Бедный Павел. Часть 2 (СИ) - Голубев Владимир Евгеньевич. Страница 76

— А мы здесь… — Фабрициан даже с некоторым испугом переглянулся с Дабижей.

— А Вы здесь, Фёдор Иванович, в качестве будущего главы этого ведомства. Вам лично даны самые лучшие характеристики как Суворовым, под начальством которого Вы служили последнее время, так и Румянцевым, с которым Вы много взаимодействовали. Генерал Баур также оценил Ваши качества весьма высоко.

— Но я же боевой генерал, и Александр Васильевич…

— Суворов был чрезвычайно недоволен моими намерениями лишить его столь нужного человека. Это было для меня решающим аргументом для избрания на эту должность именно Вас, Фёдор Иванович. Александр Васильевич согласился, что такой человек, как Вы нужен империи, а ему придётся найти себе другого руководителя переселением и размещением войск. А уж боёв на новой должности Вам придётся вынести не меньше, чем в хорошей войне, уж поверьте мне…

— Я не был готов… — выпучил глаза Фабрициан.

— Не спорю, что задача весьма сложная, хоть и близкая Вам. Но на этом пути Вам должен помочь Дмитрий Васильевич, с которым Вы трудились в Придунавье. — Дабижа вскочил и вытянулся, — Вы, господа, очень неплохо сработались, а главное — вы работали системно, и именно ваши планы и регламенты были приняты Бауром в качестве образца, который он решил внедрять, в том числе и в армии.

— Я, Ваше Высочество, готов выполнить Вашу волю, однако у меня будет ещё очень много вопросов и просьб! — храбрый полковник славного молдавского княжеского рода попытался отвлечь внимание от пребывающего в прострации старшего товарища.

— Не стоит так волноваться, господа. Я уверен в вашей способности успешно выполнить поставленную задачу, благо Генеральный штаб не устраняется от помощи новому приказу, да и часть своих офицеров Баур передаст вам, конечно, в случае соответствующего обращения.

Разговор был долгим. Несколько часов мы обсуждали планы и перспективы перемещения людей, скота и грузов, основания новых поселений, строительства городов и портов, работы по сбору информации на местах и налаживанию взаимодействия с губернаторами. Фабрициан пришёл в себя и уверенно вёл разговор, а Дабижа играл вторую скрипку. Они очень хорошо сработались у Суворова — молодой курляндец, который проявил себя неплохим администратором, и ещё более молодой молдаванин, показавший себя мастером снабжения.

Сколько слёзных писем отправил мне Суворов, уговаривая не забирать у него Дабижу, а особенно Фабрициана, на котором держалось гражданское управление в наместничестве. Но государственная задача главнее частной и Александр Васильевич это признал. Я проблему организации важнейшего ведомства успешно решил, а наместник пусть теперь сам выкручивается, хе-хе!

Корабли отходили от причалов Кронштадта. Играл оркестр, всё общество собралось здесь, даже Императрица с двумя дочерями стояла на берегу и прощалась с экспедицией Чичагова. Василий Яковлевич горделиво возвышался на шканцах Святого Владимира и кланялся провожающим. Палили пушки крепости и кораблей на рейде, звонили церковные колокола. Сам патриарх Платон благословлял уходящую маленькую эскадру.

Сегодня он положительно был в ударе и произнёс прекрасную проповедь о благословении Господом открытий и новшеств, кои совершаются к торжеству веры. А уж молебен, который вместе с ними вело множество православных иерархов, был грандиозен.

Да, такая экспедиция дорого стоит, во всех смыслах! В кругосветное плавание уходили новейшие наши фрегаты Святой Владимир и Святитель Николай, и транспортное судно Камчатка. Первый корабль — тридцатидвухпушечный фрегат, был изделием Кронштадтских верфей, судостроителем был француз Жан-Дени Гобер, которому было поручено руководство отечественным корабельным делом.

