Любовница №2358 (СИ) - Семенова Лика. Страница 38

Пол пытался разобраться с департаментом — я не хотела думать иначе. Но молчание убивало. У него могла быть масса причин, но я видела лишь одну — он наказывал меня. И, клянусь, я все это заслужила.

Мне нужно было с кем-то поговорить. Просто почувствовать другого человека, услышать знакомый голос. Я развернула панель коммуникатора, нашла контакт Кейт. Нервно ткнула, даже попала не с первого раза. Голосовой вызов.

Она ответила на удивление скоро, будто ждала:

— Привет, Мелли!

Как я была рада ее слышать. Я забралась с ногами в мягкое кресло у окна, прижалась щекой к бархатной обивке, подставляя лицо ласковому осеннему солнцу:

— Привет, Кейт. Давно тебя не слышала. Скучаю.

Кейт выдержала паузу:

— Что с голосом?

Я сглотнула:

— Все в порядке, тебе показалось.

Вновь пауза. Казалось, у нее у самой все было не так уж радужно. Тон казался натянутым. А может, я влезла не вовремя — она была на работе.

— Скажи, если я помешала. Я все понимаю.

— Нет! — она поспешно отмахнулась. — Все в порядке. У меня как раз перерыв. Может, встретимся вечером?

Я горько улыбнулась, но она, к счастью, не видела этой улыбки:

— Прости, не могу.

— Фирел не пустит?

— Нет… Нет. — Я не хотела этих подробностей, тем более через коммуникатор. — Не очень хорошо себя чувствую.

— Надеюсь, ничего серьезного?

— Ерунда.

Разговор выходил кривым, каким-то синтетическим, искусственным. Я буквально чувствовала ее напряжение. Полагаю, и она мое. Между нами будто стояла какая-то натянутая неловкость. Или мне все же казалось?

— Прости, — Кейт вдруг повысила голос, — я должна отключиться.

Вызов оборвался так неожиданно, что я больше не успела ничего сказать.

Я мучительно хотела увидеть Кейт, обнять. Но сейчас это казалось несбыточным. Я бы многое отдала, чтобы узнать, что происходит в департаменте. Там должно что-то происходить. Молчание департамента настораживало не меньше молчания Фирела. Если не больше. Пол выгнал меня, и департаменту, бесспорно, это было прекрасно известно. Но меня не отзывали, не давали распоряжений. Даже не отправляли к аль-Зараху. Полное бездействие. Меня будто не было.

Я терялась в догадках, буквально сходила с ума. Одиночество, молчание, безызвестность. Этим набором можно пытать.

Я просидела у окна до темноты, наблюдая, как за стеклом сереет, блекнет. Как разгораются вечерние огни, делая звездное небо почти неразличимым, засвеченным. Хотелось оказаться вдали от города, лежать на спине и смотреть на звезды, в удивительную небесную глубину. Как давно я не видела звезд.

Дребезжание коммуникатора на руке едва не заставило вскрикнуть. Я даже тряхнула рукой, пытаясь стряхнуть, как ползущее насекомое, но вовремя опомнилась. Кейт. Я приняла голосовой:

— Привет.

— А кто мне откроет дверь?

— Что? — я не сразу поняла.

— Входную, конечно! Открывай, Мелли!

Я все еще не верила, что слышу это. Подошла к двери, включила сканеры и увидела знакомую фигуру в объемном мягком пальто. Едва Кейт перешагнула порог, я кинулась ей на шею, чудом не задушила. Она еле отбилась:

— Мелли! Подожди! Я же разолью!

Я отпрянула, выхватила из ее рук коробку с двумя стаканами газировки из летучки. Едва увидела — горло свело спазмом, рот наполнился слюной. О! Кейт знает, что принести! Я потянулась было за стаканом, но она ударила по руке:

— Подожди, дай хотя бы раздеться.

Она скинула пальто, отобрала у меня коробку и огляделась, едва не присвистнула:

— Вот это я понимаю! Не то, что моя мышиная норка.

Я лишь пожала плечами. Сейчас меня интересовало совсем другое:

— Как ты прошла? Почему мне не сообщила охрана?

Кейт без приглашения прошла в ближайшую комнату, поставила коробку на маленький столик перед диваном и опустилась на мягкие подушки:

— Удостоверение департамента творит чудеса

Мне не слишком верилось, что Айзекс или Смит так просто пропустили ее. Даже с удостоверением. Интересно, сколько она там скандалила? Если пропустили — вероятнее всего, позволил Фирел. И, судя по всему, напротиворечил сам себе. Мне хотелось так думать.

