Подари мне себя до боли (СИ) - Пачиновна Аля. Страница 61

— Куда это ты собралась? — прохрипел Моронский.

— Мне… я… телефон…

— Зачем тебе телефон?

— Мне маме надо позвонить. Она меня потеряла со вчерашнего вечера.

— А… — он ослабил натяжение Сониных прядей и резко перекинул ее на себя, усаживая сверху, — не кипишуй, она знает где ты.

Соня часто заморгала и замерла, забыв про смущение в надежде, что ослышалась.

— Это шутка такая, Моронский?

— Да, какие уж тут шутки, Орлова?

— Но… з-зачем? К-как?

«Ну, кто тебя просил, а?!» Соня ведь приготовилась прикрыться Корнеевой, соврав, что ночевала у подруги. Теперь мама перестанет доверять ей, и, что ещё хуже, начнёт презирать её за слабость, как… как Анну Каренину.

— Затем, что она звонила несколько раз. Я ответил, — он пальцами слегка провёл вверх-вниз по ее соскам, закусив губу. Соня сейчас только обратила внимание, что его верхние резцы едва заметно длиннее остальных зубов и это придавало его редкой улыбке какую-то легкую детскость. — Сказал, чтобы не теряла, — медленно выговорил Макс, играя с Сониной грудью, — у тебя все просто замечательно, несмотря на то, что ты в сексуальном рабстве.

Моронский погладил ее плечи, вернулся к груди. Сжал пальцами соски.

— Чего? — Соня пыталась игнорировать поднимающееся волной возбуждение. Не до него сейчас. — Ты серьезно?

— Абсолютно! — руки Макса замерли на талии у Сони. Он смотрел на них, будто изучал контраст текстур и оттенков. На фоне нежного медового атласа ее кожи его смуглые татуированные кисти смотрелись двумя дубами, молодыми, но сильными, с бороздами жизненного опыта, отметинами бурной юности, чередой любовных побед, разорванного в клочья белья… Руки Макса говорили о нем громче слов. Именно его руки — первое, что увидела Соня тогда в галереи. Именно они тогда и пленили. Сразу. Ещё до того, как она осознала опасность, исходившую от этого мужчины.

Глаза Макса сузились, заполнились до краев темнотой. Цепким взглядом факира он гипнотизировал ее, словно кобру и Соне, вдруг, отчаянно захотелось посмотреть на себя в зеркало. Она, как-то, не привыкла к таким пристальным взглядам спросонья.

Она опустила глаза, отвела смущённо взгляд в сторону и впилась зубами в губу. Привычный алгоритм капитуляции. Усиленно подавляя стыдливость, Соня снова заглянула в тёмную гладь омутов. Ни одно зеркало не было бы и на сотую долю так правдиво, как его глаза. Сама она обязательно бы нашла к чему придраться. Но он смотрел на неё так… будто, на данный момент она была самой… «охуительной телкой» в его вселенной.

— Макс, пожалуйста… скажи честно, что ты ей сказал?

Моронский переместил ладони с талии на Сонины ягодицы и сжал, впиваясь сильными пальцами. Совсем не нежно. Хотя кожа там ещё саднила. Отвлеченная движениями его рук, она не успела ничего осознать и отреагировать. Макс приподнял ее над собой и быстро надел сверху на своё, готовое к бою орудие.

— Ох… — Соня задохнулась. Горячая волна сильного возбуждения окатила ее снизу вверх. Подкатила к горлу, придушила, отпустила. Внизу распирало сладкой болью. Ощущение почти разрывающей заполненности затопило каждую клеточку ее организма.

Чувства на грани. Соня замерла, боясь пошевелиться. А вдруг она не выдержит и треснет пополам?

— На, сама позвони и спроси, — он нашарил под подушкой свой телефон и протянул ей. — Давай. Вот так, не меняя положения. Звони. А я послушаю.

Он пошевелил бёдрами, сильнее прижимая Соню к себе, входя глубже. Хотя, куда уж глубже? По спине прокатилась блаженная рябь.

Господи. Что он делает?!

Соня взывала к той части мозга, что не успела ещё стать киселём, пытаясь вспомнить номер мобильного мамы. Путаясь в цифрах, стала набирать. Вроде все правильно. Тыкнула вызов.

— На громкую! — выпалил Моронский.

Соня помотала головой.

— Я сказал, на громкую! — отрезал он и резко подал бёдрами вверх, толкаясь ещё глубже в Соню. Внизу все сжалось в спазме и новая волна возбуждения прокатилась до горла, обдала щеки кипятком. Влага хлынула из неё водопадом.

