Дело всей жизни (СИ) - "Веллет". Страница 285
Шэй и хотел бы передохнуть, но упоминание об убитом когда-то Хэйтемом магистре тамплиеров заставило сжать зубы и собраться не хуже, чем для ответа Армитеджу. Наверняка для Армитеджа это имя до сих пор — как красная тряпка для быка, так еще и в словах Хэйтема явно слышалась ответная угроза. Высказывание вообще было довольно прозрачным.
И мистер Армитедж, конечно, ее уловил. И улыбнулся — а вот это уже было страшно, Шэй видел его улыбку впервые.
— Хэйтем, — британский магистр неуловимо пожал плечами, — за что ты такого низкого мнения обо мне? Только потому, что я не захотел носиться с дикарями, как с тухлым яйцом? Одним больше, одним меньше… Недавно один такой приехал в мой город. Этого-то я и боялся: стоит дать им хоть немного воли, и они сочтут, что не хуже, чем мы. В Лондоне и так многовато всякого отребья: пэдди, сэнди… Но этот, конечно, особенный. Может, считает, что имя его защитит? Или ассасины, которые так трогательно устраивают еженедельные сборища в Уайтчепеле, где строят планы, как извести ненавистных тамплиеров? Мистера Кенуэя там неплохо приняли.
А вот теперь Шэй позволил себе украдкой посмотреть на любовника. Тот выглядел абсолютно невозмутимым, даже слегка насмешливо щурился, но мистер Кормак видел его не спереди, как Армитедж, а сбоку, а потому не мог не заметить, как Хэйтем сжимает кулак до побелевших костяшек. Такой осведомленности мистер Кенуэй не ожидал.
— Строго говоря, — Хэйтем приподнял бровь, — я ехал сюда не для того, чтобы беседовать с тобой. Я надеялся нагнать ассасина до того, чем он выведет нашу борьбу на другой уровень. Но коль скоро он прибыл раньше, я назначил тебе встречу и собирался тебя предупредить.
— Ты опоздал, — хмыкнул Армитедж. — Я прекрасно знаю, что дикарь здесь и собирается меня убить. Точнее, хочет. Вряд ли у него получится. Или ты хотел меня предупредить о чем-то еще?
Мистер Кенуэй поглядел прямо:
— Должен признать, что родитель из меня получился не очень. Коннор — нахальный и своенравный мальчишка. Он мастерски стреляет из пистолета и отлично владеет саблей. Учил его я, так что умения сравнимы с моими.
Шэй видел, как в душе магистра Армитеджа идет борьба: высмеять противника и отказаться от помощи или все-таки выслушать — и, возможно, узнать что-то новое. Наконец осторожность победила:
— Что-то еще? — коротко бросил Грегори. — Чем там дерутся дикари? Копьями? Палками? Пуляются мудреными индейскими ядами?
— Яды — это ко мне, — не выдержал Шэй. — Не индейские, ассасинские. Но у Коннора не слишком хорошо со всякими шаманскими штучками. Когда тебя забирают из племени, где ты жил впроголодь, хочется побыстрее расплеваться с такой «родней». Сыном мистера Кенуэя быть выгодней.
— Кто бы сомневался, — усмехнулся мистер Армитедж. — Гордость с голой задницей или сытная жизнь под крылом у магистра тамплиеров — выбор очевиден. Но ты, Хэйтем, родитель не «не очень». Ты очень скверный родитель, если при всем при этом не смог убедить сына вступить в Орден.
Хэйтем немедленно выплюнул:
— Я был занят делами Ордена! Мне не хватало времени на то, чтобы воспитывать Коннора, и нет ничего удивительного, что в юношеские годы его понесло… на подвиги. Когда я об этом узнал, было поздно.
— Это правда, Хэйтем? — вдруг выдохнул Грегори. — Правда?
— Клянусь Отцом Понимания, — невозмутимо отозвался мистер Кенуэй.
— Это моя недоработка, — Шэй понял, что пожертвовать собой просто необходимо. — Я старался уничтожить всех ассасинов в американских колониях в свое время. И мне это удалось… почти. Но их никогда не удается уничтожить полностью.
— Что ж… — Армитедж развел руками. — У ассасина, пожалуй, есть только одна возможность меня убить — во время того, когда я езжу на собрания в Орден, в «Лайонс Инн» по воскресеньям. Но это непросто, у меня хватает охраны.
