Волчье (СИ) - "Happy demon". Страница 72

Сверр не позволил ни привыкнуть к мерзким ощущениям, ни избавиться от ноющей боли, от быстрых, рваных движений закружилась голова, и я ненавидела себя за собственную беспомощность, отчаянно мечтая о том, чтобы потерять сознание. Спасительная темнота казалась мне сейчас подарком судьбы, я до крови кусала губы, стремясь этой болью заглушить ту, другую, а от хриплого дыхания, ерошащего волосы на затылке, по телу бежала крупная дрожь. Я по-прежнему чувствовала чужую руку на своей шее, я чувствовала, как сминается под животом разорванное платье, и молилась всем известным мне богам, чтобы весь этот ужас просто закончился.

Испуганная, отчаявшаяся волчица цеплялась когтями за ребра, словно пытаясь не дать скатиться во тьму, а у меня даже не было сил, чтобы ответить ей. Уже самостоятельно с силой вжимаясь лицом в теплые шкуры, я с жадностью вдыхала запах трав и дыма, надеясь заглушить смрад навалившегося на мою спину альфы, а все чувства в какой-то момент просто… исчезли, позволив забыться. Казалось, будто весь этот ужас происходит не со мной, будто кто-то другой сейчас лежит на раскуроченной постели, а я просто наблюдаю за всем происходящим со стороны.

Так было легче, так было проще, и я лишь ослаблено прикрыла глаза, слушая собственное хриплое дыхание.

Сверр вдруг тихо заворчал, крепко сжав пальцы на моих волосах и заставив запрокинуть голову назад, прижался к моей спине грудью, словно пытаясь растворить в собственном теле, а последний болезненный толчок заставил рефлекторно сжать бедра в очередной тщетной попытке избавиться от чужой плоти. Мерзкое тепло разлилось по внутренней стороне бедра, я гулко сглотнула, пытаясь подавить подкатившую к горлу тошноту, и лишь настороженно застыла, боясь поднять голову, когда тяжело дышащий мужчина откатился в сторону. Ненавистная тяжесть исчезла со спины, оставив меня лежать на холодной постели, порыв ледяного ветра, ворвавшегося в распахнутое окно, мазнул по обнаженной, влажной коже, а где-то там, в крепости, все еще гремел шум веселья, но в моих покоях царила тишина, прерываемая лишь хриплым дыханием.

Моим собственным.

Я не знала, сколько времени прошло с тех пор, как все закончилось, когда мои руки, наконец, дрогнули, упираясь в мягкие шкуры. Ощущение собственного тела медленно возвращалось, тупая, ноющая боль сковала цепкими оковами, и мне понадобилось приложить все возможные силы, чтобы приподняться на локтях. Одинокая слеза, последняя из тех, что давно высохли, скатилась по щеке, исчезая где-то в вороте платья, спутанные волосы упали на глаза, а взгляд равнодушно мазнул по альфе, лежащему на постели рядом. Откинувшись на спину и широко раскинув руки, от чего натянулась на груди черная рубашка, Сверр спал глубоким, пьяным сном, чуть приоткрыв рот, а его шея была так соблазнительно открыта и незащищена…

Мир вновь подернулся золотом, мне на мгновение показалось, будто я чувствую собственные удлинившиеся клыки, а отчаянное желание наброситься на беззащитного мужчину и разодрать ему глотку буквально сводило с ума. Кровь застучала в висках, оскалилась яростная волчица, приготовившись к прыжку, но в последний момент что-то заставило меня отступить.

Сражаясь с собственными всколыхнувшимися эмоциями, я на мгновение прикрыла глаза, а когда открыла их вновь, то была уже спокойна и непоколебима, как скала. Ледяная корка заморозила грудь, покрывая гулко бьющееся сердце, зло щелкнувшая зубами волчица была усажена на цепь, и я, не сводя испытывающего взгляда со спящего Сверра, медленно поднялась с постели.

Разодранное платье, больше похожее на половую тряпку, скользнуло вниз, вновь подкатившую к горлу тошноту удалось подавить с огромным трудом, а внимание сосредоточилось на закрытой деревянной двери. Его Величество отдал приказ его не тревожить до утра, стражников в коридоре не могло быть, потому что никто в обители не рискнул бы ослушаться слов альфы, и это было мне только на руку. С трудом вернув контроль над собственным телом, я бесшумно приблизилась к двери, прислушавшись к невнятному шуму, царящему в здании, потянула на себя деревянную ручку, заглянув в созданную щель, а после, не заметив в сумрачном коридоре ни единой живой души, без промедления выскользнула из покоев, ставших моей клеткой. Вокруг не было ни души, холодные стены терялись в сумраке, а в голове болезненно пульсировала единственная мысль — мне нужно сбежать из этого кошмара.

