Пустышка (СИ) - Палей Натали. Страница 23

Таким образом, совсем этого не ожидающие, «невидимки» за стенами приюта были сначала атакованы яростными фуриями, а затем взбешёнными магами, на чьих детей они собрались напасть. У них практически не осталось шансов победить.

Гораздо труднее было тем, кто сражался внутри приюта.

Дети, маги, полицейские, фурии радостно обнимались, ещё не до конца веря, что они справились, что все позади.

Диннар и Мадлен недоверчиво осматривали друг друга — они живы и все получилось? Никто из детей сильно не пострадал, и даже приют стоит на месте целый и невредимый.

И только невысокая худенькая фигурка стояла одиноко в стороне под деревом со странными синими листьями, которые практически скрыли ее от окружающих.

Лена устало и немного удивленно смотрела на всех вокруг.

«Что за ужасный мир… Настоящие фурии, оборотни… Куда я попала?.. Уж лучше бы осталась в лаборатории доктора фон Дока. Там, по крайней мере, все понятно».

Она повернулась и на ватных ногах поплелась в дом, пока ее никто не остановил. Очень хотелось пить и поменять одежду, пропитавшуюся чужой кровью, от специфического запаха которой начинало тошнить.

Лене было плохо и больно. Да, она спасала жизни детей и полицейских. Но она убивала. Собственноручно отнимала жизни. Много жизней. Она все- таки стала убийцей. Такой, какой хотел видеть ее доктор Крауф. Хладнокровной. Совершенной. Идеальной. На ней не было ни одной раны, ни одной серьезной царапины, когда она… стольких убила. Осознание этого вызывало шок. Боль. И тошноту. Нет ничего хуже, чем отнять чью- то жизнь, пусть и заслуженно. Это серьезный грех. Когда началась мировая война, мама все время об этом говорила и переживала за отца, который ушёл на фронт.

Лена не знала, куда идти, и пошла в больничную палату. Она помнила, что в ней были графин с водой, душ и кровать. Это все, что сейчас ей было нужно — она в буквальном смысле валилась с ног от усталости. Сегодня было очень сложно, потому что вервольфы с помощью темной магии высасывали из нее жизненную энергию, которая с трудом успевала восстанавливаться. К такому развитию событий ученые Третьего рейха ее не подготовили.

Палата была пуста. Интересно, куда запропастилась сестра Марисса? Она ее не видела уже несколько часов.

Лена жадно выпила два стакана воды и зашла в душевую, с облегчением скидывая грязную одежду и вставая под душ. Картинки боя продолжали мелькать перед глазами, напрягая, раздражая, не оставляя в покое, вновь возвращая в тот кошмар, когда она метала кинжалы и не могла смотреть, как они попадают в жертву.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она прицеливалась, кидала и закрывала глаза, уже зная, что оружие все равно достигнет цели. Она отстранялась от того, что ее окружало, и это помогало. Просто очередное учение, эксперимент доктора Крауфа, а не смертельный бой, от итога которого зависели сотни чужих жизней.

Тёплая вода стекала по длинным волосам, острым плечам, по стройной худой спине, длинным ногам, смывая чужую кровь и доставляя наслаждение.

Несмотря на шум воды, на то, что девушка погрузилась в себя, вновь и вновь переживая произошедшие события, она услышала, как в душевую кто-то вошёл, хотя этот кто-то и очень тихо вошёл, осторожно, словно крадясь.

Лена понимала, что стоит обнаженная и на неё смотрят, что ей должно быть стыдно, но повернуться и прогнать Рона Аверина было элементарно лень. И стыдно тоже не было. Сейчас ей было стыдно за другое — за убийства.

Девушка «услышала» и узнала его запах, ведь в последних схватках он постоянно был рядом, как и командир Роннигус. Они помогали, охраняли ее, будто два ангела-хранителя. Несколько раз Рон действительно помог и отразил удары, предназначенные ей, в результате чего его серьезно ранили в правую руку. Возможно, она и справилась бы тогда сама, а, возможно, и нет, ведь вервольфы высасывали и из нее жизненную энергию. В результате она слабела, что сказывалось и на молниеносней реакции, и на нечеловеческой ловкости.

