Подкидыш - Хэррод-Иглз Синтия. Страница 36

– Он красив? Элеонора не знала.

– Да, – ответила она. Анне, похоже, стало чуть полегче.

– Когда мне ехать? – спросила девушка повеселевшим голосом.

– Я не могу сказать точно, пока не вернется твой отец. – Возможно, где-то в середине следующего месяца. Помолвка состоится здесь, а потом ты отправишься в Дорсет и будешь жить у своего свекра еще несколько месяцев до свадьбы.

– Понятно. И вы рады этому?

– Я буду счастлива видеть, что ты попала в хорошую семью. Нам уже пора думать о выгодных партиях и для твоих сестер – причем чем скорее, тем лучше. Надеюсь, что их браки тоже будут удачными.

– Значит, у меня осталось всего несколько недель?

– Наслаждайся ими, дитя мое, а потом начинай готовиться к новой жизни. Вскоре ты встретишься со своим мужем. Исполняй все свои обязанности по отношению к нему, и ты будешь счастлива.

– Да, мадам. Могу я теперь идти?

До конца дня Анна была очень тиха и задумчива, как и следовало ожидать. Вечером, когда все собрались в зале, Анна попросила Джоба сыграть с ней в шахматы и села с ним в сторонке, чтобы никто не мешал. Взглянув чуть позже на эту пару, Элеонора обнаружила, что Анна и Джоб уже не играют, а ведут весьма серьезную беседу, причем Анна задает вопросы, а Джоб на них отвечает. Когда все дети ушли спать, Элеонора позвала Джоба наверх и поинтересовалась, о чем это они говорили.

– Анна рассказывала мне о своей помолвке, – объяснил он.

– В этом нет ничего удивительного. Но что она у тебя спрашивала?

Джоб улыбнулся.

– Ей хотелось знать, что чувствовали вы, её мать, когда вас вот так же выдавали замуж.

– Ну, положим, совсем не так же, – возразила Элеонора. – Я была старше и не ждала от судьбы ничего хорошего. Анна, по крайней мере, будет говорить на том же языке, что и все её будущие домочадцы. Ах, Джоб, ты помнишь те времена, когда тебе приходилось переводить слугам мои распоряжения и приказы?

– Конечно, помню. Я рассказал Анне об этом, чтобы объяснить, как вам было тяжело и насколько легче будет ей, но, по-моему, это не произвело на неё особого впечатления.

– Что так? – вскинула брови Элеонора.

– Скромность не позволяет мне ответить на ваш вопрос.

– Скромность? Что ты имеешь в виду? Что именно она сказала? Я требую, чтобы ты ответил.

Джоб вздохнул с притворной неохотой.

– Если вы приказываете мне, то как я могу ослушаться? Когда я рассказал ей обо всех невзгодах, выпавших на вашу долю, она ответила. «Вряд ли моей матери было так уж трудно. Ведь у неё был ты, Джоб».

Элеонора рассмеялась и отпустила его. Только позже, лежа ночью в постели, она вспомнила, какими глазами Анна смотрела на Джоба через разделявший их шахматный столик, и подумала, что девушка, пожалуй, и правда произнесла те слова, которые Элеонора сначала приняла за шутку своего верного слуги.

Помолвка состоялась тридцатого августа в небольшой, но уютной часовне, прилепившейся к восточному крылу дома. Анна была одета в белую парчу и бледно-желтые шелка; золотистые волосы девушки прикрывала простая батистовая вуаль. Клянясь в верности будущему супругу, Анна, к легкому удивлению Элеоноры, выглядела вполне довольной и нежно улыбалась жениху. Слова Элеоноры неожиданно сбылись, он оказался прекрасным молодым человеком, высоким и широкоплечим, с типичными для дорсетца рыжими волосами, голубыми глазами и даже большим, чем у Изабеллы, количеством веснушек, придававшим его лицу насмешливое выражение, даже когда он был вполне серьезен. Молодые люди, похоже, с самого начала понравились друг другу, поскольку оба были достаточно благоразумными, и, видимо, не сговариваясь, решили сделать свой союз как можно более приятным.