Служанка не обманула, праздновали действительно все, и за те несколько мгновений, когда я, прячась в сумраке, бежала бесконечными коридорами, мне встретилось всего несколько обитателей крепости, которые, больше занятые вином и друг другом, даже не обращали внимания на безмолвную девицу, похожую на невзрачную тень. Слуги и приближенные ко двору не видели разницы друг между другом, громко пели и смеялись все вместе, и даже несколько стражников, которых я встретила у тронного зала, казалось, не интересовало мое появление перед их глазами.

Никого не интересовало то, что произошло этим вечером в одних из покоев, а мне было абсолютно наплевать на то, видит меня кто-то или нет. Далекая детская мечта однажды встретить своих сородичей разбилась мириадами осколков, и сейчас я надеялась выбраться из крепости и никогда больше не видеть оборотней.

На улице скрываться в толпе было намного легче, разноцветное живое море толкалось, куда-то спешило и даже не смотрело в мою сторону, предпочитая видеть лишь щедро накрытые столы, и мне никто не мешал, когда я, стремительно проталкиваясь между оборотней, спешила к крепостным воротам. Они были распахнуты настежь, шумная гулянка гремела и в лесу, где на густых деревьях кто-то развесил разноцветные яркие фонарики и шелковые ленты, а воздух то и дело дрожал от громкого волчьего воя, и я отчаянно мечтала зажать уши, чтобы всего этого не слышать.

Хватит с меня оборотней, хватит этих глупостей о семье и стае. Лучше действительно быть одной, чем так…

Шумное празднество как-то неожиданно оказалось за спиной, вокруг меня был лишь пустынный, темный лес, и я позволила себе вдохнуть полной грудью, наслаждаясь пьянящим чувством свободы. Что-то внутри меня все еще не верило в то, что все действительно получилось так легко, я никак не могла поверить, что мне и правда удалось сбежать, а настороженно прислушивающаяся к ночной тишине волчица тихо зарычала, подсказав мне, что рядом кто-то есть.

Резко повернувшись, я согнула колени, готовясь напасть первой и защищаться до последнего, а яростный, исполненный ненависти взгляд выхватил в лесном сумраке знакомую фигуру.

— Только подойди, — прошипела я, все еще ощущая привкус крови во рту, — и клянусь, я убью тебя, Ингварр.

— Мне жаль, что так получилось, — негромко произнес мужчина, даже не пытаясь приблизиться. Он стоял недалеко, буквально в паре шагов, и я вновь чувствовала его зверя, как что-то свое, родное, но золотая пелена ненависти и злобы, надежно укрывшая сознание, не позволяла ни единой эмоции пробиться наружу. Капитан королевских гончих смотрел мне в глаза, и в его взгляде мне всего лишь на мгновение почудилось искреннее сожаление. — Если бы я только знал тогда, когда тебя встретил, что все получится так, если бы знал, что это будешь ты…

— Ты знал, знал все это время, — огрызнулась я, не позволяя тихому, смиренному голосу пробиться к заледеневшему сердцу. — И этим вечером ты тоже прекрасно понимал, почему ваш король пришел ко мне. Но все равно оставил меня с ним.

— Альфа отдал мне прямой приказ, я не мог не подчиниться ему! — голос мужчины набрал силу, когда он попытался оправдаться, но тут же вновь стих, а руки крепко сжались в кулаки, будто оборотень жалел, что сорвался.

— Смог бы, если бы захотел, — каждое мое слово сочилось ядом, я понимала, что оскорбляю его, что бью по слабому месту, но остановиться попросту не могла. Внутри что-то сломалось, что-то, что заставляло меня все это время оправдывать поступки других, а жгучая ненависть захлестнула с головой. — Но ты слишком сильно боишься.

Продолжая говорить, я отступила на шаг, внимательно наблюдая за Ингварром и готовая в любой момент броситься прочь подобно испуганному лесному зверю, но воин, прекрасно видящий каждое мое движение, по-прежнему стоял у молодого деревца, тихо шелестящего густой кроной. Тяжелый двуручник беспечно был спрятан в ножнах, руки оборотень заложил за спину, скрывая их под длинным плащом, наброшенным на плечи, и сколько бы я ни прислушивалась, никак не могла уловить ни единого отголоска враждебности.