Подари мне себя до боли (СИ) - Пачиновна Аля. Страница 72

Телки выкладывались на все двести! Кружили перед ним, то врозь, то вместе, ласкали друг друга, целовались и терлись лобками через латекс микро-шортов.

Член встал, как вкопанный. Работает! Можно будет натягивать так, чтобы стакан с виски по столу ездил. А то у него уж мелькала бредовая мысль, что ни на кого, кроме этой девчонки он не поднимется. Нет, гляди-ка, функционирует.

Сунул руку в карман — пусто. Похлопал по задним — то же самое. Конечно, он расслабился, утратил контроль, чего прежде никогда себе не позволял: перестал таскать с собой резинки. Надо сказать, чтобы во всех ложах поставили вазочки, как с конфетами, что ли…

Хозяин Порока велит подать гандоны.

Макс провёл ладонью по лбу, покрывшемуся под маской липкой испариной.

Одна белобрысая залезла на колени, потерлась о выступающий на штанах бугор. Вторая села рядом, ёрзая круглым задом по кожаной обивке дивана.

Первая подняла руки к груди и расцепила крючки на латексном лифе. Бум! На Макса уставились два выбеленных соска на круглых, блестящих, будто пластик, шарах.

Руки сами потянулись пощупать. Кожа под ладонями… кожа, как кожа, тёплая, но не та.

Макс подцепил пальцем лифчик второй блондинки.

— Снимай, чё тормозишь!

У этой сиськи поменьше и соски проколоты. Девица открыла рот, облизала губы, демонстрируя металлический шарик на конце языка. Макс, вдруг, представил, как эта железка бьется об его зубы и его почему-то зазнобило.

Вообще, все шло как-то не так. Технически все было, как обычно. Картинка возбуждала, мероприятие заводило, все, вроде бы, нормально. Но, когда знаешь, как бывает охуенно, нормально — уже не вариант! Казалось, будто его наебали. Подали любимый десерт, а он из суррогата.

И в штанах все, конечно, функционировало. Но как-то без огня, без задоринки. Да, член стоял — не уложишь, но, как будто, не у него!

Фея, что на коленях, наклонилась и потянулась пальчиками к вороту рубашки. Буфера при этом даже не вздрогнули. Наверное, недавно сделала, ещё не успели дать усадку.

Вторая потянулась к Максу губами между которых проскользнула металлическая булавка, но он преградил им путь двумя пальцами.

— Вон, ее пока поцелуй. Я посмотрю.

Девицы открыли рты, выбрасывая языки, как две кобры, и переплелись ими. «Танец двух змей!» — промелькнуло в сознании.

Музыкальные басы вдруг стали неприятно отдавать в желудок.

Вся картинка виделась теперь, будто бы, со стороны и Максу казалось, что он просто смотрит начало не очень качественного порноролика.

«Пусть приедет! Сейчас же! Пусть. ОНА. Приедет!» — вопил раненым зверем кто-то в голове.

— Ты горишь! — вдруг проговорила девица, забравшись руками за края рубашки.

— Ну, это громко сказано, — выдохнул Макс, — так, скорее тлею. Поддайте, что ли, огня, девочки.

— Да нет, я серьезно. Я медик. У тебя жар. Температура.

Макс застыл на пару секунд, потом отстранил девицу. Вторая тоже замерла.

Глаза жгло, морозило и трещала башка. Да, его лихорадило.

— Извините, девочки, видимо, не в этот раз, — сказал он, поднимаясь с дивана. Застегнул ремень и облегченно выдохнул.

Так это он не сошёл с ума от этой девчонки!!! А просто заболел!

Глава 32

Понедельник, как понедельник. Как все другие такие же. Но сегодня ровно месяц с того дня, как Соня Орлова встретила мужчину, перевернувшего ее жизнь с ног на голову.

Сказали бы ей в тот роковой вечер в галерее, что этот напыщенный, невоспитанный индюк скоро завладеет не только ее мыслями, но и телом, причём, с ее добровольного согласия, она бы сначала громко рассмеялась, а потом не на шутку разозлилась бы. Где она — серьёзная, воспитанная интеллигентной мамой, читающая Бунина и Остин, и где он — пошлый, циничный, беспринципный грубиян, живущий так, будто все ему обязаны?

