Подари мне себя до боли (СИ) - Пачиновна Аля. Страница 51
Софи поставила чашку на столик и трясущейся рукой взяла телефон из маминых рук.
«Чувствую, как с каждым днём девственность все ближе. Скоро появятся прыщи. Дрочить уже начал», — прочитала она и улыбнулась.
И уже начала думать, как бы так остроумно, да поизящнее ответить, как телефон завибрировал снова.
«Если не хочешь отсосать мне у себя в подъезде — не отвечай!»
Не начинай того, что не сможешь продолжить! Эту его фразу она теперь точно никогда не забудет.
Вспомнив, к чему однажды привела неосторожно начатая переписка с Моронским, Соня отправила смеющийся смайлик. Это же нельзя считать полноценным ответом? Это — эмоция.
«Смейся, смейся…» — пришло следом. И через секунду: персик, баклажан и брызги.
Соня прыснула в экран. Детский сад. Подняла голову и встретилась с внимательным, даже проницательным взглядом Веры Александровны. Мама покачала головой, вздохнула и спряталась от Сониного позора за книгой.
— Прости пожалуйста, Соня, — проговорила она, — у тебя сейчас лицо, как у дурочки-пиздурочки.
Соня замерла с открытым ртом.
Но услышала, как снова звякнул телефон, кинулась к экрану, ловя на себе очередную мамину «оплеуху». Ещё сообщение.
На этот раз оно было не от Моронского, а от банка. Банк сообщал, что на Сонину карту упало ровно четыре тысячи евро. Те самые, восемь по пятьсот. То есть, по сути, сообщение все-таки было от Моронского.
Соня шлепнула себя ладошкой по лбу.
Она хотела тут же написать что-нибудь язвительное, уже открыла переписку. Ещё раз пробежалась глазами. Нет. Отсос Моронскому в собственном подъезде — совсем не то, что должно быть темой завтрашнего «Прямого эфира».
— Соня, эту рубашку уже надо постирать, — услышала она снова мамин голос. — И вернуть хозяину.
Четверг
У Сони зародилось новое чувство. Неприятное. Ужасное. Даже отвратительное.
Оно холодной скользкой сколопендрой пробралось за пазуху. Сколопендра сочла место за Сониной грудной клеткой весьма благоприятной средой обитания, начала прогрызать в душе тоннели и откладывать в них свои токсичные продукты жизнедеятельности.
А самое неприятное во всем этом было то, что это паразитирующее чувство называлось просто — ревностью. И никогда не возникало само по себе. Только вместе с влюбленностью, которой и питалось. Вот это и было, по-настоящему, ужасно.
Соня поняла, что окончательно пропала, когда, только представив Макса в привате «Порока», почувствовала, как чья-то железная, раскалённая до бела лапа, сжимает горло.
А то, что он там бывает, и возможно находится прямо сейчас, да не один — сомневаться, почему-то, не получалось.
Ну просто с трудом верилось Соне, что чувственный гурман, сексоголик и психопат, у которого пять из семи смертных грехов — это образ жизни, будет сидеть у окошечка и ждать, когда она почтит его своим вниманием. Ну бред же!
И её сжигало изнутри. Разъедало кислотой. Душило. И потом что осталось, замораживало.
С этим не помогали справиться ни работа, ни книги, ни даже танцы.
Хотелось знать, где он, что делает. И одновременно, НЕ хотелось знать где он, что делает и главное — с кем…
Изводила сама мысль, что он, возможно, прямо сейчас, шепчет какой-нибудь красотке, богине глянца и гламура, какая она “охуительная”. В то время как Соню пожирает изнутри сколопендра-ревность.
Железный обруч, сдавливающий горло, не ослаб даже после того, как от «полового контакта» пришло очередное сообщение.
«В 7 в субботу заеду»
«Я очень голодный, Соня»
Означало ли это, что Соня понапрасну отравляла себя, позволяя своему бурному воображению играть с уязвлённой ревностью самооценкой?
Ничего это не означало. Но одно было абсолютно точно: хорошая девочка Соня влюбилась, втрескалась, втюрилась в плохого мальчика Макса Моронского. Классика жанра.
Пятница
Соня обожала свою профессию. Она давала ей возможность заниматься любимым делом и ни от кого не зависеть. Быть хозяйкой своему времени. Свободно распоряжаться им. Никому не подчиняясь. Посидела до двух ночи за компом, потом до полудня закрыла все дедлайны и свободна! Любой день можно было назначить выходным.
