Подари мне себя до боли (СИ) - Пачиновна Аля. Страница 75

— Оооо, блть, что ты творишь, Орлова… — прорычал Моронский.

Соня улыбнулась и слегка покачала головой, снова медленно покрутила бёдрами на нем.

— Видел бы ты себя, мистер Порок, — томно прошелестела она и перекинула волосы с одного плеча на другое, — весь такой герой-любовник, охотник, а лежишь подо мной, робеешь, как будто двойку получил… по рисованию.

Соня и пикнуть не успела, как оказалась под ним вжатая спиной в кожу дивана.

— Это ты зря сказала! — он навис грозно сверху и Соне стало тяжело дышать от его взгляда, сразу как-то расхотелось улыбаться.

— Сожми меня сильно! Да! — Макс закатил глаза. — Какой кайф! — он глубоко толкнулся в неё. Так глубоко, что она почувствовала его почти в животе. Сладкая истома волнами разошлась от центра по всему телу и она сама нетерпеливо подала бедра вверх.

— Чувствуй меня. Чувствуй. — бормотал он возле ее уха, посасывая и прикусывая мочку, — Расслабься, не торопись. Сейчас все будет… — Макс слегка двинулся бёдрами назад и снова сильно толкнулся в неё. Замер. Ягодицы его под Сониными ладошками стали каменные. — Нам некуда спешить, девочка. Моя…

Большое, бронзовое изваяние заходило волной над ней, бедра мощно, яростно вжимались в ее распахнутую промежность, выбивая из Сони короткие очереди стонов. Ещё немного и он расколет ее пополам! Но как же невыносимо хорошо… погибать под ним снова и снова!

«Ты тоже только мой, Макс. Пусть только сегодня. Сейчас. Но только мой!» — хотела сказать Соня. А потом увидела его взгляд, каким он смотрел на неё сверху и поняла, что слова лишние. Он и так весь её. Только ЕЁ. Сегодня. Сейчас.

— Да… пожалуйста… — выкрикнула Соня и начала жадно двигаться навстречу, растворяясь в ощущениях. Она чувствовала его каждой клеткой своего тела, каждым атомом. И он уже нёсся по ее венам и сосудам вместо крови, щедро заполняя собой до самых пределов сознания.

Макс воткнулся несколько раз в ее пульсирующее тело, сильно выгнулся назад и замер в агонии. Соня услышала откуда-то издалека нечеловеческий рык, сжалась вся и вспыхнула, всеми своими фибрами прочувствовав, как взорвался Везувий внутри неё. Наслаждение опалило ее и горячими волнами разошлось от живота по всему телу, до самый кончиков пальцев, оглушило до звона в ушах.

Сколько они лежали и дышали, будто выброшенные на берег потерпевшие кораблекрушение? Пять, десять минут? Или целую вечность? Времени не стало. Какая разница. Вот этот момент один из тех, ради которых стоит жить. Что будет в следующее мгновение — не важно. Не было больше ни страха, ни боли, ни сомнений. Все правильно. Все так и должно быть! Сегодня. Сейчас.

- У тебя есть коньяк? — спросила Соня, когда снова была способна на внятную речь.

— Обычно после коитуса спрашивают про салфетки…

— Макс, — буркнула Соня ему в шею, — ты все ещё во мне и я только прямые, односложные ответы понимаю…

Макс хрюкнул Соне в ухо.

— Глупый вопрос, детка, — это тот, на который заранее знаешь ответ. Ну, конечно, у меня есть коньяк. Тебе какой?

— Мне — никакой. Это тебе. Лекарство тебе буду делать.

Он отстранился, чтобы посмотреть на Соню. Лицо у Макса было такое, будто она банк ограбить собиралась и идея его заинтересовала.

— Такие лекарства мне нравятся! — хмыкнул Моронский и поднявшись, потянул Соню за собой. — Пошли в душ и продолжим лечение!

Глава 33 (часть 2)

Ах, Соня! В этих сладких разговорах патефона.

Ах, Соня! Я любил тебя, как море — даже больше.

Соня! Ну, что не так? Вовсе, я не маньяк.

Только быстрей и быстрей Сонин шаг.

Ах, Соня! Это о тебе всем пишут почтальоны.

Ах, Соня! Сигаретный дым на спальные районы.

Соня, подай мне знак, вовсе я не маньяк.

Но все быстрей и быстрей Сонин шаг;

Но все быстрей и быстрей Сонин шаг.

«Соня» Моя Мишель.

Соня ещё в прошлый раз заметила на баре черно-белое фото в рамочке, но рассмотреть как следует не довелось.