Она включила динамики.

— Алло? — раздалось из телефона.

— Мам…

Моронский ещё раз толкнулся в неё, но уже не резко, а мягче, скользя в обильной смазке.

— Да. Соня?

— Мам, ты как? Мне… у меня все… хорошо… — ещё толчок. Соня непроизвольно зажмурилась и закусила губу. Задержала дыхание.

— Я слышу, Соня…

Макс криво усмехнулся и активнее начал вращать бёдрами под Соней.

Вот ведь беспринципный тип! Ничего святого!

— Ну, мааам… — не получилось у Сони протянуть это жалостливо, как в детстве, когда мама обижалась на дочь за не съеденный суп. Получилось простонать. Очень красноречиво.

— Наслаждайся моментом, девочка моя. Судя по всему, от тебя там ничего не зависит, — сказала мама и отключилась.

— Пока… — шепнула Соня в погасший экран.

— Молодец у тебя мама! Умная. Не то, что ты…

Моронский выдернул у неё из рук телефон, откинул. Взял Сонины руки в свои, переплел свои пальцы с ее. Сделал ещё пару сильных движений вверх.

— Теперь подвигайся сама. Ты же в первый раз на мне сверху? Нравится?

Соня чуть поднялась на коленях над Моронским, и аккуратно опустилась до конца, вжимаясь задницей в его бедра. Снова поднялась и опустилась уже смелее. Поерзала вперёд и назад.

— Нравится… — довольно протянул Макс, не дожидаясь ответа.

Он закатил глаза. За руки потянул ее к себе на грудь, подхватил Соню под ягодицы и, как поршень, начал вбиваться в неё снизу вверх, двигая ее за бедра к себе навстречу.

— Ох, хорошо! Охуенно! — пророкотал Макс, не останавливаясь.

Он резко, со шлепком, опустил бедра Сони вниз на себя и с силой прижал.

Это было настолько глубоко, что было бы больно, если бы не было так хорошо! Соне не хватило. Ей нужно было ещё таких движений.

— Ещё… — тихо, несмело попросила она, когда он перестал вжимать ее в себя так сильно.

— Что? — Макс даже голову поднял над подушкой.

— Ещё так сделай, — сказала Соня и покраснела.

Макс криво усмехнулся.

— А волшебное слово?

— Пожалуйста, — сгорая от нетерпения выстонала она.

— Пожалуйста что?

Он издевается?

— Пожалуйста. Сделай. Так. Ещё.

— Сделать как?

— Трахни меня, Моронский, я больше не могу… — не выдержала Соня.

— С-с-сссскка! — выдавил сквозь зубы Макс и поднял Сонин зад над собой. Резко опустил и придавил. Поднял опять и снова с силой насадил на себя и прижал. И когда она начала сжиматься вокруг него, ускорил темп. Соня вскрикнула. Макс, не сбавляя скорости, не останавливаясь ни на секунду, обхватил правой рукой Сонино горло и чуть отстранил от себя, чтобы они могли видеть друг друга. Она уже сама двигалась на нем, крутила бёдрами в агонии, повинуясь древним, глубинным инстинктам самки.

Грудь Макса тяжело вздымалась. Челюсть сжалась, на лбу проступили капли пота. Губы приоткрыты. Брови домиком.

Вдруг он замер. Запрокинул голову. Вены на шее вздулись. Макс выгнулся, притянул Соню за горло к себе ближе и она увидела, как лицо его за мгновение меняется. Вот, только что ему, как будто, было плохо, а сейчас уже нереально, крышесносно ХОРОШО!

Соня рухнула ему на грудь, уткнулась носом в шею, вдыхая его запах и подрагивая.

— Отличное начало дня! — сказал Моронский, отдышавшись, и пустил руки бродить по Сониной спине.

— Моронский, какое начало? Солнце садится, — пробубнила она ему в шею.

— У меня, когда я встал, тогда и начало.

Когда Соня вышла из ванной, завернутая в полотенце, Макс сидел на краю кровати, напротив стеклянной стены. Мощная спина его чернела на фоне вползающих в комнату сиреневых сумерек.

— Макс, — тихо позвала Соня.

Он обернулся.

— Ты не хочешь поговорить о том, что вчера было?

— Это о чем? Что было вчера?

— В шафране…

— А это… — отмахнулся он, — нет, не хочу. Я уже все обсудил с твоей задницей. Надеюсь… — он сощурил глаза, — Очень надеюсь, что она меня поняла.