Чернильный орешек - Хэррод-Иглз Синтия. Страница 48

А внизу, в долине, примерно в миле от них, выстроились силы противника в таком же боевом порядке. Кит внимательно смотрел на них, видя лишь огромное скопление многокрасочных фигур, не конкретных людей, а просто массу народа, слегка покачивающуюся по мере своего движения. И только в отдельных местах, где вдоль выстроившихся рядом легким галопом летели удлиненные пятнышки-всадники, торопившиеся доставить донесения, в них можно было признать не массу, а людей. Отдельные подразделения выглядели стоногими глыбами. Кит подумал о своих людях: на что похожи они со стороны? Неужели морлэндцы выглядят так же, как противник? А какие чувства он будет испытывать, когда придется убивать их? Кит содрогнулся при этой мысли: они ведь тоже были англичанами, фермерами и рабочими, как и его воины, мужьями и отцами. Они тоже оставили дома жен, которых любили, быть может, не меньше, чем он любит Хиро, оставили детишек, вроде Кита-младшего. Он оглянулся, высматривая принца Руперта, но вместо этого взор его упал на королевский штандарт, позади пехоты и как раз в этот момент развернувшийся от порыва ветра. И Кит успокоился: не ему решать, где правда, а где неправда. Он сражался за короля – вот в этом и заключалась для него правда. Он был Морлэндом, а Морлэнды из поколения в поколение сражались за своих королей. А те люди, внизу, в долине, были мятежниками, и перед ними задача будет стоять потрудней: ведь они и сами должны понимать, что их деяния противоречат воле Господней. Между тем поднявшийся ветер донес из деревушки Рэдвей, что повыше на холме, звуки колоколов церкви, мелодичные и заунывно-сентиментальные, напомнив Киту, что было воскресное утро. Малахия снова перехватил его взгляд и сказал:

– Наши сейчас собираются в Йорк, к обедне. Интересно, знают ли они, что нам предстоит битва?

– В любом случае они будут молиться за нас, – ответил Кит, подумав, что предположение Малахии маловероятно. – Может быть, они направятся в кафедральный собор.

– А позднее им еще отслужит обедню в домашней церкви отец Мойе. И он будет кричать на слуг за то, что они невнимательно его слушают, – ухмыльнулся Малахия, представляя зычный голос вспыльчивого священника.

Кит понимал, почему Малахия вспоминает все это, и что думы о домашней церкви ему приятнее, чем о кафедральном соборе. Его собственные мысли были только о Хиро: лицо жены запечатлелось где-то глубоко-глубоко в глазах Кита, она была смеющейся и розовощекой, золотистые локоны растрепались, как бывает всегда после быстрой скачки. Ее облик будет с ним весь этот день, как был каждую ночь со времени их разлуки. И, словно прочитав эту мысль, Гамиль в тот же миг повернулся в седле и посмотрел на Кита задумчивым вопросительным взглядом. А потом снова отвернулся, и перья на его шляпе заколыхались на легком ветру. И внезапно Киту пришло в голову, что вполне вероятно один из них, а то и оба могут никогда больше не увидеть Хиро. Для каждого этот день мог оказаться последним в жизни. И Кит мысленно взмолился: «Господи, ты же знаешь: я никогда не испытывал к нему ненависти. Так прости же ему, если он ненавидит меня. И позаботься о Хиро и ребенке».

Весь день обе армии простояли друг против друга, приготовясь к битве. Время, казалось, остановилось, и только по перемещению теней они видели, что день проходит. Лошади дремали, уши их вытянулись в стороны, они переминались с ноги на ногу. А потом вдруг, уже в разгар второй половины дня, началось какое-то суматошное движение. Все встрепенулись, выбираясь из своих фантазий и грез, и принялись озираться вокруг, любопытствуя, что же это растревожило их. Король с небольшой свитой скакал перед главными силами армии, маленький человечек на громадном жеребце. Его черные доспехи мерцали, отражая лучи солнца, а на их фоне ярко блестела, голубая лента со звездой ордена Подвязки [31]. Король сорвал со своих длинных черных локонов большую шляпу с перьями и заговорил. Кит находился слишком далеко, чтобы расслышать его слова. Позади короля он разглядел фигуры двух молодых принцев, принца Уэльского и герцога Йоркского [32], а немного сбоку – безошибочно узнаваемую фигуру принца Руперта на его белом жеребце. Колокола Рэдвея зазвонили снова. Было три часа дня.

