Ковчег для Кареглазки (СИ) - Наседкин Евгений. Страница 23

— Его зовут Гриша. Собака — Цербер. Больше ни о чем не говорили, — продолжил он отчитываться.

Полковник кивнул и рукой показал Ивану на выход — мол, иди. Что тот и сделал.

— Я — полковник Горин, полномочный руководитель Горнореченской карантинной зоны. Капитан Шпигин, лейтенант Сидоров… а это — доктор Ливанов, начальник моего медицинского кластера, — представил свою команду брюсвиллис.

— Итак, Григорий, не будем ходить вокруг да около. Ты подозреваешься в действиях диверсионного характера, — сообщил он и опустил руку на пояс рядом с кобурой. — Что ты делал в Межнике 14 и 15 апреля?

Бляха-муха, предчувствие меня не подвело — а лучше было бы наоборот. Как бы там ни было, ситуация требовала сохранять хладнокровие. Поэтому я тщательно продумывал каждое слово.

— Отмечал День космонавтики, — пошутил я. — Этот городок — известный центр ракетостроения, каждый год миллионы сталкеров бредут туда восславить Гагарина.

— Прекрати ерничать, — обрубил полковник. — Что произошло в Межнике?

Я преисполнился чувством попранного достоинства.

— Я что — арестован? Или в плену? Вы же представитель власти! Где полиция, где суд?

— Для тебя будет военный трибунал. И расстрел — если не будешь честным до конца. Так что, покрути головой — правильней все рассказать. Разумный глупец лучше глупого мудреца, — процитировал кого-то Горин — это стало понятно по его пафосной интонации.

Хорошо, хоть не суд Линча. С таким не пошутишь. Нужно сбавить обороты. Как это — быть честным до конца? До какого конца?! Признаюсь, меня всегда вышибали из колеи новые знакомства, я часто не мог понять, о чем говорят эти незнакомцы. Словно мы из совершенно разных миров.

— Хорошо, я постараюсь… вспомнить, — протянул я, пока заставлял свой разум сложить пазлы воедино. — Если получу кофе… — лысый кивнул, на его лице проскочила тень улыбки. — Так дайте мне кофе, пожалуйста, — настаивал я, так как мой опыт однозначно утверждал, что кивки головой — это совсем не кофе.

Полковник взглянул на Ливанова и тот нехотя, жирной гусеницей, выполз в коридор, где за дверью уже нарисовался Свинкин — видать, он не отходил далеко. Или был очень быстрым — киборг ведь. Горин выжидающе уставился на меня. Придется что-то сочинить… Я не знал, что он хочет услышать, хотя догадывался, что именно может представлять для меня опасность.

Жизнь научила меня, что ложь не должна быть явной, а правда может быть частичной — и это позволит рассказчику выглядеть искренним, а слушателям — безоговорочно верить сказанному. Поэтому я кратко пересказал произошедшее в Межнике, периодически делая экскурсы в прошлое, но упустив упоминания Мчатряна, красного кейса и монахов. Наконец Иван принес кофе, и я застыл с зелененькой чашкой, балдея. Эти райские десять минут я уделил рассказу о том, как получил свои травмы. Ароматный напиток, давно мной не испробованный, вдохновлял похлестче историй Мюнхгаузена, и поток слов лился и лился из меня. Так, я поведал о том, как сразился с ордой краклов — оттуда и все мои беды. При этом насчет спины я не соврал, а вот опухшую челюсть, заплывший глаз и травмированную ногу приплел паровозом. Пусть знают, что я не лыком шит. Хотя не уверен, что новые знакомые впечатлились — Свинкин скептически морщил нос, а остальные просто лыбились.

— Григорий Менаев, уроженец Первомайска 25-ти лет от роду. Выродки, морфы, поход на север — понятно. Но откуда же у тебя подробная карта Горноречья с указанием Нового Илиона? — оборвал мое фэнтези Горин.

Признаюсь честно, о карте я забыл. Карта-карта… память резко выгрузила первоисточник. Йоперный театр! Она у меня от Мчатряна, а про него и говорить нельзя — уже ведь все рассказал, и кавказца в этой истории не было. Я вообще не просчитал вероятность того, что рюкзак окажется у солдафонов. Как же я туп!

— Вот, короче, и все, — сообщил я, допив кофе и сделав вид, что не понял последнего вопроса. — Ребят, я благодарен за заботу, конечно, но все-таки… по правде сказать, я же здесь не пленник? У меня просто были затеи кое-какие… делишки, планы.

