного пути Коннора, как Кольцо Предтеч меняло траекторию снарядов. Все это было для Коннора так же тягостно, как и для Хэйтема — воспоминания об Эдварде Кенуэе, о мистере Берче, о судьбе сестры, о британской ложе… Но всему этому точно не было места во время боевой вылазки.

Коннор молчал, нахмурившись, а мистер Кенуэй довольно резко бросил:

— Нам нужно уходить. Торчать над тремя трупами лоялистов в сотне ярдов от Брайдуэлла — небезопасно. Коннор, лучше бы нам отправиться в Вэлли Фордж, к Вашингтону. Нужно успеть до того, как армия Хоу доберется до лагеря.

Комментарий к 16 мая 1778, Нью-Йорк, Кенуэй-холл

* В Средневековье посвящение в ассасины в том числе включало в себя ампутацию безымянного пальца, поскольку конструкция наруча была несовершенна и не позволяла извлечь клинок безопасно для носителя.

* Исторически эта фраза принадлежит самому Вашингтону. Но не факт, что ее произносил только он :)

========== 17 мая 1778, Вэлли Фордж ==========

Шэй впервые оказался в лагере Вашингтона и оглядывался с интересом. В общем-то, ничего особенного он не увидел: заградительные «ежи», тяжелые орудия, разбросанные тут и там бревенчатые домики, оставшиеся с зимы, и палатки. На широком лугу шла тренировка под командованием придирчивого и въедливого немца, который даже в условиях походного лагеря выглядел так, как будто сошел с гравюры. В отдалении от центра, где полоскался на ветру выцветший американский флаг с тринадцатью звездами, окруженные мужчинами женщины варили еду и чинили одежду. Типичная походная жизнь.

Хэйтем проходил по лагерю и постоянно оглядывался, хотя было очевидно, что Вашингтон — где-то там же, где флаг. Шэй предполагал, что возлюбленный ищет Чарльза Ли, несмотря на то, что своих чаяний или планов он не озвучивал. Коннор, оказавшись в Вэлли Фордж, оживился, со многими встречными здоровался лично и вид имел хоть и озабоченный, но воодушевленный.

— Отец? — наконец окликнул он Хэйтема. — Вашингтон наверняка в командном пункте. Это…

— Я знаю, где командный пункт, — сварливо перебил его мистер Кенуэй. — Я ищу мистера Ли. Разумнее было бы сообщить ему, а не Вашингтону.

— Ну уж нет, — решительно возразил Коннор. — Чарльз Ли после возвращения ведет себя так, как будто он враг континентальной армии, а не друг. И он последний, кому бы я сообщил то, что узнал ценой нескольких жизней.

Хэйтем глубоко вздохнул, как будто пытался сдержать раздражение, и процедил:

— Ты забываешь, что мы — и ты, и я, и Шэй, и Чарльз — воюем не на стороне страны, а на стороне идеи.