Может Рон пришёл за медицинской помощью, ведь он был серьезно ранен? Хотя сейчас пришли бы все парни, девушки и полицейские — всем крупно досталось. Значит, нет. Вспомнив его пристальные внимательные взгляды, Лена неожиданно поняла, что он искал ее, поэтому сейчас здесь. Но осознание этого не напрягло ее, а почему-то, наоборот, успокоило.

Постепенно Лена забыла, что не одна, расслабилась и, наконец, беззвучно заплакала от облегчения, что все закончилось, и больше никого не нужно убивать. У нее было чувство, словно вскрылся болезненный гнойный нарыв.

Слезы текли из закрытых глаз и смешивались с водой. Лена обняла себя уставшими слабыми руками, пытаясь сдержать внезапную крупную дрожь, которая стала сотрясать ее — нервы давали о себе знать.

Рон, который, забыв о приличиях, заворожённо смотрел на тонкую хрупкую девичью фигурку, стоящую под водой, заметил, как она вдруг затряслась, и как стали вздрагивать худенькие плечи.

Еления плачет? Самая сильная и смелая в мире девочка плачет?

Сердце сделало кульбит и подскочило где-то к основанию горла, затрудняя дыхание, которое совсем перехватило от внезапного волнения.

Рон сделал шаг вперёд и вдруг замер в растерянности — он не мог вот так подойти к Елении. Осмотрелся, схватил огромное полотенце, видимо, приготовленное ею, и уже более решительно направился к вздрагивающей девушке.

Выключил воду, уже смывшую чужую кровь, осторожно закутал худенькую фигурку в полотенце и легко поднял на руки, бережно прижимая к груди. Боль в раненой руке выстрелила, и рана словно задергалась, но Рон никакого внимания на это не обратил. Сейчас он думал о другом. Как такое воздушное создание, которое весит не больше перышка, смогло победить несколько огромных сильнейших вервольфов и десятки «невидимок» — взрослых сильных мужчин?!

Еления не сопротивлялась его объятиям и была совершенно безвольной, положив уставшую голову Рону на грудь.

— Ты чего, Еля? — тихо спросил Рон, с опаской заглядывая в бледное осунувшееся лицо. — Все закончилось. Не плачь.

— Хочу домой, — подняла на него огромные заплаканные глаза Еления. — К маме и Карлу. Хочу. Вернуться. Домой.

Девушка не возмутилась, что Рон вошел и смотрел на неё, взял на руки, а теперь прижимал к себе, словно драгоценность, и он еле заметно облегченно выдохнул.

— Кто такой Карл? — осторожно поинтересовался, а сердце замерло в ожидании ответа.

— Мой старший брат, — голубые глаза несчастно смотрели на него.

— А где живут твои мама и брат? — с искренним интересом поинтересовался Рон, медленно выходя из душевой и направляясь к кровати, на которой до этого спала Еления, когда находилась без сознания.

— Уже. Нигде. Не живут, — медленно и на удивление четко ответила Еления, отворачивая лицо, и вновь всхлипывая. — Их… убили.

— Кто? — словно громом пораженный Рон остановился у кровати, все ещё держа девушку на руках. — За что?

— Злые нехорошие люди, — по-детски тихо ответила Еления и положила голову ему на плечо, закрывая уставшие глаза. — Ни за что… Будешь мне братом, Рон? Названным? — тихо пробормотала заплетающимся языком. — Мы как побратимы с тобой теперь… у папы так было на фронте.

— Нет уж, извини, — немного обиженно ответил Рон, чувствуя волнение. «Брат?! Не хватало ещё!». — Что такое «на фронте»?

— На войне, — уже совсем еле слышно прошептала Еля, практически «вырубаясь». — Почему не хочешь?

— Потому что я хочу стать твоим парнем, — твёрдо ответил Аверин, с нежностью смотря на уже полудремлющую девушку у него на руках.

— Моим… кем?.. а зачем? — тихо прошелестели бледные губы Елении, которая с трудом попыталась открыть глаза, но у неё уже ничего не получилось.

— Затем, — тяжело вздохнул Рон, понимая, что серьезного разговора сейчас не получится. — Потому что влюбился в тебя… на свою голову.

Но Еления уже крепко уснула у него на руках, не услышав признания, и парень это понял. Ничего, у него будет ещё много времени для признаний. Теперь впереди вся жизнь, которую без Елении Рон уже не представлял.