— А где Лео?

Кейт замялась. Даже отвернулась к окну:

— Лео в спортивном лагере. Уже неделю, — голос треснул, будто рассыпался.

Я едва не открыла рот от удивления:

— Неделю? Ты его даже на сутки никогда не отпускала!

Она натянуто улыбнулась, вновь отвернулась:

— Когда-то надо начинать. Он растет. — Она порывисто повернулась, в глазах стояли слезы: — Ты же знаешь, как я его люблю. Я с ума схожу!

— Надо же, Кейт…

Я обняла ее, а она положила голову мне на плечо и шмыгала носом. Я гладила ее по спине, ощущая, как под тканью платья прощупывается хребет. Она похудела.

— Но лагерь — это не повод так убиваться, — я улыбнулась, стараясь взбодрить ее. — Если так переживаешь — забери. Ты мать. Никто не смеет ставить тебе условия.

Она отстранилась, мелко закивала:

— Да. Ты права. Заберу. Завтра. А может, и сегодня, — последние слова прозвучали едва слышно, будто она с трудом произнесла их.

Разлука с сыном впрямь подкосила ее. Она и пришла, скорее всего, потому, что не могла возвращаться в пустой дом. Даже лицо заострилось, осунулось. Я с трудом узнавала ее.

Я отстранилась, стараясь поймать взгляд, который она старательно прятала. Я впервые видела Кейт такой. Лагерь? О, нет. Лишь отговорка. Случилось что-то серьезнее.

— Кейт, что произошло? Что с Лео?

Вместо ответа она зарыдала. Уткнулась лицом в ладони и вздрагивала всем телом. А у меня даже не было успокоительного. Я беспомощно смотрела, как она рыдает, и просто не понимала, что делать. Погладила ее по спине:

— Расскажи мне все. Станет легче. Слышишь?

Она нервно кивала, но при этом рыдала еще сильнее. Еще немного — и она захлебнется неконтролируемой истерикой. Я открыла коробку с лимонадом, протянула ей ледяной стакан, вложила в руку:

— Выпей, станет легче.

Она вновь кивнула, шумно задышала, стараясь успокоиться. Я вытащила второй стакан и осушила залпом, не чувствуя вкуса. Лишь ледяная крошка, едкие пузырьки. Кейт, замерев, смотрела, как я отставила пустой стакан. Отставила свой, так и не отпив. Едва шевелила губами:

— Прости меня, Мелли. Прости, если сможешь. — Она покачала головой: — Мне не дали выбора.

Ее тихий шепот будто отдалялся. Я словно нырнула в плотную тягучую воду и камнем уходила на глубину, в кромешную темноту.

В уши вторгался едва уловимый низкочастотный гул, мучительно воздействовал на барабанные перепонки. Я вздохнула несколько раз, не в силах открыть тяжелые веки, лишь повернула голову, чувствуя резкий запах ментола, пробирающий до самого мозга. Запах отступил, и я почувствовала на своих пересохших губах чужие мягкие губы. Пол. Я обвила руками его шею в мучительном желании прижать к себе, почувствовать любимый аромат морозного дерева, но меня обдало теплой сладостью разогретых специй и резкостью мускуса. Не те касания, не тот напор, не тот вкус. Движения языка были ленивыми и скользящими, дразнящими. Поцелуи Фирела были совсем другими. Я с трудом открыла глаза и увидела склонившееся надо мной смуглое лицо с подведенными глазами.

От ужаса я замерла, не в силах расцепить руки. Наконец, совладала с собой и отстранилась. Аль-Зарах не пытался повторить поцелуй, лишь смотрел, скривив четко очерченные губы с едва заметной темной окантовкой в презрительной усмешке:

— Видишь, Амани, ты целуешь. И продолжишь целовать, когда я прикажу.

Я хотела возразить, но слова будто застряли в пересохшем горле. Я шевелила губами, но с них не слетало ни единого звука. Аль-Зарах лишь удовлетворенно прищурился, прожигая меня взглядом:

— Прекрасно. Женщина должна молчать, когда ее ни о чем не спрашивают.

Я пропустила эти слова мимо ушей: меня волновало другое. Шум двигателей, легкое давление на барабанные перепонки, кожаный диван, на котором я лежала. Внутри все обмерло, будто под влиянием шоковой заморозки — самолет. И мы в воздухе.