Путь в рай (СИ) - Дори Джон. Страница 23

— Первые этажи каменные, а выше дерево. Там не разрешают огонь жечь. Видел? Все верхние окна — тёмные.

— Пожаров опасаются.

— Ну да, при таких-то улочках… Завтра пойдём библиотеку смотреть.

— И юнив… медресе, где учат корабли строить.

— И на море бы успеть…

— Успеем. Вон оно, рядом. Чем зарабатывать будем, а, Сарисс?

Сарисс — сонно:

— Я буду на голове стоять. А ты с шапкой — собирать…

— Или по канату ходить! Здорово!.. Главное, снять жильё и грамоту выучить.

Следующие дни пронеслись галопом. Везде нужно было успеть: и на площадь, и на базар, и в порт.

Первым делом продали верблюдов. Амад до последнего опасался, что обманут, отнимут — базар дело хитрое, а уж чужой и вовсе опасен.

Из-за людей Минуш или по какой иной причине — все сделки прошли легко, не без торга, конечно, как без этого, без человеческого общения, — но никакой угрозы Амад не чувствовал, продали наров удачно, за хорошие деньги. Вьючные животные были здесь в цене.

За Белую Гору (так Амад успел назвать верблюда Сарисса) просили пять золотых и получили их. Попону, роскошную, новую, синюю попону с чёрными звёздами Амад придержал. Пусть себе лежит на дне Сариссова хурджина — кушать не просит.

И за своего взял три золотых.

Им сейчас верблюды ни к чему. Да и вообще, Амад предпочитал коней (эх, где ты, Ветерок?).

Разжившись деньгами, Амад почувствовал себя веселее и даже начал присматривать кинжал, но Сарисс отговорил: мол, живут они в городе, цивилизованно, здесь закон и порядок, не то что в дикой пустыне. Амад уши развесил и решил пока обойтись своим красивым ножом.

Успели они и на площадь. Площадь была маленькая, а дома огроменные! Ратуша, где уважаемые собираются и решают как быть, Университет, перед которым постоять, задрав голову, и то боязно, библиотека — не такая страшная, но тоже ничего себе, — всё с колоннами, с куполами, непонятно как держащимися над высокими зданиями.

Побывали и в порту — туда вела широкая лестница, вырубленная в скале, на каждую ступень приходилось делать несколько шагов. Амад не утерпел, ткнул Сарисса локтем в бок:

— Скажешь, не великаны строили? Говорят, лестница здесь всегда была. Ещё до города.

Сарисс кивнул, но ответил невпопад:

— Я видел мальчиков — они прыгали в море. Подальше, там, где обрыв. С лестницы не прыгнешь.

Слова ясные, а что сказал — не понять. Амад промолчал.

Когда увидел залив, и лес мачт, и те самые корабли, безоглядно и сразу Амад отдал им своё сердце. Влюбился в бегущих по волнам, в их крылья-паруса и, будь его воля, никуда бы больше не ушёл от пристани, всё смотрел бы на них — крутобоких аргамаков моря, только бы любовался и мечтал…

Мечтал бы построить такой корабль для них с Сариссом и доплыть наконец до горизонта, туда, где небо целует землю…

Но дел было полно. Большой город, особенно когда ты в нём новичок и у тебя великие планы, не располагает к мечтательности.

Амад был полон сил и бегал знакомиться с городом каждый день, а вот Сарисс… Он словно впал в спячку. Бо́льшую часть времени проводил на постоялом дворе или гулял с Амадом, но так безучастно, так был погружён в себя, что Амад невольно досадовал: ну вот же он — твой Белый Город, почему не смотришь, почему не радуешься?

Потом перестал тормошить друга, только на море всегда выбирались вместе. Там Сарисс как будто оживал, глаза из тусклых пуговичек снова превращались в драгоценные камни.

— Завтра люди Минуш уйдут. Сегодня надо бы поискать жильё.

— Успеется, — тихо отвечает Сарисс.

Лицо его в прочерках упавших волос, пряди прячут любимого за иссиня-чёрным дождём. Что с ним?

— Сезон ливней, а дождей что-то не видать, — потерянно бормочет Амад.

Кроме твоего дождя, скорпион души!