Правда, чем ближе была календарная суббота, тем ощутимее Соню потряхивало и бросало из одной крайности в другую. Главным образом в решении что надеть. Ей по-женски хотелось быть неотразимой, но гордость, упрямство — качества, доставшиеся ей от эмансипированной родительницы, не одобрили ни одного выбранного Соней наряда. То было слишком открыто, то претенциозно, то вообще пошло, а в этом он ее уже видел! В итоге Соня решила, — чем проще, тем лучше. Выбрала узкие джинсы цвета мокрого асфальта, классно обтягивающие зад, белую майку-безрукавку с широкими проймами, в которые будет видна главная изюминка образа — красивое, ажурное белье цвета графита. И много цепей из белого металла тонких и толстых на шею и запястья. На ноги босоножки на высоких каблуках с ремешками с металлическими клепками, перехватывающими тонкие щиколотки.
Подумав немного, Соня убрала цепи и достала другое «украшение» — чокер-ошейник из двух тонких кожаных ремешков с маленьким металлическим колечком и бусинками металлических клёпок.
Всё, да, в этом и пойдёт. Рокстар!
Около часа дня Соня натянула чёрное боди с открытой спиной, свободные мягкие, вытертые до дыр, джинсы. Отгородилась от всех очками на пол лица, надвинула бейсболку до бровей. Влезла в кроссовки и отправилась на тотальную эпиляцию, маникюр, педикюр и стрелку с Корнеевой.
Подруга уже сидела за столиком в углу тихой, неприметной, но уютной кофейни — их любимой. Соня подошла, чмокнула Нельку в щеку.
— Вау, Орлова, — чмокнула Корнеева Соню в ответ, обдавая духами, и чуть отстранилась, чтобы рассмотреть подругу получше. — Ты… прям секси.
— Да? Правда? — смутилась Соня и попыталась оглядеть саму себя, уставилась на кроссовки.
— Это на тебя так расставание с Лёвушкой повлияло или… — она хитро улыбнулась и, дёрнув бровкой, почти шёпотом добавила: — сам мистер Порок?
— Корнеева… — вздохнула Соня, падая на диванчик рядом с Нелькой.
— А чё я такого спросила? — пожала плечами та. — Ты раньше без лифчика даже дома не ходила. Соня-тихоня. Природу не задушишь! — Нелли посмотрела на ногти подруги с нежным глянцевым нюдом. — Маникюрчик свежий, готовишься?
Соня опустила глаза в меню.
— Не замолчишь — за счёт будешь платить ты!
— Да и с удовольствием. Угощаю!
Соня выгнула бровь.
— Что это ты расщедрилась?
Нелли загадочно улыбнулась и кокетливо опустила взгляд в чашку с капучино. Пока Соня делала заказ, Корнеева задумчиво швыркала пенку с края чашки.
— Я с таааким мужиком познакомилась… — наконец, произнесла она и на щеках ее появился лёгкий румянец. — А что, только тебе можно? — Надула губы и повела плечами. — Я тоже ого-го штучка, может быть?! Я когда в школе карандаш слюнявила — мальчики сознание теряли.
— Даже не сомневаюсь. — Улыбнулась Соня. — Что за мужик?
— Блииин, классный такой, брутальный. Джамаль. — Странно скосив глаза в сторону, Корнеева снова шумно отхлебнула.
— Как? — Соня даже подалась вперёд. — Джамаль? Он кто вообще?
— Турок вроде, но давно здесь живет. Обрусел. Ты же знаешь, восточные мужчины — моя слабость.
— И где ты познакомилась с восточной слаБостью? В тиндере, что ли, твоём опять?
— Орлова, — Нелька закатила глаза, — ты можешь представить себе Моронского, знакомящегося в онлайн-приложении?
— Нет… — у Сони в груди шевельнулась сколопендра. И чтобы заткнуть готовый прокомментировать это внутренний голос, она тоже хлебнула кофе и пожевала салатный лист.
— В галерее познакомились, — Нелли зло насадила на вилку помидорку-чери и помотала ею в воздухе, — знала б ты, где у меня эта выставка уже… сколько озабоченных мудаков она выбросила на берег. А этот вроде ничего. Вежливый, воспитанный, обходительный, без задней мысли. Ну и огонь — мужик. Сама увидишь. — Она потупила взгляд и снова шумно хлебнула.