Волчье (СИ) - "Happy demon". Страница 70

Я кричала что-то еще, громко выла и бессвязно ругалась, колотя в дверь, я разгромила всю комнату, разбив посуду и сломав ту мебель, до которой дотянулась, и только краем воспаленного сознания понимала, что там, в темном коридоре, уже никого нет. На Серый Оплот давно опустилась ночь, крепость за окном спала и тихо догорали в камине поленья, а уши раздражал тонкий, надрывный звук, и я не сразу поняла, что это мой собственный скулеж разрывает сорванное горло. Сбитые в кровь руки ныли от боли, ноги уже не держали, и я не помнила, в какой момент просто сползла по деревянной двери на холодный пол, оставляя на темном дереве глубокие борозды. Тело била крупная дрожь, перед глазами все плыло, а сердце колотилось о ребра, грозясь их выломать, и сделать вздох удавалось через раз, но на это было наплевать.

Неспособная вырваться из ловушки, в которой оказалась, я безучастно смотрела в пространство прямо перед собой, видя вместо разгромленной в порыве ярости комнаты улыбающиеся, уставшие лица друзей, и от одной лишь мысли, что они далеко, на сердце становилось так тоскливо, что хоть волком вой, и он действительно выл, захлебывался беспомощной яростью, не в силах сделать ничего, чтобы помочь.

Так и не сомкнув остекленевших глаз, я просидела у запертой двери всю ночь, чувствуя медленно подсыхающую на коже корку крови.

Сверр свое слово сдержал, меня не выпустили ни утром, ни на следующий день, и за это время единственным, кого я видела в своей темнице, была лишь уже знакомая служанка, приносящая мне поесть. Впервые попав в комнату после учиненного мною разгрома, девушка испуганно округлила глаза, явно не ожидая ничего подобного, громко вскрикнула, когда я, оттолкнув ее, бросилась к выходу, но в коридоре наткнулась на двоих крепких, хмурых оборотней, прервавших мой забег, и дальше порога меня просто не пустили. Драться с умелыми, обученными воинами, приставленными меня охранять, было бы очень глупо, и мне ничего не оставалось, кроме как вернуться обратно в покои, где косо поглядывающая на меня служанка собирала остатки опрокинутого мною завтрака.

О том, чтобы сбежать, не было и речи, меня охраняли и днем, и ночью, запирая дверь на ключ, и только та самая служанка трижды в день приносила тяжелые подносы. Из рук оборотней я остерегалась принимать еду и питье, уверенная в том, что они не оставят попыток вновь подсадить меня на дурман-траву, а поэтому к подносу даже не притрагивалась, сидя на широком подоконнике и обняв колени. Шальная мысль сбежать через окно была мною тут же отброшена, спрыгнув с такой высоты, я могла только разбиться, но никак не обрести свободу, и готовая на все волчица в этот раз предпочла со мной согласиться.

Я искренне не знала, чего ожидаю, не представляла, что можно сделать в сложившейся ситуации, и злилась на себя за собственную беспомощность, то погружаясь в глубокую апатию, то принимаясь метаться по комнате загнанным зверем. Я задыхалась в каменной клетке, я готова была бросаться на несчастную, ни в чем неповинную служанку, но понимала, что этим ничего не решить. Мне нужно было найти способ как-то выбраться, нужно было найти способ сбежать, и я даже готова была вновь набиться на прием к альфе, надеясь ускользнуть из крепости, как только окажусь за пределами запертых покоев, но о моих желаниях меня никто не спрашивал, а сам Сверр не горел желанием почтить непокорную волчицу своим присутствием.

Липкое, холодное одиночество, которое убивало множеством тяжелых мыслей, роящихся в голове, изматывало сильнее, чем длительная битва, от голода мутило, а от жажды пересохло в горле, и слабость, сковавшая тело, оказалась слишком сильным противником, но она была предпочтительней дурманного забытья.

Между смертью и забвением я выбирала смерть, и жалела только о том, что напоследок мне не удастся в последний раз увидеть Боромира. Забавно, еще несколько дней я больше всего боялась, что мужчина может узнать о моей странной, почти болезненной привязанности к нему, а сейчас отдала бы собственную жизнь ради возможности еще раз заглянуть в серые глаза. Воспоминание о них отдавало терпкой горечью в горле и на языке, сильной судорогой сжимало грудь, а забываясь тревожными снами, больше похожими на помутнение рассудка, я видела его лицо и чувствовала его горячие руки на своем теле.