Теперь слова короля передавались от солдата к солдату: сейчас начнется наступление! Король сказал, что он их командир. Движение пробегало по рядам воинов, словно трепещущие языки пламени по стерне. А внизу, в долине, противник, конечно, заметил это оживление и понял, что ему сейчас предстоит. Руперт вернулся, он во весь опор мчался вдоль рядов своей кавалерии, придерживая коня то тут, то там, чтобы обратиться к воинам. Принц проскакал и перед своим личным полком, конь его полупривстал на дыбы, и Оберон, уловив это возбуждение, тоже слегка поднялся на дыбы, его передние ноги напряглись, и жеребец негромко, но резко проржал. И в тот же миг ему откликнулось с десяток других лошадей, тоже волновавшихся в сдерживавших их руках.

– Ну вот и пришел наш час, ребята, – воскликнул принц, и смуглое лицо его было таким напряженным и горящим от возбуждения, что Киту оно чем-то напомнило обнаженный клинок. – Не забывайте, чему я вас учил. Вы идете шагом, рысью и галопом только по команде, с обнаженными саблями. Атакуйте их яростно, как черти, с пронзительным боевым кличем. Прорвите их ряды своей мощью! Забудьте о пистолетах, иначе пока вы будете прицеливаться, вражеская шпага уже пронзит вам кишки. Вот если мы подберемся к ним совсем вплотную, то тогда можно будет ими воспользоваться: воткните врагу свой пистолет прямо под ребра, прежде чем выстрелить – так-то уж вы точно не промахнетесь!

Солдаты при этом дружно расхохотались, и принц вдруг тоже ухмыльнулся.

– Они не устоят против нашего натиска, ребята. Мы уже стали знаменитыми: королевская лейб-гвардия попросила разрешения атаковать вместе с нами – вот какая у нас слава!

Лейб-гвардия была легендарным войском – отряд дворян, кони и вооружение которых были настолько красивы, что, как говорили, если бы их пришлось продать, то на вырученную сумму от каждого комплекта можно было бы оснастить целый отряд. Командовал лейб-гвардией кузен короля, лорд Бернард Стюарт.

– Так что держите наготове свои сабли, ребята, и ждите команды. Победа сегодня будет за нами!

Воодушевляющий гром приветствий сопровождал его к следующему отряду. Взволнованных лошадей с трудом удавалось удерживать на месте, а их седоки подгоняли поудобнее доспехи и вооружение, поглубже надвигали шляпы или каски, проверяли подпруги и стремена. Руперт, объехав полк, вернулся на свое место, а потом почти одновременно с обеих сторон начала обстрел неприятеля артиллерия, и трубы сыграли сигнал «шагом». Ряды кавалерии яростно ринулись вперед, но вскоре им снова пришлось сдержать свой пыл. Склон, идущий от края откоса, был настолько крутым, что поначалу они просто не могли передвигаться быстро. Но едва достигнув более плоской местности, трубачи сыграли «рысью», и вскоре Кит увидел вспышку на острие взметнувшейся вверх сабли Руперта. Сигнал к атаке! И до того, как труба повторила эту команду, волнение передалось от людей к лошадям. Отряд Гамиля находился на передней линии – самых быстрых лошадей всегда ставят вперед, – и когда Руперт пришпорил своего белого коня, пуская его в легкий галоп, Оберон едва не выпрыгнул из-под Кита. А потом всадники уже неслись во весь опор. Кит наклонился вперед, его сабля была готова к бою, глаза неотрывно следили за фигурой Руперта, скакавшего немного впереди Гамиля, а тот, его командир, стремительно несся на Светлячке чуть левее Кита. Со всех сторон гремел волнующий сердце гром от десяти тысяч копыт и леденящий душу жуткий боевой клич. Кит чувствовал запахи конского пота, пота всадников и истолченной травы, вокруг мерцали самые разные краски, мелькали гнедые и серые лошадиные шеи, расширившиеся глаза и откинутые назад уши, кушаки и доспехи, плащи и знамена, шляпы с перьями… От трех тысяч обнаженных сабель вспыхивал свет, подобный раскаленному огню. Кто может устоять против них? Пронзительно крича от избытка чувств, Кит вонзил шпоры в бока Оберона, и жеребец, оскалив зубы, рванулся вперед, без усилий перепрыгивая мелкую поросль дрока, его большие быстрые копыта, казалось, почти не касались неровной земли. Противник теперь был заметно ближе, он и сам сокращал расстояние между ними. Из рядов врага уже вылетела искорка мушкетного огня, а звук от выстрела донесся чуть позже, он был похож на потрескивание сухих веток в костре. Кит услышал тонкий свист, словно какое-то насекомое пронеслось мимо его уха, и инстинктивно отдернул голову в сторону. И в тот же самый миг уголком глаза он заметил, как чей-то шафрановый плащ, метнувшись вбок, выпал из седла. Это был Джеми, сын одного из арендаторов. Его лошадь, освобожденная от своей ноши, прыгнула вперед, поводья и стремена колыхались, а потом она свернула поперек наступавших рядов, но вскоре снова подстроилась к атаке.