Посмертное проклятие - Хусейн Саддам. Страница 18

Несмотря на то что Салаху отчаянно мешали, этот отважный и степенный человек продолжал говорить:

– Я возражаю против присутствия здесь Иезекиля и кого бы то ни было из инородцев, а чтобы не думали, будто мной руководят личные цели, я сразу же скажу, что не предлагаю себя на место шейха. И если вы не согласитесь со мной, то я заявляю, что покидаю это место и отделяю свой дом от ваших домов, пока вы наконец не прозреете, не вернетесь к традициям наших дедов и отцов и не станете уважать законы племени и его принципы. Тот, кто пойдет за мной, пусть пойдет, а кто не пойдет, тот сам будет виноват в своем грехе.

Вслед за ним поднялась почти вся молодежь. Лишь немногие молодые люди остались сидеть с теми, кто был старше годами. Когда Салах проходил мимо последнего ряда сидящих, он влепил пощечину одному из тех, кто кидался в него, мешая говорить, да так, что головной убор у того слетел и сам он повалился на землю. Тут же к Салаху бросилось несколько человек, но он выхватил меч, и молодые люди, уходившие с ним, вытащили мечи из ножен. Тогда вскочил Иезекиль.

– Братья, будьте благоразумны! Пусть этот человек уходит. Не хватало нам еще здесь историй. Нам некогда сейчас заниматься друг другом, на это будет еще время. Давайте не будем терять зря время и займемся нашим вопросом.

Он повернулся и прошептал на ухо шейхам двух самых крупных родов племени:

– Не беспокойтесь, шейх племени румов непременно его за это накажет!

Он сказал это, желая заставить их призадуматься и чтобы не упустить тот шанс, которого он так долго ждал.

Оставшиеся продолжали сидеть на своих местах. Иезекиль велел слугам разнести гостям кофе, давая тем самым всем почувствовать, кто в этом доме хозяин.

Кто-то сказал:

– Давайте начнем.

И принялся на все лады склонять поведение шейха племени, отца Ляззы.

За ним последовали и другие, и каждый выискивал недостатки, которых у шейха племени аль-Мудтарра, надо признаться, было немало.

– Почему бы нам не позвать шейха, – предложил кто-то, – пусть он сам за себя скажет.

Но один из шейхов племени румов прикрикнул на него, и тот замолчал.

Судилище над шейхом продолжалось до тех пор, пока не решили наконец лишить его положения шейха. А когда это сделали, стало понятно, что теперь надо выбрать нового шейха вместо низложенного.

– На это место я предлагаю себя, – заявил один из них. – А тот, кто против, пусть говорит.

Он обнажил свой меч, а за его спиной, выхватив мечи из ножен, встали те, кто состоял с ним в родстве, и некоторые из румов. Точно так же поступил и следующий со своими приближенными, за ним третий, четвертый и пятый, пока наконец из знатных людей и шейхов племени не осталось никого, кто не предложил бы себя таким образом, обнажив меч и окружив себя приближенными.

Пришлось говорить Иезекилю.

– Друзья мои, выбрать нового шейха племени оказалось непростым делом, и я боюсь, как бы здесь, выбери мы сейчас одного из присутствующих, не приключилась бойня. Дабы не допустить кровопролития и сохранить племя единым, пусть нас рассудит шейх румийского племени. Человек он благоразумный, шейх крупнейшего и сильнейшего из племен, и к тому же он перенес тяготы и опасности пути, чтобы оказаться вместе со своим племенем по соседству с нами. Разве не мудро позволить ему высказать свое мнение относительно нашего дела? Разве не честь для нас, которой доселе никто нам не оказывал?

Говорил Иезекиль стоя, а когда, кончив, сел, шейхи общин племени аль-Мудтарра захлопали ему, и только один возразил:

– Предпочтительней было бы, Иезекиль, чтобы наш вопрос мы решили сами, а не тот шейх, о котором ты сейчас говорил.

А когда все присутствующие отвергли его возражение, снова заговорил Иезекиль:

– Будем считать, что все шейхи племени аль-Мудтарра за исключением одного приняли мое предложение.

С этого момента решение о том, что их рассудит шейх румов, стало для всех обязательным.