Сарисс чуть оживает:

— Здесь не так, как в Хораме. Здесь дожди бывают круглый год. А в сезон ливней здесь только ветры сильнее. Ураганы. Шторма — волны высотой с дом…

Амад уже знает, что море — беспокойная стихия, ему делается не по себе.

— Ничего. Каменным домам не страшен ветер. Снимем комнату. Ты будешь меня учить этому… классическому наречию. И писать. Калам надо купить заместо кинжала. Да?

— Да.

Амад отводит прядь с лица Сарисса, и тот смотрит на него. Долго. Так долго… Прижать бы тебя к сердцу, разогнать твою печаль, гюльоглан*.

-------------------------------------------------

Примечание:

* Гюльоглан — юноша, прекрасный, как цветок

Глава 28. Даритель Благовоний

Всё ворон чёрный зубоскалил

На чёрной ветви за окном.

Лишь утром я

увидел капли

крови,

что оставил он.

* * *

Караванщики собрались затемно и ушли к городским воротам — ждать открытия, чтобы выйти, не теряя времени.

Амад сел в темноте, почесал голову.

Вот теперь подлинно началась новая жизнь. Без оглядки на старое. И хорошее, и плохое — всё ушло, остались только они сами — он и Сарисс — в новом мире. Где, как понимал Амад, им придётся всё доказывать заново и показывать, кто на что способен. Новое место надо завоевать, просто так его никто не отдаст.

Амад поднялся, подошёл к дышащему прохладой окну. За высокой стеной, за деревьями — ох и высокие здесь деревья! — невидимое, колыхалось море.

Спугнул мой сон,

Даритель Благовоний,

негромкий перестук

твоих

сандалий.

Сандалом

И дурманом

Полна твоя сума.

Дай мне суму,

Даритель Благовоний.

С туманом утренним

Отправлюсь я

к реке.

Теперь Амад открыл глаза — спал наяву? Что снилось?

Амад сел на постели с бьющимся сердцем.

И впрямь кто-то прошёл? И кого он видел в окне?

* * *

Утром, настоящим утром, всё забылось. Странное двойное пробуждение — морок ночной — погасло при свете солнца.

Чайки кричали громко. Солнце светило ярко.

Ветер нёс запах рыбы — первого утреннего улова, и отблески серебряной чешуи летали, казалось, повсюду.

Предстояли хлопоты.

Собрали вещи: уже не четыре — только два хурджина осталось у них. Ничего, легче тащить. А сколько придётся побегать, пока найдёшь новое жильё — неизвестно.

— Ну что, пойдём? — успел спросить он Сарисса.

И тут раздался страшный крик.

Кричали внизу. Так отчаянно и на такой высокой ноте, что Амад не сразу понял, что кричит мужчина.

Сначала просто крик, потом стали различимы слова:

— Бегите, люди! Бегите! Бегите! Зараза! Бегите! — Крик захлебнулся кашлем, рыком, каким-то рвотным спазмом.

Тут только Амад понял, что кричал хозяин постоялого двора.

В доме в одну секунду поднялась страшная суматоха. Люди звали друг друга, спешно собирали пожитки, бросались к дверям, толкались и отшатывались друг от друга.

— Мархуд! Что случилось?! Кто болен? Какая зараза? Что? Кто?

— Бегите все! Бегите! Из города бегите! Охъя! — причитал толстый хозяин, сидя на лестнице и держа залитое слезами лицо в ладонях. Он раскачивался из стороны в сторону, как от сильной боли, и когда отрывал ладони от лица, кричал одно и то же: — Бегите, люди, бегите!

Люди, не спрашивая уже ничего, торопились проскочить мимо него, выводили верблюдов, выкатывали повозки и разбегались кто куда. Часть из них, как увидел Амад, поспешила к городским воротам.

Сарисс неторопливо спустился по лестнице, задержался возле ступеней, где сидел Мархуд.

— Кто болен? — спросил он.

— Сы-ы-ын мой. Бегите, господин. Бегите. Охъя! Весь в волдырях. Горит. О-о-о-о! — снова взвыл хозяин.

Всех, кто это слышал, как ветром сдуло. Амад дёрнул Сарисса за рукав: пойдём, мол.

— Охъя, — беззвучно прошелестел Сарисс.

И с этой секунды с него слетела вся апатия. Словно всё встало на свои места и разом исчезли сомненья и тревоги.