Дело всей жизни (СИ) - "Веллет". Страница 319

— Передайте мистеру Ли на словах, что прибыли мистер Кенуэй и мистер Кормак, — вполголоса проговорил Хэйтем. — Мы подождем.

Из-за ног женщины выглядывали три любопытные мордочки, но похоже, экономка или кухарка, или кто она там — с ними отлично ладила. Она отпихнула собак носком туфли и предложила:

— Дождетесь в гостиной?

— Вы же только что утверждали, что мистер Ли не принимает? — настороженно ответил вопросом на вопрос Хэйтем.

— Все верно, — женщина была само терпение. — Если мистер Ли согласится вас принять, то вам придется вести беседы в спальне. Ему нельзя покидать постель.

Шэй вздохнул. Значит, ранен. Знать бы только, насколько тяжело… Впрочем, на душе уже полегчало.

В гостиной было светло и тихо. Мохнатые шарики укатились вслед за экономкой-кухаркой-горничной, и теперь было слышно только негромкие голоса на втором этаже и тиканье часов. Отдаленно доносились крики уличных мальчишек, но об уличных мальчишках мистер Кормак больше не думал. Погрузившись в размышления, он рассеянно отметил взглядом, что несмотря на все усилия горничной или горничных, гостиную содержать в таком виде… неприлично, как сказал бы мистер Кенуэй. Хотя бы потому, что ножки буфета были обгрызены, а по полу были раскиданы деревянные игрушки, как будто в доме есть дети. Впрочем, игрушки тоже были основательно погрызены.

Минуло не больше пяти минут, как служанка вернулась и снова поклонилась:

— Мистер Ли вас примет. Вас проводить?

— Не стоит, я знаю дорогу, — отказался мистер Кенуэй. — Прошу вас, позаботьтесь о том, чтобы нас никто не побеспокоил, разговор предстоит важный.

— Как скажете, сэр… — женщина немного подумала и добавила. — Прошу вас, если разговор серьезный, позаботьтесь о состоянии здоровья мистера Ли.

Спальня, в которой Шэй никогда не был, оказалась такой же светлой и приятной. Здесь главенствовали пастельные тона, но общее состояние комнаты было еще хуже. Тут было погрызено гораздо больше поверхностей, а ковер был покрыт налипшей шерстью. Шэй рассеянно подумал, что весной собаки, должно быть, усиленно линяют…

Сам Чарльз лежал в постели, и все три мохнатых шарика устроились вокруг него. Генрих что-то грыз и облизывал на второй подушке, зажав добычу между лап, а обе суки вытянулись вдоль хозяина. Рыжая — Шэй забыл, как именно ее зовут — лизала хозяину руку. Белая успела задремать.

Чарльз лежал на спине, укрытый одеялом, и вид имел болезненный, но Шэй счел, что цвет лица слишком здоровый для раненого и потерявшего много крови человека. Впрочем, думать так о соратнике было нехорошо, и он сочувственно поинтересовался, даже не здороваясь:

— Досталось?

— Пулю извлекли, — мистер Ли прикрыл глаза. — Но мне кажется, что я все еще чувствую ее в боку.

Хэйтем присел на стул рядом с кроватью и поинтересовался:

— Ранение тяжелое? Что говорит доктор? Возможно, прислать еще врачей?

— Не нужно, — Чарльз опустил веки. — Доктор — тот самый, что пользует моих пуговок.

— Пуговок? — приподнял бровь Хэйтем.

— Пуговок, — повторил Чарльз и потрепал ласковую рыженькую. — Правда, на пуговки похожи? И носы — пуговками.

— Кхм, — мистер Кенуэй не стал освещать свое мнение. — Если ты в состоянии слушать и говорить, то, Бога ради, объясни мне, какого черта?!

— Клянусь Отцом Понимания, на такой эффект я не рассчитывал, — уныло вздохнул мистер Ли. — Я просто сказал все, что думаю, о Вашингтоне.

Мистер Кенуэй дернул плечом:

— Нужно было говорить не то, что думаешь, а то, что надо!

— Я думал, это совпадает, — буркнул Чарльз. — Но, видимо, немного лишнего хватил.

Хэйтем страдальчески поглядел на Шэя, словно тот тоже был в чем-то виноват, и строго вопросил:

— Зачем ты вообще принял вызов? Насколько мне известен дуэльный кодекс, однозначно обязательна дуэль в том случае, если оскорбление было нанесено лично, даме или отцу. Вашингтон вам с Лоуренсом кто? Отец или дама?

