Сторож Академии ведьм (СИ) - Ивановская Тоня. Страница 6
Теперь ее разрывало от любопытства, как он это сделал. Кое-как дождалась утра и помчалась в сторожку.
— Вы! — ворвалась Юнни в домик, а сторож замер, соображая, чем он спровоцировал такое нападение. — Как вы их нашли?
У сторожа чуть не вырвалось: “Кого?” — но он сдержался.
— Молчите? К демонам ваше молчание! Как вы… И зачем? — она остановилась, топнула ногой и с гневным рычанием покинула сторожку.
“Заметила”, — подумал сторож и улыбнулся.
С тех пор как Юнни появилась в его доме, он все чаще улыбался. Даже перестал считать это чем-то странным. Просто смирился. Эта девчонка его веселит. Или радует. Он не определился. Или не хотел определяться. Просто наслаждался ее визитами, ее молчаливым наблюдением. Пытливая и такая очаровательная в своем исследовании.
“Может, ей что-нибудь добавить?” — крутились в голове азартные мысли.
Сторож вошел в кураж, а подобного давно не случалось. Однако ее искренняя реакция, такая прямая и кипучая, подпитывала в нем желание подкинуть парочку зацепок.
“Не буду. Иначе отвлеку от учебы. У Юнни хорошо получается. Пусть так и будет, — отрезвил себя сторож. — Все равно ни к чему внятному не придет. Только нервы себе подпортит”.
Он гладил Ферди и надеялся, что ее гнев скоротечен. До конца недели остынет и зайдет к нему перед поездом. Он уже забрался в закрома и достал вазочки. В низине расцвели калипсо.
— Как думаете, Юнни понравится? — спросил сторож у кошек, но они не обратили внимания.
Каково было разочарование сторожа, когда Юнни пришла с профессором Стольфрисом. Как захотелось выгнать его вон, когда профессор стал распивать с ней глинтвейн.
“Это не тебе! — клокотало все внутри. — Я для нее варил. Это наш глинтвейн!”
— Профессор, а можно у вас кое-что спросить? Не по вашему предмету. Просто я никак не могу понять одну вещь, — говорила она с развалившимся Стольфрисом, совершенно не обращая внимания на медвежью тень, что буравила ее взглядом.
— Конечно, Юнни, — отвечал профессор. — У меня полно времени.
Сторож ожидал чего угодно, но только не болтовни про деревенские заговоры. Что-то про перенос эмоций через травы.
“Глупость! Бесполезные навыки. Эта информация точно не стоит того, чтобы распивать с этим пряное вино и улыбаться, как будто Стольфрис самый умный человек на земле”.
По жилам растекалась обида, гнев и почему-то вина. Он ушел в свой темный угол и сделал радио погромче: не хотел их слышать. Отвернулся, чтобы не видеть, как она заглядывает в его глаза, ловит каждое слово. Такая внимательная. Ведь еще недавно ему казалось, что только с ним Юнни такая внимательная. Какое самомнение. И какая ирония.
— Быть может, вас проводить? — донесся до него вежливый голос Юнни.
“Проводить? — возмутился сторож. — Да где это видано?”
— О, нет, моя милая…
“Милая?!” — захотелось швырнуть в него ящиком.
— …планер приземлится с минуты на минуту, потому не стоит. Полагаю, мы сможем договорить на следующей неделе. У меня ведь, понимаете, теперь эта повинность на целый месяц. Пока не завершится весенний слет магов. Потому, Юнни, еще будет время обсудить то, что вас волнует.
Сторожа охватило негодование.
“Целый месяц его здесь терпеть?” — он зашел в каморку, что была своего рода спальней и, хлопнув по доспехам (которые мгновенно перенеслись в шкаф), развалился на кровати.
Он выглядел молодо и был хорош собой. Про такого могли бы сказать: утонченный аристократ. Хотя сторож к ним не относился. Однако его тонкие черты и бледность навевали нечто лирическое, а может, даже демоническое. Заставляли приписывать ему качества и добродетели, которыми он никогда и не обладал. Стремился, да. Был ли безупречен? Едва ли. В любом случае внешне сторож не имел изъянов. Может, оттого и не испытывал никаких терзаний из-за пересудов окружающих. Вполне возможно, они его умиляли.