На снимке улыбались двое: седовласые мужчина и женщина, стройные, подтянутые, моложавые, похожие на моделей 50+. Головы их соприкасались. Они не смотрели на того, кто делал фото. Женщина держала в руках айфон, и они оба смотрели в его экран — делали селфи. Живая фотка! Глаза мужчины скрыты за темными очками. Ветер застыл в волнах его седых волос. Борода точно такая же, как у Макса, только гуще и седая. У женщины приятная открытая улыбка, глаза лучатся. В молодости она, очевидно, была настоящей красавицей. Сколько им? Лет по шестьдесят должно быть? Но выглядят гораздо моложе, несмотря на то, что совершенно не пытаются молодиться специально.

— Это твои родители? — спросила Соня, заранее зная ответ. Да, тут и спрашивать не надо и так понятно. Он похож на обоих.

Макс кивнул.

— Это в Риме два года назад, — пояснил Моронский, плюхнулся на барный стул и тот жалобно скрипнул под ним.

— У тебя ее улыбка.

Интересно, а характер чей?

— Тридцать семь и два, — огласил Макс результаты замеров температуры.

— Предсмертное для мужчины состояние! Держи, — Соня протянула Максу кружку с горячим напитком.

— Чё это? — он с сомнением заглянул в чашку, от которой поднимался пар и понюхал. — Это сюда я дал плеснуть своего любимого Луи тринадцатого?

— Пей и не возникай!

Макс зажмурил один глаз и хлебнул.

— Ммм, — промычала он, — Орлова! Это пиздец! Если б ты сразу сказала, что набузишь туда варенья, я б дал тебе какой-нибудь банальный Хеннесси Иксо. А французский Реми Мартин выпил бы вприкуску с кубинской сигарой и швейцарским шоколадом. Пользы было бы больше, мне кажется.

— Не ворчи, а пей! — фыркнула Соня. — Ты должен ещё всю гущу съесть и сразу лечь в постель. У тебя есть какая-нибудь одежда вообще, или ты всегда дома голый ходишь.

— Я в шарфе, видишь? — он поправил на шее кашемировый хомут и отхлебнул из чашки. — Откуда народная медицина? Кто автор?

— Это наше с мамой секретное оружие против всякой заразы.

— А понял. Опьянить и в сахарную кому. Теперь верю, что поможет, — он ещё раз шумно отхлебнул. — На меня ж подействовало.

Соня уставилась на Макса, прокручивая в голове его последние фразы и пыталась понять, что он имел в виду. Но, видимо, разжиженные в экстазе мозги ещё не приняли первоначальной своей консистенции.

— Я допил, — сообщил больной, отодвигая от себя посуду, — теперь что делать, доктор?

Он поднялся со стула, обошёл ее сзади, сжал в лапах плечи и наклонился к основанию шеи.

Присосался, как клещ.

— Ложиться в постель, желательно в трусах, и засыпать, — вся ее левая сторона тела покрылась пупырышками, глаза закатились сами собой. И, прежде чем подумать, Соня пообещала: — ты пропотеешь, а утром встанешь огурцом.

Макс заржал:

— Я и так каждое утро с таким огурцом… — он согнул руку в локте, поднял вверх сжатый кулак. — Завтра покажу!

Макс чуть отошёл, потом вдруг резко размахнулся и и со всей силы шлёпнул Соню по правой ягодице, так, что казалось, стёкла в окнах трещинами пошли.

— Ай! Моронский, — Соня схватилась за пылающую выпуклость, потирая, — за что?

— Не «за что?», а «для чего?», — он ласково погладил место шлепка ладонью.

— И для чего? — Соня насупилась, обиженно подглядывая на Моронского уголками глаз.

— Чтобы ещё попросила! — выдохнул Макс ей в ухо, поднимая новую волну мурашек.

— Не дождёшься! — буркнула она и не успела айкнуть, как получила ещё один сильный шлепок по другой ягодице.

— Ай!

Макс погладил шлёпнутое место. Потом кивнул на черно-белый снимок в рамке.

— Помню, мы с отцом сидели за столом, ужинали, — заговорил он обнимая сзади и продолжая проглаживать Сонин зад, — а мама мыла посуду, стояла к нам спиной у мойки. Оба были в приподнятом настроении, потому что помирились после дикой ссоры. И отец в шутку, с долей пошлости, отвешивал комплименты маминой заднице. Мне было около двенадцати лет. — Макс перестал гладить ягодицу и сильно сжал ее ладонью, впиваясь пальцами в мякоть. — Вот такая у женщины должна быть задница, говорил он, упругая, сочная! Чтобы со всей дури рукой шлепать, так чтобы она глаза закатывала и хохотала, как ненормальная. Потом встал из-за стола, подошёл к маме и каааак зарядил ей по булке! Там звук стоял — у меня в ушах зазвенело, а она ржёт и глаза закатывает. В общем, когда лет в тринадцать-четырнадцать я начал потихоньку рукоблудить, эта сцена стала первой моей фантазией.