Представить, что гондорец где-то здесь, рядом, было просто, и от этих мыслей всего лишь на короткие мгновения мне становилось легче.

Невнятный шум и нервные, спешные метания обитателей крепости, копошащихся где-то внизу, сумели вырвать меня из плена собственного ослабленного сознания и заставили переползти из раскуроченной постели к подоконнику. Холодный ветер взметнул светлым облаком растрепанные волосы, ярко полыхнувшее солнце, сменившее тяжелые тучи еще вчера, на мгновение ослепило, а по ушам ударило громкое пение труб. Развевались на воздухе серые стяги, гремела музыка и ярко вспыхивали разноцветные огни, а свесившись с окна и присмотревшись, я с удивлением наблюдала за оборотнями, которые плясали и веселились прямо под открытым небом. Праздничные наряды привлекали внимание яркими всполохами, обитатели крепости громко пели, смеялись и веселились, среди радостных людей я видела и серые тела огромных волков, которые в открытую бродили по улицам, и шум праздника доносился даже из-за плотно закрытой двери моих покоев.

— Что происходит? — встретила я вопросом уже знакомую темноволосую девушку-служанку, принесшую мне обед, и та удивленно вскинула на меня зеленые глаза. За последние два дня я заговорила с ней впервые.

— Его Величество празднует сегодня свой день рождения, — с улыбкой ответила она, с непоколебимым спокойствием перешагнув через разодранную подушку и водрузив уже знакомый поднос на прикроватный столик. Беспорядок, царящий в покоях, ее давно не смущал, а к моему безумию она относилась с поразительным равнодушием. — Весь Серый Оплот празднует этот день, вина льются рекой, а песни не стихают до самого утра. Оборотни в этот день забывают о делах и проблемах, они просто веселятся, как последний раз в жизни.

— До самого утра, говоришь, — медленно повторила я, вновь обратив свое внимание к окну и забыв о присутствии служанки, которая привычно скрылась за дверью, надежно прикрыв ее за собой.

Новость о всеобщем праздновании всерьез меня увлекла, заставив крепко задуматься, а потерявшая всякую надежду волчица встрепенулась в груди, почуяв возможность спасения. Если все было действительно так, как сказала девушка, если оборотни действительно согласно традициям будут пить и веселиться всю ночь, возможно, я сумею воспользоваться этим и сбежать. Мне ведь много времени не нужно, достаточно будет дождаться вечера, когда мне принесут ужин, и тогда у меня будет шанс… Мои стражники, как и остальные, наверняка будут пьяны от вина и атмосферы праздника, всего лишь на мгновение потеряют бдительность, а мне больше секунды и не надо, я белым ветром промчусь по холодным коридорам и затеряюсь в толпе прежде, чем они сумеют понять, что происходит.

Эта мысль необыкновенно увлекла, заполнила все сознание, и я, взбудораженная не меньше своего зверя, не могла усидеть на месте, бегая по комнате, словно безумная. Глаза горели огнем, зубы беспрестанно кусали нижнюю губу, налившуюся кровью, а взгляд то и дело возвращался к оконному проему, за которым в крепости ни на миг не стихал шумный праздник. Служанка не шутила, когда говорила, что вино льется рекой, даже в своей комнате я чуяла пряные ароматы выпивки и угощений, от которых судорогой сводило обиженно бурчащий живот, но к принесенному мне обеду я так и не притронулась.

Сейчас, когда у меня была реальная возможность сбежать из заточения, рисковать так сильно было бы глупо.

Солнце медленно клонилось по небосклону, на улице темнело, а по всей крепости загорались огни, но шум, кажется, становился еще громче. Веселье продолжалось не только в городе, но и в здании, за запертой дверью то и дело гремели взрывы хохота и шумные голоса, и мне казалось, будто время тянется просто невыносимо долго. От напряжения дрожали руки, волчица раздирала грудь когтями, заставляя зло шипеть, и я до боли в обожженных пальцах сжимала нагревшийся медальон, изнывая в ожидании момента, когда с первой звездой на ясном небе распахнется дверь и знакомая служанка…