Но надо признать, сейчас он был расстроен. Именно сейчас, лежа на холодной кровати с искореженными временем пружинами, он спрашивал себя: действительно ли интересен, может ли, как профессор, быть приятным в общении?
Он всегда был слишком холоден, слишком молчалив. И совершенно не умел развлекать общество. А за столько лет одиночества… Кто знает, не растерял ли он последние крохи обаяния?
— Простите. Вы здесь? — услышал он голос Юнни снаружи.
Сторож сел на кровати, отчего та скрипнула и, в который раз, пожалел, что не может крикнуть: “Сейчас. Подожди минутку. Не уходи!”
Взметнулись доспехи, скрыв своего владельца, и сторож вернулся в комнату ожидания.
Юнни ждала его, держа в руках вазу, где покачивались калипсо.
— Это потрясающе! Кивните, если их собрали вы.
На мгновение сторож почуял подвох, но все равно кивнул. К демонам сомнения! Он собирал цветы для нее.
— Спасибо, — она вдохнула их аромат, и на душе у сторожа стало спокойней. — Можно, я их заберу? Хочу засушить для гербария. Спасибо.
Юнни посмотрела на часы и стала собираться.
— Сейчас загудит, — улыбнулась она. — Мне пора, — у двери остановилась и подбежала к дивану с кошками. Внезапно всех перецеловала. Загудел поезд. — До свидания.
Юнни покинула сторожку, а он с легкой горечью обратился к питомцам:
— Как же я вам завидую.
Юнни не терпелось добраться до домика бабушки.
Она и подумать не могла, что так свезет с цветами. Уже много раз пробовала прочувствовать специи в глинтвейне — он ведь их руками касался — но все без толку. Пришлось даже к профессору обратиться, надеясь, что расскажет какую-нибудь хитрость. Однако и тот ничего интересного не выболтал. Юнни уже расстроилась: разгадка души сторожа ускользала от нее, как вода сквозь пальцы. И вдруг — цветы.
Она не сразу сообразила, что им собраны. По первости подумала, что просто кто-то забыл. А потом смотрит — вазочка. И не одна, а по всей сторожке расставлены. Сам собирал. Когда успел — не ясно, но ведь сам. И явно от всего сердца.
— Какой же он мечтательный, — перебирала лепесточки Юнни. — На все лады творит уют в хмуром логове.
Она подошла к круглому каменному домику с соломенной крышей и позвонила в колокольчик.
— Заходи, заходи, — услышала Юнни голос бабушки, — давно тебя жду. Руны говорят: с великим подарком ко мне придешь.
Не было у Юнни никакого великого подарка, только несколько цветов медленно вяли в руках.
— Да вроде нет, — вошла она в домик и пожала плечами.
— А это что? — покосилась бабушка на калипсо. — Цветы говорят, старец сорвал. Шепчут, отпустить их надо. Семена земле отдать просят. Из родных мест цвести увезли, хоть тела вернуть обещайте.
Юнни замерла. Значит, старец. Эта мелочь, весьма очевидная (привычки-то у него подходящие), ее опечалила.
— А что еще по цветам сказать можешь? — пасмурно спросила Юнни.
— Давай их сюда, — напротив, оживилась бабушка и забрала калипсо.
Юнни села в плетеное кресло и уныло уставилась в окошко. Погода на улице радовала, солнце плескалось по танцующему полю, дети запускали воздушных змеев. Однако благодатный пейзаж не окрылял, скорее раздражал. Слишком ясно, слишком шумно, слишком душно и ни одного кота.
— Ты их сама забрала? — отвлекла ее бабушка.
— Нет. Отдали.
— Отдал, — поправила бабушка. — Не юли. Чувствую, не просто так за ним следишь. Уже которую неделю у меня приемы перенимаешь. Если б не он, давно бы забросила старуху.