— Не надейся на охрану, — отрывисто бросил мистер Кенуэй. — Кое в чем я учил сына на совесть. Хотя охрану тоже стоит удвоить.
На лице мистера Армитеджа отразилась задумчивость, и он спросил вполне серьезно:
— Не желаешь принять участие, Хэйтем? В американских колониях, возможно, настигнуть мальчишку тебе было трудно, но здесь он заметен и не знает реалий, как бы ни расположены к нему были его товарищи из Братства. У нас — и у тебя в том числе — есть множество преимуществ. И даже у мистера Кормака таковые имеются. Например, знание трущоб, где он может скрываться.
Шэй вопросительно поглядел на любовника. Пусть Армитедж делает какие угодно выводы — в первую очередь, конечно, о том, что Хэйтем держит при себе цепного пса. Сейчас мистер Кормак действительно не был уверен в ответе мистера Кенуэя. И несмотря на то, что Шэй хорошо знал возлюбленного, умел подстраиваться под его действия, целей он пока не понимал.
— Пожалуй… все-таки нет, — после продолжительного молчания заключил мистер Кенуэй. — Если бы мы достигли договоренности, то я бы, несомненно, помог. Но в Америке Коннор — моя головная боль, а в Лондоне — извини, твоя. Свои намерения я осуществил — предупредил тебя, побывал на родине… Так что схожу в театр, загляну по старой памяти в парочку ресторанов — и отправлюсь к берегам Нового Света.
Мистер Армитедж досадливо поморщился, но принял такой ответ — очевидно, это укладывалось в его систему мира.
— Ты неправ, Хэйтем, — произнес он уже явно на прощание. — И мне искренне жаль, что тебе придется доказывать это силой. Действительно жаль: если бы больше наших с тобой соратников разделяли мое мнение, в мире давно бы уже воцарился порядок.
— Боюсь, так думали многие еще задолго до нас, — уронил Хэйтем и, вежливо поклонившись, сделал шаг к двери. — Мы собираемся уходить. Я говорю это только для того, чтобы не смутить даму, которая так старательно подслушивает наш разговор.
Шэй заметил, как в щели под дверью колыхнулся желтый свет — и его сияние померкло. Когда мистер Кенуэй шагнул в холл, за дверью уже никого не было.
Шэй с трудом удерживался, чтобы не задать все те вопросы, которые крутились в голове. В душе хватало самых разных чувств: от тревоги до решительности, от уверенности до абсолютного непонимания. И все-таки разговор оставил в душе осадок, гадливое чувство брезгливости, хотя чистоплюем Шэй никогда не был. Было что-то глубоко противное его натуре в том, чтобы так так низко ценить себя и противников. Умение виртуозно интриговать к этому не относилось — у Хэйтема таким умением Шэй только восхищался.
Выходящих гостей часовые проводили равнодушными взглядами, но обратный путь по Грин-парку пара все равно проделала в молчании. Мистер Кенуэй был напряжен и крайне задумчив; Шэй не хотел мешать его размышлениям, да и опасался чего-то. Чего — и сам не понимал.
— Как ты думаешь, — вдруг спросил Хэйтем вполголоса, — нам по силам найти на Ганновер-сквер сарай с «нарисованной мордой»?
— За нами могут следить, — возразил Шэй и машинально развернулся, оглядывая дорожки и деревья. — Не тамплиеры, так ассасины.
— Мне все это не нравится, — сорвалось с губ Хэйтема, но он взял себя в руки. — Придется рискнуть.
До примерного места убежища Коннора добирались пешком. Шэй проверял и перепроверял окрестности, но наблюдателей не находил и даже поймал себя на мысли, что лучше бы следили. Тогда бы можно было с чистой совестью уйти от слежки, а так — приходилось сомневаться. Так что когда сарай с намалеванной осклабившейся мордой неизвестно кого отыскался, Шэй чувствовал облегчение.
Правда, пришлось отойти в сторону на сотню шагов, чтобы благополучно скрыться во дворах позади площади, а уже оттуда забираться на самый верх. Проходя по жестяной крыше дома, откуда открывался роскошный вид на площадь, Шэй рассеянно проводил взглядом черно-белую птицу, которая прыгала по скату и с легким усилием волокла за собой блестящую полированную железку. При более внимательном рассмотрении Шэй опознал в железке бляху с кокарды какого-то незадачливого британского солдата. Бряцала бляха по крыше изрядно.
Хэйтем подошел к краю и проинформировал: