Артуриана (СИ) - Старкина Виктория. Страница 43

— Ну а теперь, — как-то раз чуть лукаво улыбнулся Амвросий, когда сидели мы у горящего очага в общей зале, — Предскажи-ка грядущее, Мерлин! Что ждет нас и Альбион?

— Видения не приходят по заказу, мой король, — произнес я, — но посылаются богами…

— А ты попробуй! Ты же великий прорицатель! Слава о твоих деяниях и пророчествах опережает тебя!

Вздохнув, я отвернулся к огню, вглядываясь в его языки, пытался придумать ответ, как вдруг пламя словно расступилось, и в огненном ореоле отчетливо увидел я лицо полководца Утера. На его челе был золотой королевский венец, а в руках он держал младенца, которого протягивал мне.

— Король грядущего… — услышал я откуда-то издалека, потому что потом лишился сознания и ничего дальше уже не помнил. Очнулся, когда Амвросий плеснул мне на лоб воды.

— Что ты видел? Все будет хорошо? — встревоженно спросил он, вглядываясь в мое лицо. — С Альбионом?

— С Альбионом все будет хорошо, — улыбнулся я. — Быть ему единым.

Амвросий удовлетворенно закрыл глаза и благодарно сжал мою руку, а я понял в эту минуту ради чего появился на свет: пришел в этот мир, чтобы служить королю настоящего и грядущего. Младенцу, которого видел в пламени.

Мы с Утером старались не сталкиваться часто, он с насмешкой относился к советам, что давал я королю, посмеивался и над странной привязанностью правителя. Ему не нравились слухи обо мне, ибо народ, узнав — с моей, разумеется, подачи, — что теперь я зовусь Мерлин Амвросий, шептался, что чародей — никто иной, как внебрачный сын короля. Признаюсь, мне такая история нравилась куда больше, чем та, где моим отцом считали сатану.

Сам же я тоже предпочитал обходить Утера стороной, не зная, как смотреть в глаза тому, кто, если верить моему видению, захватит трон однажды.

Почти сразу после того пророчества уехал я в Броселианд, пришел в пещеру кристаллов, где поведал о случившемся старой Беллантине. Ведьма выслушала мой рассказ серьёзно, но весьма равнодушно.

— Поди лучше в деревню, — приказала она. — Туда пришел прокаженный, он мучается от болезни долгие годы. Говорит, лишь могучий колдун исцелит его. Так попробуй!

Удивленный ее словами, ведь Беллантина лучше других знала, что я был кем угодно, но только не могучим колдуном, не посмел однако отказаться и послушно направился в деревню, где за околицей и нашел прокаженного: никто не дал ему крова, люди села боялись страшной болезни. Тот встретил меня с радостной улыбкой, странно смотревшейся на обезображенном лице и попросил дотронуться до него, ибо мое прикосновение может исцелить.

Я же вместо этого дал ему выпить зелья, а после провел несколько ритуалов в древнем святилище друидов, где читал заклинания, которым научила меня Беллантина. А потом все же прикоснулся к несчастному страдальцу, после чего тот заснул спокойным долгим сном.

К величайшему моему изумлению, через некоторое время болезнь и правда оставила этого человека — он стал совершенно здоров! Не помня себя от радости, вбежал я в пещеру к наставнице, задыхаясь от восторга рассказал о случившемся.

— Значит, велика сила моего волшебства, если прогнала проказу! — воскликнул я, — Не напрасны были знания, что дала ты мне!

— Не твоя магия исцелила больного, но его вера в твою магию, — спокойно отозвалась ведьма. — Ибо вера — есть величайшая в мире сила, после любви. Я послала тебя в деревню, чтобы ты увидел ее могущество, однажды, когда научишься верить, — обретешь и силу.

Сначала я думал, что ведьма обманула меня и досадовал на наставницу, но после убедился, что Беллантина права — и простейшие магические упражнения не давались мне, как и прежде. И снова мне оставалось лишь показывать фокусы, да распускать слухи о своем могуществе, чтобы все видели во мне чародея, способного творить чудеса.

Прошли годы, снова уезжал я в Аморику и возвращался ко двору, но так и не стал тем магом, каким меня считали все вокруг. Однажды успел я уже лишь к смертному одру короля, рад был, что застал последние минуты его жизни. Искренне восхищался я Аврелианом Амвросием, но знал, что пройдет время, и будет у Альбиона новый, лучший правитель, и это знание притупляло мою боль.