— Чтобы меня — меня! — вызывал на дуэль какой-то полковник, а я — в кусты? — возвысил голос мистер Ли и даже приподнялся на локте, но тут же упал обратно на постель. — Ни за что.

— Вот за что мне это, — пробурчал Хэйтем и окончательно вышел из себя. — А почему ты, черт тебя дери, выбрал пистолеты?! На саблях было бы гораздо проще показать этому… фрукту, что его притязания неуместны. Ведь ты отвечал на вызов, а значит, право выбора оружия было за тобой.

Чарльз отрицательно прокатил головой по подушке:

— Я не дурак, чтобы сражаться с Лоуренсом на саблях. Он же в этом плане психический. Бросается вперед и машет железкой, как будто бессмертный. Среди офицеров его за глаза прозвали «берсерком».

Мистер Кормак подал голос:

— Тогда нам, возможно, повезло в том, что оба живы.

— Мы кинули жребий, кому первому стрелять, — объяснил мистер Ли и обращался при этом к Шэю. — Выпало ему, и мне повезло, что он меня не пристрелил. Но все равно попал — и я промазал. Честно говоря, я был настолько в ярости, что требовал стреляться до результата, но Эдвардс, мой секундант… немного охладил мой пыл, а этот… как его… Гамильтон ухитрился успокоить Лоуренса. Гамильтону это единственному удается. И мы решили, что этого достаточно.

Мистер Кенуэй поджал губы:

— Достаточно для чего, хотелось бы знать? Для того, чтобы тебя — или вас обоих — судил трибунал?

— Это вряд ли, — успокаивающе бросил Чарльз. — Хотя Вашингтон, конечно, будет не в восторге. Но мы с Лоуренсом ехали назад в одной карете и почти подружились. Он неплохой, в общем-то, парень. Горячий только очень и вспыхивает, как порох.

— И вот чего ради? — горестно вопросил Хэйтем у Шэя, картинно указав на раненого. — А начать вы с этого не могли?!

— Это еще не все, — как показалось Шэю, Чарльз произнес это немного смущенно. — Когда я вернулся, выяснил, что на мое имя поступили еще несколько вызовов. Один — от мистера Штойбена.

— Того самого мистера Штойбена, который тренирует армию Вашингтона? — рассеянно спросил Шэй.

Как-то все это не вдохновляюще звучало.

— Мистера Толстый Прусский Зад, — язвительно бросил мистер Ли. — Но с ним-то я быстро разберусь.

— Не сметь, — строго приказал Хэйтем. — Раз вы с мистером Лоуренсом пришли к взаимопониманию, то заявишь остальным… претендентам, что твои слова нагло переврала английская газета.

— Не сказать, чтобы я уж так рвался на поединок, — хмыкнул мистер Ли. — Просто надоели они мне все.

— Да направит меня Отец Понимания, — горестно вздохнул мистер Кенуэй. — Один напился и получил обвинение в измене… Теперь у ассасинов отлеживается. Второго на подвиги понесло… Вот сдам тебя, как Блессингтона, Коннору в Братство — будешь знать! Не хватает еще только того, чтобы мистер Дербишир по пьянке утонул в канаве, а мистер Рутледж прислал письмо, что встретил какого-нибудь бравого француза и решил остаться в Париже — и тогда можно будет считать, что Орден развалился без участия ассасинов.

— А Тёрнер? — ляпнул Шэй. — С ним вроде все порядке.

— А он в каких-то странных делах замешан, где ассасины крутятся, — съязвил Хэйтем. — Его можно перевербовать.

— Да я быстро отлежусь, — заверил великого магистра мистер Ли. — У меня тут и доктор, и слуги, и пуговки.

— Выглядишь ты не так уж плохо, — кивнул мистер Кенуэй. — Если тебя будут навещать твои коллеги из континентальной армии, попробуй утрясти вопрос с тем, чтобы мистера Блессингтона приняли среди колонистов… Знаю, это будет нелегко.

— Но и не настолько трудно, — возразил Чарльз. — Вашингтон охотно принимает перебежчиков, а тут вполне можно представить это как измену по моральным мотивам. Тем более, что почти правда. Самое главное — избежать огласки, что это я его отправил в колониальную армию, и все будет хорошо. Только нужные люди вряд ли будут меня навещать. Я… так скажем, не стремился быть с ними в приятельских отношениях, в гости друг к другу не ходим.

— Роберт будет в восторге, — скептически заметил Хэйтем. — Сначала мы его к врачу-ассасину отправили… Странно, кстати, звучит, почти оксюморон. Потом в колониальную армию отправим…