Подари мне себя до боли (СИ) - Пачиновна Аля. Страница 62
Соня поджала губы. Оправдаться не получится. Да и это было бы глупо.
Макс поднялся с постели, медленно, походкой тигра двинулся к Соне. Подошёл вплотную. Стянул полотенце. Взял за плечи, развернул к себе спиной и толкнул на кровать.
— Мааакс… — попробовала возразить она, сомневаясь, что выдержит ещё одну атаку.
— Ш-ш-ш, — прошелестел он ей в ухо, — не трону, расслабься. Лежи смирно.
Он куда-то отошёл, но быстро вернулся. Что-то щёлкнуло. И через секунду Соня почувствовала на своих ягодицах что-то влажное и прохладное, а затем и ладони, осторожно размазывающие это что-то по ее попе. Запахло чём-то косметическим, весьма брутальным.
— Что это?
— Крем после битья.
Он аккуратно, очень нежно гладил Сонины ягодицы, не упуская возможности скользнуть пальцами между ними. И ей казалось, что это длится уже целую вечность. Терпеть это было невыносимо. Ощущения обостряла ставшая очень чувствительной после порки кожа. Соня даже незаметно закусила указательный палец, пытаясь сдержать стон.
Да что с ней такое? Как такое возможно? Почему она постоянно его хочет?!
В холле что-то звякнуло.
Макс чертыхнулся.
— Это Игорь. Пиццу притаранил. Ща похаваем!
И соскочив с постели, на ходу натягивая боксеры, вышел из спальни.
Соня тоже поднялась. Нашла своё полотенце и обмоталась. Прикоснулась к пылающим щекам. Подула себе на лоб. Что он делает с ней? Что она сама делает?
— Соня! — раздалось снизу. — Пошли пожрем, пока она горячая!
Моронский шмякнул на тарелки по огромному треугольнику пиццы.
— Давай! — жевнул он.
Соня и правда была голодная. Она потуже затянула полотенце над грудью, присела на краешек высокого барного индастриал-стула. Взяла двумя руками кусок пиццы и осторожно укусила за краешек.
Моронский активно жевал, жадно заглядывая за махровый узел над Сониной грудью. Проглотил, не отрывая от неё взгляда, откашлялся и сказал:
— Хотел тебя, — он глотнул минералки из пузатого фужера, — покатать на байке по ночному городу. Но одежда у тебя, — он кивнул на полотенце, — вообще не одежда. А ту розовую хуйню я велел сжечь.
У Сони пицца встала поперёк горла. Она тоже схватила фужер с водой. Хлебнула. Проглотила.
— Оно, вообще-то, от Кавалли! — она дёрнула плечиком и закусила губу.
— От Кавалли, блять?! — рявкнул он. — Вот в нем тебя бы и отковалли все трое! Один там, правда, больше по мальчикам. Но для разнообразия и твоя жопа бы сгодилась.
— Макс…
— Да. Закрыли тему! — отрезал Моронский.
Он прожевал ещё кусок, запивая водой из бокала.
— Завтра поедем, купим нормальных шмоток тебе, — сказал он обыденно, закуривая чёрную сигарету.
Она хотела возразить, но не успела, Макс не дал.
— А пока вот, — он с сигаретой во рту нырнул куда-то за подушки дивана и извлёк несколько брендовых пакетов. — Времени особо не было. В первом попавшемся магазине здесь внизу купил. Если что-то не подойдёт, можно завтра поменять. Главное, не в полотенце туда прийти.
Соня смотрела на пакеты и не знала, что делать. Как реагировать? Как это выглядит? Как расценивать? Он изъявил желание ее приодеть? Она, типа, замухрышка, которую надо теперь довести до кондиции, подтянуть до уровня хозяина? Чтобы не позорила венценосного? И что ей на это сказать?
«Тоже мне, принц с хрустальным башмаком!»
— Соня! У меня сейчас сигарета усы спалит! Может, возьмёшь пакеты?
И она взяла. А куда деваться? Не ходить же, в самом деле, в полотенце.
Первый попавшийся магазин — Шанель. Он все купил в одном месте. Вплоть до нижнего белья. Сам? Простые, светло-голубые джинсы-скинни, простая белая футболка, толстовка нежно-голубого цвета, белая бейсболка. Зачем? И белье, нежно-голубое. В коробке белые с чёрным кроссовки, носки.
— Ты сам это купил?