Я глянул на лицо Горина, но вояка оставался невозмутимым, а вот слащавый лекарь ухмылялся. Захотелось встать и навалять ему.

— Григорий, откуда карта? — повторил полковник.

— Я сейчас так сразу и не могу сказать, — решил я давить на контузию и амнезию. — Я искренне хочу помочь, но я все рассказал. У меня от вас секретов нет.

Последнее звучало наигранно, мне самому не понравилось — к сожалению, задним числом. К счастью, вояка не успел ничего сказать, так как нас прервали. Нагло, резко и впечатляюще.

Влетевшая в палату девушка была прекрасной — и разгневанной. Она еще что-то проворчала в дверях, но как только перескочила порог и увидела меня, смолкла.

Я думаю, она была старше меня, наверное, ей было лет под 30, хотя, уверен, этот возрастной порог еще не перешагнула. На лице были небольшие морщинки — как от смеха, я их называл «смешинками». Когда-то эти морщинки станут глубокими бороздами, испещряющими уставшее лицо — как когда-то у моей матери. Но не сейчас. Пока что эта девушка была свежа и мила, хотя уже выглядела взросло и женственно, как настоящая женщина. Изящная, хрупкая Кареглазка с ямочкой на правой щеке…

Ее карамельные глаза уставились на меня с явным ожиданием, что подтверждал и вздернутый носик. Я также не отводил взгляда и снова не дышал, каждую секунду изумляясь идеальным пропорциям лица, хрустальной чистоте светло-карих очей и прекрасным рыжим волосам, аккуратно собранным в хвостик. Кареглазка. Богиня. Мечта.

— Ого! — кажется, не сдержался я, на мгновение опустив взгляд ниже — на точеную фигуру с идеальными выпуклостями, да еще и заключенных в желтую блузку и бежевую узкую юбку.

Покраснев, она заговорила — и звонкий, нежный голос был самым прекрасным, что я слышал за все годы своей никчемной жизни.

— Эй! — Кареглазка щелкнула пальцами у моего носа, теряя терпение из-за того, что я слушаю ее речь как дебил — ничего не понимая. — Где твои подельники? Зачем вы убили Мчатряна?

Эти слова прозвучали холодным душем, вернув меня с неба на землю. Нужно прийти в себя, нужно собраться с мыслями…

— А разве его убили люди? — спросил я, желая съехидничать, и почувствовал, как язык во рту буквально налился свинцом.

Все в палате вытаращились на меня. Произошедшее погасило во мне всякие остатки самоуверенности. Меня раскусили так быстро и легко… Как же я мог так опростоволоситься?!

— А кто же его убил? — эту фразу девушка произнесла так мягко, словно смазав ее медом.

Твою же мать! Я в ловушке! Опять эта «жизнь полна неожиданностей»… баран, баран-баран… Нельзя признаваться о майоре и кейсе — они же меня убьют…

— У меня нет секретов, — только и смог произнести я, пытаясь унять дрожь и разведя руками.

— Ты видел Ковчег? — мило улыбнулась Кареглазка — где-то я уже видел такую улыбку. — Где он?

— Совершенно не понимаю, о чем речь, — ответил я, в этот раз наиболее близко к правде. — Обещаю, если я что-то припомню, обязательно расскажу. Простите, возможно, мне просто нужно немного придти в себя. Подлечиться, отойти от шока что ли. Очиститься от пережитых страданий. Вы же видите? — и я показал пальцем на забинтованный глаз.

Девушка начинала сердиться — и даже это не портило ее красоты.

— Прекрати паясничать, — она открыла папку, которую я только заметил. — Я знаю, что ты был там.

Достав из папки фотографии, она положила их рядом со мной. Сделав усилие, я посмотрел: незнакомый лес в отблесках пламени, аптека… похожая на ту, где я сбросил балласт в виде кавказца. Черт!

— Обрати внимание на следы, я их обвела фломастером.

Следы? Я приподнялся с постели и сфокусировал глаз. Что-то знакомое… ящерица, виляющая хвостом. Протектор на ботинках! И эти следы были возле аптеки, где их оставил я, и в лесу, где меня не было. Что за фигня? Душа ушла в пятки от коварства ситуации, в которую я угодил. Я был с Мчатряном — не отвертишься. И… я не был в лесу, только вот выглядит так, что я там был.