Когда Элеонора, окруженная всем своим семейством, преклонила колени, мысли её были далеко от тех молитв, слова которых механически шептали её губы. Анна теперь хорошо устроена, и у Морлэндов уже появились кое-какие соображения насчет подходящей партии для Хелен. Они подумывали о вдовце двадцати трех лет от роду, торговце пряностями, жившем в городе и вполне способном окружить Хелен той роскошью, которую она так любила. Стоявшая на коленях рядом с матерью, Хелен выглядела сегодня просто изумительно. Она была в новом шелковом платье и взирала на жениха и невесту с серьезным видом, который, по её мнению, приличествовал такому случаю. Хорошенькая, глупенькая Хелен, конечно же, с легкостью выпорхнет из родительского дома, не испытывая ни грусти, ни тоски, красавица быстро закружится в хороводе наслаждений, радуясь новым платьям и блистая на роскошных балах. Всю свою жизнь она стремилась быть в центре внимания – и сыграть роль преданной жены с таким же удовольствием, как и любую другую.

С Изабеллой все было иначе. Перед началом церемонии, когда девочки подошли, чтобы поцеловать Анну и пожелать ей счастья, Изабелла обняла сестру и сказала:

– Я рада, что это ты, а не я, Анна. Я-то вообще не хочу выходить замуж. Я бы с большим удовольствием осталась здесь, на ферме, помогала бы отцу с овцами и ездила бы с Джобом на соколиную охоту.

Дав за Изабеллой побольше денег, её будет так же легко сбыть с рук, как и её сестер, но ей это явно не понравится... Когда все опять сели, Изабелла оказалась на самом конце скамьи, почти рядом с Джобом, сидевшим через проход от девочки, в той части маленького храма, которая была отведена для слуг. Сегодня Изабелла выглядела почти хорошенькой: утром её почти насильно вымыли, причесали и одели в новое платье. Энис было велено следить, чтобы девочка ни под каким видом не покидала дом до начала церемонии. Но как раз в тот момент, когда Элеонора посмотрела на Изабеллу, шалунья поймала взгляд Джоба, подмигнула и мотнула головой в сторону алтаря, словно обручение было какой-то ужасно смешной шуткой. Элеонора с радостью заметила, что Джоб неодобрительно покачал головой и отвел глаза.

Между Хелен и Элеонорой сидели мальчики. Эдуард, которому недавно минуло двенадцать и который уже начинал потихоньку обретать мужскую стать, потом – Гарри, которому через месяц исполнится семь, и рядом с матерью – её неизменный любимчик Томас; ему было почти девять и он слыл самым красивым и очаровательным пареньком в округе. Маленький Джон устроился на руках у Энис, примостившейся за спиной у Элеоноры, в следующем ряду. С мальчиками никаких проблем не будет – под неусыпным надзором мистера Дженни они росли мужественными, хорошо воспитанными и послушными. Элеонора подарила Роберту четырех сыновей. Она выполнила свой долг и теперь могла только надеяться, что и Анне удастся это сделать не хуже.

Второго сентября молодые собрались ехать в Дорсет, и во дворе «Усадьбы Морлэндов» столпилось все семейство, чтобы проводить их. Звучали неизбежные в таких случаях пожелания счастья, лились непрошеные слезы... Анна присела в книксене перед матерью и отцом, после чего Роберт погладил дочь по щеке и проговорил:

– Будь хорошей девочкой, моя дорогая. Мы с тобой не прощаемся навсегда – я буду время от времени навещать тебя, приезжая по делам в Дорсет.

– Да, отец. Я рада этому – по крайней мере, мне не будет казаться, что я – отрезанный ломоть.

– Исполняй свой долг, Анна, и Господь благословит тебя, – заключил Роберт.

Анна обняла по очереди всех братьев и сестер и пообещала писать Хелен; та плакала, не скрывая отчаяния.

– Просто не знаю, что я буду делать без тебя, Анна, – бормотала она сквозь слезы. – Как бы я хотела поехать вместе с тобой!

– Скоро ты переберешься в свой собственный дом, – попыталась успокоить её Анна, но Хелен была безутешна. Изабелла же смотрела на жизнь более оптимистически.

– Надеюсь, у тебя будет много лошадей, – сказала девочка. – Матушка говорила, что в Дорсете прекрасная охота. Может, я как-нибудь приеду навестить тебя.

– Не раньше, чем станешь взрослой, – быстро ответила Анна, придя в ужас от одной только мысли о том, что её сумасшедшей сестре может взбрести в голову как-нибудь поутру взять тайком лошадь и попытаться в одиночку пересечь верхом всю Англию. Это было бы вполне в духе Изабеллы. – Помни, что ты теперь женщина, хотя еще и маленькая.