Нет, она не причисляла себя к ископаемым кисейным барышням, застегнутым на все пуговицы. Не хлопалась в обморок от слова «жопа», не опускала глаза, краснея, на интимных моментах в кино. Но и представить себе все то, что она творила в его руках, даже в самых смелых фантазиях не могла. У неё и фантазий-то раньше никаких не было, так — сплошные, какие-то, мыльные пузыри. Держаться за руки, пить какао, забравшись вдвоём под плед тихими зимними вечерами. Вот и все фантазии.

А он ворвался в ее жизнь, нагло, бесцеремонно, наплевав на выставленные барьеры, смёл все на пути и поджёг! И теперь они посреди этого пламени вдвоём. Кто сгорит первым?

И что он в ней нашёл?

Она посмотрела в зеркало на козырьке над водительским сидением. Хмыкнула. Захлопнула козырёк. А утром дома долго стояла перед зеркалом голая и не узнавала.

Она никогда не считала себя красивой. Даже получая многочисленные комплименты, не воспринимала их всерьёз. Ну, фигура, как фигура. Лицо? Симпатичное. Правильные черты лица, миндалевидные глаза с янтарного цвета радужкой, окантованной темной зеленью — ее гордость. В остальном — ничего особенного. Высокие скулы, которые другие девчонки искусственно закачивают филерами за деньги, достались Соне даром от мамы. И Эта экзотика в сочетании с раскосыми глазами Соне не очень нравилась. Но что поделаешь, если предки — вышедшие из степи калмыки, принявшие христианство и примкнувшие к Уральским казакам. От них, видимо, Софья унаследовала и гордый казачий нрав, помноженный на волю кочевого народа.

А с ним… куда что делось?

Свою гордость, принципы, нрав она променяла на ощущение СЕБЯ.

Да. Она внезапно увидела себя. Будто, жила двадцать четыре года женщиной-невидимкой. И, вдруг, обрела плоть. Чувственную и сексуальную.

Никогда прежде, за всю свою жизнь, Соня не была такой, как в последние пару недель.

Моронский разбудил в ней что-то, нажал на какую-то тайную кнопку, какой-то тумблер сексуальности переключил с режима «выкл.» на «вкл.». Взломал систему без пароля, пустил по венам свой вирус. Нарушил все запреты, снес все табу, развратил. Играючи, почти на спор Соня позволила ему это, открыла ему все свои стороны, даже те, которые никому никогда открывать не планировала.

Он окунул ее в ощущение свободы, опустив на колени перед собой. Подарил ей тома искренних комплиментов, сжав их в одно единственное слово. Слово, которое раньше в Сонином лексиконе никогда не возникало. Слово, которое нецензурно выражало сильную эрекцию в крайней степени восхищения!

Соня тяжело вздохнула. Сколько это продлится? Пока она не наскучит ему? Пока их влечёт друг к другу? Пока он смотрит на неё ТАК?

Мама всегда внушала ей, что страсть, влечение не могут быть основой прочных отношений. Любовь — это течение спокойной реки, а не бурлящий горный поток, срывающийся водопадом в кипящую пучину. Которая мигом проглотит — поминай, как звали.

И сейчас Соню несло к обрыву. Как далеко до него — никто не знает. И выживет ли она, упав с такой высоты?

Да уж, у гончаровского «Обрыва» был бы другой главный герой, знай автор Макса лично. Райский на фоне Моронского — прыщавый подросток. Гончаров бы все перья сломал, пытаясь описать его портрет. Кстати, она так и не осилила двадцатилетний труд классика. Пока читала, все время думала: «не дай Бог встретить такого мужика, как Райский!». И вот, пожалуйста. Получите — распишитесь. Не такой же, а ещё хуже!

Все эти мысли дружным хороводом роились у неё в голове, сбивая настройки ориентации в пространстве. Она чудом не путала педали газа и тормоза, лавируя в плотном потоке машин, спешащих по домам после рабочего дня.

И ни звонка, ни смс!

Заходя в квартиру, Соня запнулась обо что-то. Прямоугольный плоский свёрток размером с небольшое настенное зеркало стоял прислонённым к стене ее прихожей, мимо которой, с некоторых пор, Соня старалась прошмыгнуть побыстрее. Память тут же услужливо подбросила пару флешбеков той ночи и Соня мгновенно вспыхнула.

— Бандероль тебе. Я не стала разворачивать! — тихо, с некоторым сомнением сказала Вера Александровна.