— Ну нет, Игоря послал, — съязвил Моронский. — Он же у нас икона стиля!
— Я к тому, что это не ты выбирал.
— Почему это?
— Ну, ты б все чёрное купил. По крайней мере, белье точно.
— Дедукция — не твой конёк! — с наигранной важностью проговорил Моронский, выдыхая дым. — Я вообще ничего не выбирал, просто попросил что-нибудь не розовое. А белье… это просто по акции продавалось. Со скидкой.
Ну, и как к нему относиться? Вот, что он за человек? Как он так умеет? Задевает людей по касательной. Показывая им их место. Тонко уел!
— А это на сдачу дали, — он шлёпнул на стол коробочку с тем же логотипом бренда на крышке.
— Что это?
— Понятия не имею, — пожал он плечами. — Говорю ж, на сдачу. Как спички.
Соня открыла. На подушке поблескивали золотые серьги- гвоздики в виде знаменитого шанелевского клевера с чёрным камушком в его середине. И цепочка с подвеской тем же клевером с камнем.
— Ну, допустим, одежда ладно, она нужна. Но вот спички, — она одним пальцем подвинула Максу коробку, — верни, пожалуйста, в магазин.
— Сама возвращай! — Макс даже не взглянул на коробку. — Хрен только они у тебя их возьмут без чека.
— Зачем ты это делаешь, Макс? — спросила серьезно Соня.
Макс опустил глаза, посмотрел на ее голые ступни. Склонил голову набок, покрутился на стуле. Потом поднял взгляд на Соню и сказал коротко:
— Я хочу!
И поднимаясь со стула, тоном, не терпящим возражений, добавил:
— Одевайся и поехали!
— Куда? — похолодела Соня. Она думала, про байк он пошутил.
— Я же сказал, кататься по городу.
Соня в панике подскочила, и не зная, за что хвататься: за полотенце, чтобы не потерять его, или за пакеты, посеменила за Максом по лестнице, чудом удерживая и то и другое.
— Я не могу! — лепетала она. — У меня… у меня попа болит!
— Не ври, Орлова! — бросил он из-за плеча, — Было бы это так, ты бы не скакала на мне, как бешеная, два часа назад.
Глава 29 (часть 2)
My heart beats in patters to the broken sound
You’re the only one that can calm me down
My head spins in circles so I’m dizzy now
All of this time I should’ve figured it out
I’m a free animal, free animal
Free animal, free animal
My heart beats in patters to the broken sound
Free animal, free animal
You’re the only one that can calm me down
You get what you came for, what you stayed for
I only know how to satisfy your craving
This is what you crave
Know what you’re made of, what you’re made of
Flesh and bones won’t lie
They won’t lie
Free animal, free animal
Foreign Air «Free Animal»
В экстремальныех видах досуга, как в способе пощекотать смерти пятки ради очередной дозы вкуса жизни, Соня Орлова не нуждалась. Она и без того ощущала себя достаточно живой и менять ничего не собиралась. Ей хватало тихих вечеров с книгой и танцев, чтобы хотелось встречать новый день.
Но Макс… он, будто, спешил жить, охапками хватал все, что предлагала ему Вселенная, вдыхал полной грудью и не только привычный всем O2… Она смотрела на него и… восхищение душило её, подступая соленым морем к глазам. Такие люди, как он, на самом краю жизни говорят: «Спасибо, это было круто! Я не прочь повторить!»
Верхом на загривке чёрного зверя, игнорируя дрожь в коленях, она искала в этом мероприятии хоть один плюс. И нашла.
Определённо.
Она стеснялась проявлять инициативу в ласках. Даже не стеснялась — боялась. Боялась показаться нелепой и смешной со своими нежностями. Хотелось, но не хватало храбрости просто прикоснуться к нему, обнять или поцеловать. Казалось, что этого всего ему не нужно. Казалось… нет, она была уверена, что всё выходящее за рамки коитуса и прелюдии к нему, Макса не интересовало.
Да, по правде говоря, она и сама не хотела признаваться ему в этом желании.
Когда ему нужно — он сам прекрасно берет, особо не спрашивая. Зачем навязываться?
Поэтому, только сидя на байке за Максом, можно было без стеснения, отринув дурацкие условности и гордость, обнимать его крепко, льнуть к нему, забираться ладонями под футболку, щупая горячий, твёрдый торс, кончиками пальцев перебирать короткие жесткие волоски на груди. Оправдывая себя тахофобией.