Известный мастер из Бреста, он решил стать судовладельцем, но оказался неудачливым коммерсантом, разорился и отчалил в Новый Свет, где собирался начать новую жизнь. Французы нисколько этому не препятствовали, а, напротив, зачастую даже поощряли укрепление своих связей с Североамериканскими колониями, в которых уже много лет справедливо видели перспективных союзников против англичан.

Но именно Гобер, по мнению самого́ Грейга, был одним из лучших корабелов мира, и мои люди его просто перекупили. Французы узнали о смене направления переезда своего мастера, но только поворчали и скандала устраивать не стали — наши отношения улучшались день ото дня. Совсем недавно случился новый дипломатический прорыв, и можно было рассчитывать уже на постоянный поток специалистов разных мастей и из Франции.

Алексей Орлов всё-таки выпросил у меня отставку с поста наместника Таврии, но получил новое назначение — посланником в Париж. Эта роль пришлась ему значительно больше по вкусу, ибо на дипломатической службе он был свободен от надоевших ему административных обязанностей. К тому же французским языком новоявленный посол владел совершенно свободно.

Для уравновешивания его авантюрных качеств и текущей работы ему были приданы три секретаря, один из которых должен был заниматься исключительно разведывательной деятельностью.

После получения подарков и моего письма из рук графа Чесменского, Людовик с явным удовольствием вступил в личную переписку со мной, а мой посланник оказался просто в центре внимания версальского двора. Алехан был этаким дикарём на фоне изнеженных придворных — огромный, громогласный, пусть слегка неотёсанный по местным меркам, но компенсировавший это бешеной харизмой.

Он много говорил о своих подвигах на войне, причём явно выдумывая половину. Судя по рассказам очевидцев барону Мюнхгаузену в этом мире лавров уже не снискать. Особенно французскому обществу полюбилась история Орлова, как он на ядре залетел на флагманский корабль турок и саблей зарубил турецкого капудан-пашу. Популярности России это явно очков прибавило, да и сам Людовик оказался в числе почитателей таланта рассказчика моего посла.

Людовик был весьма неглупым молодым человеком, но очень робким и скромным. Он прекрасно осознавал своё слабое образование, стеснялся проявлять всласть, боялся больших групп людей, хоть и справлялся с этим, выказывал уважение к старшим и заработал себе стойкую репутацию мямли и нерешительного правителя. Но внутри он был великим реформатором, полководцем, учёным. Ему нужно было время и поддержка окружающих, а вот того-то у него не было.

Он искал во мне такой идеал рыцаря и правителя, которым стремился стать сам. В переписке мне с ним было легче, чем с Иосифом II, энергия и неудержимая ярость которого просто хлестали через край, а склонность к интригам сочилась со страниц его писем.

А между тем суда удалялись. Второй фрегат Святитель Николай пришёл из Архангельска, он был тридцатишестипушечным, и его строил уже русский мастер Александр Катасанов. Камчатка тоже была изделием Соломбальских верфей, но представляла собой транспорт, вооружённый всего двадцатью пушками, но размером почти с линейный корабль — проект талантливого молодого корабела Михаила Окунева, созданный по образцу английских ост-индийцев [138].

Контр-адмирал Чичагов вёл за собой в первое русское кругосветное плавание более 600 человек экипажей, солдат морского батальона Балтийского флота и новиков, в основном Морского корпуса, более тридцати двух тысяч пудов различных товаров, предназначенных для наших поселений на Тихом океане и торговли в пути.

Основной груз составляли шесть 48-фунтовых береговых, восемь 24-фунтовых береговых и тридцать 12-фунтовых морских пушек с лафетами для вооружения батарей наших новых гаваней и военных кораблей, которые строились в Петропавловске — перевозить такие огромные орудия по сухому пути было крайне сложно, ведь вес такого пушечного ствола мог достигать двухсот пудов. В экспедиции принимали участие более сотни морских новиков из корпуса, которым это путешествие должно́ было заменить практические занятия. В Копенгагене к экспедиции собирались присоединиться ещё полтора десятка нанятых в Европе учёных-исследователей.