Многие годы спустя люди говорили, что это я построил большое кольцо из каменных обелисков, на самом же деле, кольцо существовало с незапамятных времен, — я лишь предложил похоронить короля в центре этого круга и провел ночь в молитвенных бдениях.

Оказавшись в каменном кольце, почувствовал я исходящую от него могучую силу, но магия, что обитала здесь, бесконечно отличалась от магии Броселианда. В Броселианде жила веселая, молодая сила, задорная, искрящаяся энергией, заражающая восторгом. Здесь же царило древнее колдовство, рожденное богами, что ступали по земле прежде, еще до того, как пришла эра людей и волшебников. Оно тревожило и пугало, и невольно ощутил смирение перед грозной властью этого места, где только я и не побоялся провести ночь в одиночестве — остальные появлялись здесь лишь при свете дня: никто не осмеливался приблизиться сюда после заката.

Однако, к своему удивлению, несколько часов спустя, позади обелисков различил я темный силуэт всадника. Кто этот отважный безумец? Быстро смекнул я, что раз незнакомец отважился явиться сюда среди ночи, то лишь дело чрезвычайной важности могло толкнуть его на столь отчаянный поступок! Что же за дело? Только одно: он срочно искал меня.

Поднялся и вышел из каменного кольца. Всадник спешился, взял коня под уздцы и пошел мне навстречу. Выглянувшая из-за туч луна осветила его лицо, и я вздрогнул от внутреннего холода, вдруг охватившего меня, когда разглядел Утера. Теперь я знал, зачем тот явился, но решил не подавать вида. Пусть скажет сам, если замыслил неладное.

— Утер? — я изобразил удивление. — Что привело тебя сюда в такое позднее время? Желаешь проститься с королем?

— Я уже простился с ним, — мрачно откликнулся Утер. — Теперь пришел поговорить с тобой.

— Так говори, — кивнул я.

Утер помялся, не зная, как начать сложный разговор, но дело, что привело его сюда, было столь важно, что долго молчать он не мог. И, переступив через себя, с трудом произнес:

— Наш король скончался… не оставив наследников. Его брат Констант был убит Вортигерном. Его брат Юлиан пал прежде. И теперь, когда и нашего короля не стало, как единственному оставшемуся брату Аврелиана Амвросия, мне следовало бы занять престол…

Тут я не выдержал и расхохотался.

— Как ты смеешь! — побагровев, — это было видно даже в неярком лунном свете, — Утер крепко сжал рукоять меча и наполовину вытащил клинок из ножен. — Как смеешь так говорить со мной!

— Ты такой же брат Амвросию, как я ему сын, — все так же, сквозь смех, откликнулся я. — Подумай, у кого из нас больше прав на престол!

— Ах ты, негодяй! — теперь уже Утер выхватил клинок и приставил к моей груди. — Что ты себе позволяешь, не забывай, что говоришь с королем! Если не прекратишь свой смех, тебе не поможет и что ты волшебник!

— Я такой же волшебник, как ты — король, — продолжая смеяться, откликнулся я. — И ты прекрасно об этом знаешь!

Гнев погас в голубых глазах Утера, а легкая усмешка тронула всегда крепко сжатые губы. Он глубоко вздохнул, успокаиваясь, а потом снова убрал клинок в ножны. После чего вполне дружелюбно посмотрел на меня.

— Ты сам это сказал Мерлин. — кивнул он. — Я такой же король, как ты — чародей. И потому, если я должен стать королем, тебе придется стать чародеем. И ты им станешь!

Теперь пришел мой черед удивляться.

— Что ты хочешь сказать?

— Ты прекрасно знаешь, Мерлин, что желающих занять пустующий трон — хоть отбавляй. А законного наследника нет и в помине. Амвросий не назвал приемника. И теперь важно, кого поддержит народ. Народ верит в твою магию. Так сделай так, чтобы он поддержал меня!

— И что же мне сделать?

Утер неопределенно пожал плечами.

— Я тут подумал… — начал он, и было ясно, что долгие ночи провел он, размышляя над этим, видно давно грезил занять трон, — Я не могу назваться именем Амвросия. А своего звучного родового имени у меня нет. И вот, пришла мне мысль, Мерлин. В былые годы не было никого сильнее дракона, за таким королем бы пошли люди! И потому я придумал себе имя. Послушай: Утер Пендрагон. Утер, дракон и сын дракона! Как тебе?