Шейх румов поднялся со своего места и принялся откашливаться.

– Начинай, начинай уже, да продлятся дни твои, брат наш большой, облеченный властью немалой, а уж мы-то не ослушаемся твоего совета и решения, которое ты сейчас примешь.

– Мне очень трудно назвать кого-либо из вас, видя, какие среди вас царят разногласия. Поэтому в интересах племени я предлагаю избрать его шейхом Иезекиля. Иезекиль умен, он умеет делать оружие, в финансовых и пропагандистских делах у него повсюду имеются поверенные. Это он завязал отношения с нами, и мы ему доверяем, поэтому и готовы вам помочь. А когда мы будем идти плечом к плечу и Иезекиль станет шейхом вашего племени, тогда ничто не будет для нас невозможным. Мы сможем тогда сражаться вместе, чтобы повергнуть племя аль-Мухтара.

Не обращая внимания на возражения молодежи, слова которой особого веса не имели, шейхи родов дружно захлопали, но тут поднялся кто-то из несогласных.

– Я возражаю против такого выбора, потому что он оскорбителен для нашего племени. Я с ним не согласен.

– А на того, кто не согласен, мы пойдем войной, объединившись все против него, – отвечал ему шейх румов.

– Я все равно с этим не соглашусь. И хотя я против войны, если меня к этому вынудят, я буду драться.

Теперь захлопала молодежь племени, но поскольку никто из шейхов, поддержавших Иезекиля, не принял стороны говорившего, он встал и покинул собрание.

– Благодарю вас, братья, – сказал Иезекиль, – за то, что вы избрали меня шейхом племени аль-Мудтарра, Обещаю снять с вас за это часть процентов по вашим долгам. Каждому шейху общины в нашем племени я пожалую по важности его рода сумму, которую он употребит на то, чтобы обустроить свой дом, и на то, чтобы он мог постоянно покупать кофе и угощать им гостей. Еще я назначу долю из того, что получает род от трудов своих и богатств, для уплаты шейху племени румов, дабы он не прекращал поддерживать нас в наших делах и в знак признательности за его помощь и благодеяния. Нам без него свое шейхство [17] не уберечь.

Повернувшись к сидящему рядом с ним, Иезекиль увидел, что тот смеется.

– Алчущих стать шейхом нашего племени много, и мы не всегда можем дать им достойный отпор, особенно если они появляются в наших собственных рядах. Поэтому, сын брата моего, мы всегда будем нуждаться в румийском племени и его шейхе, – пояснил ему Иезекиль и, обращаясь ко всем, добавил:

– Благодарю вас за благодеяние ваше, и если будет на то ваше согласие, все вы приглашены в мой дом, чтобы мы отпраздновали сегодняшний день вместе, я и мое окружение.

«Окружение» случайно соскочило у Иезекиля с языка, и получилось так, что он имел в виду своих наушников и приспешников, но он тут же поправился:

– Прошу прощения, я хотел сказать: я и мое племя, женщины и мужчины. Разве не лучше праздновать всем вместе, друзья мои дорогие?

– Конечно, наш шейх! – радостно загалдела молодежь.

А один из присутствующих, уже пьяный, с глиняным сосудом с вином в одной руке и с кубком в другой, наполнил свой кубок и, подняв его над головами всех сидящих, прокричал, запинаясь и едва выговаривая слова:

– За ваше зд-здоровье! За з-з-здоровье Ие-зекиля!

– Будем здоровы! – подхватил шейх племени румов на своем языке.

– Давайте все вместе, – не унимался Иезекиль, – мужчины и женщины и с нами шейх румов будем праздновать до ночи, посмотрим, как танцуют румийки, а с ними и женщины нашего племени и мужчины обоих племен.

– Да, да! – кричали одобрительно все вокруг, и лишь двое несогласных, не сказав ни слова, удалились.

Когда Иезекиль стал шейхом племени, он назначил каждому, задолжавшему ему за оружие, срок для расплаты. А у того, кто не мог расплатиться с долгами, забирал овец, верблюдов и коз. Дошло до того, что он стал забирать даже шатры у тех, кто не имел возможности с ним расплатиться.

– Не слишком ли это, шейх? – спрашивали Иезекиля.