Пляска змей (СИ) - Боровски Марк. Страница 20

— Так… Шрамы заживают хорошо, но… Асху не приживается?

— Я расспрашивала девочку о нем, но она сказала, что ничего не чувствует.

— Скверно. — Григорович нахмурился. — Мне не хочется верить, что мы потратили такой ценный ресурс впустую… Как-нибудь надо самому осмотреть ее.

— Ты сомневаешься в моей компетентности, отец?

Он посмотрел на меня, и улыбнулся, по-настоящему, с искренней любовью…

— Я никогда не сомневался в тебе. Ты всегда была предана мне и моим идеям, в отличии от твоих сестер… Но я не виню их, они куда старше тебя, и ваша мать успела повлиять на их воспитание… Они переняли ее взбалмошный характер.

— Я ее даже не помню.

— Может, оно и к лучшему…

Он закрыл папку и вновь посмотрел на меня. Я же почувствовала острое желание убраться из этого кабинета как можно скорее… Я любила своего отца, и все же не могла смириться с тем, что он совершает над другими людьми, и что меня заставляет совершать… Раньше я думала, что смогу принять это, но потом осознала, что не в силах…

Григорович подошел к проигрывателю и завел пластинку по новой… За окном уже было совсем темно, и воздух проникающий в помещение был по вечернему свеж…

— Я… Я пойду, пап? Я очень устала сегодня. Эта утренняя операция, и все остальное… Я вымотана до предела.

— Иди… Иди, дочка. Я тут еще поработаю.

Я вышла из кабинета, действительно чувствуя себя выжатой как лимон. Сегодняшний день здорово измотал меня, и все чего я хотела сейчас, это принять душ, и завалиться спать.

Григорович поручил мне найти предателя… Смешно. Действительно, смешно. Я бы даже посмеялась, если бы не была такой уставшей, и если б не переживала так за Линду и за свою сестру.

Аканху — они куда серьезнее псов Григоровича. Я очень хорошо знала Еву — эту желтоглазую, безумную стерву. Она не остановится, пока не вернет беглянку Григоровичу, живой или мертвой… Живой или мертвой… Холодный пот выступил у меня на лбу. Что же мне делать теперь? Что же делать?

Глава 6. Исцеление (Алиса)

Руки рвали полынь, но голова думала совсем о другом… Люди, которых я убила сегодня утром, никак не шли из моих мыслей.

Трое псов Григоровича. Я старалась не думать о них, и не могла… Образы умирающих буквально оживали перед моими глазами. Человек с ножом в горле хрипя падает на пол. Невероятное количество крови вытекает из его раны… Потом двое других… Один лишился части головы, второму безжалостные пули разорвали шею… Я видела их смерти в коротких оглушительных вспышках…

Все дело в том, что во мне что-то сломалось, когда я воткнула первому в горло нож… Рухнул некий барьер… Наверное, это как потерять девственность… Я переступила черту, обратно за которую мне уже никогда не вернуться. Я теперь — убийца.

Конечно, я не переставала твердить себе, что смерть этих людей была оправдана. Ведь если бы они меня схватили, то вернули бы в худшее место на земле, в место, где меня бы и дальше мучали бесконечными инъекциями, процедурами, и операциями… Место, где во внутреннем дворе стены отвратительного желтого цвета, где высится монумент самолета рвущегося в небо, но навечно заключенного в клетку…

Аромат полыни витал вокруг меня… Я посмотрела вниз… Достаточно. Пока что, этого достаточно. Я собрала нарванную полынь в пакет, которым меня снабдила Сара, после чего поднялась с колен…

Пока я возвращалась к дому по сумрачному саду, призрак луны в небе преследовал меня. Я оглянулась мельком на эту луну. Красиво… Какое удивительное лиловое небо! И вот уже первые звезды начинают показываться… Как же это все-таки приятно — встречать ночь вне стен клиники Григоровича…

Когда я вошла в комнату, освещенную теплым светом лампы накаливания, Сара Кински сидела у постели Марка. Она услышала меня и обернулась… Свои рыжие волосы Сара успела собрать в аккуратный хвост на затылке, одежду перепачканную блевотой и кровью сменить, но большой пунцовый синяк с ее левой щеки никуда не делся… Моих рук дело… Я тогда ударила Сару, чтобы все ее внимание переключилось на меня, и Марк мог схватить ее. Впрочем, Сара мне здорово отплатила за удар — кровоподтеки на моей шее, темные и крупные, оставленные ее языком, все еще болели. Этот язык едва не задушил меня. А когда я полоснула по нему ножом, в лицо мне брызнула черная шипящая жидкость, обжёгшая кожу…

Сейчас, Сара смотрела на меня вполне дружелюбно, хоть лицо ее и было омрачено тревогой за Марка… Я продемонстрировала ей пакет с нарванной полынью.

— Там, где вы сказали, за оградой, ее действительно очень много. Такие запасы полыни тяжело истощить…

— Хорошо, Алиса. — Сара улыбнулась, однако улыбка ее быстро померкла. — Она действительно поможет ему?

— Честно говоря, я не знаю. Но… полынь сама по себе обладает целебными свойствами, настоями из полыни можно промывать раны, темные существа боятся полыни… И… я не знаю насколько полынь эффективна при укусах одержимых животных, но думаю, что хоть какая-то польза от нее будет. К тому же, вам она тоже необходима. Вы должны постоянно носить полынь с собой, ведь мы не знаем, ушла ли та штука из вас… Вдруг она просто ослабла, и спряталась на время, забилась поглубже, дабы восстановиться…

Сара опустила голову и вымолвила тихо:

— Она и не ушла… Я чувствую… Чем бы это существо ни являлось, но оно по прежнему во мне… Все как ты и сказала — оно теперь очень слабое, копит силы и ждет момента. Я могу ощущать его эмоции, оно обозлено и испуганно, но больше обозлено… Я возьму полынь, и буду носить ее с собой.

— А Марку мы сделаем компресс из листьев полыни! — Воскликнула я. — Я все же думаю, что это может помочь.

Я приблизилась к кровати. Марк все еще был без сознания. Он лежал весь потный и горячий, тихонько постанывая иногда… Раны на его шее казались совсем крошечными, несколько рванных бороздок и глубоких проколов от кошачьих зубов, однако не переставали сочиться коричнево-бордовым… Кожа вокруг ран приобрела темный оттенок, и я отчетливо могла видеть сеть крохотных черно-синих капилляров.

Пока я делала компресс, Сара смотрела…

— Мне следует быть благодарной сестре. — Наконец произнесла она. — За то, что та послала тебя ко мне. Не явись ты вовремя, со своей полынью… — Она покачала головой. — И кто знает, что было бы сейчас… Признаться честно, мы с Линдой не виделись пятнадцать лет, кажется. И тогда она была совсем крохой, даже младше тебя… Да и я тогда была молода.

Я закончила делать компресс, и осторожно присела на край кровати. На коленях у Сары лежали несколько тетрадных листов, густо исписанных аккуратным почерком Линды… Сара взяла один из листов в руки, и вновь быстро пробежала по нему глазами. Закончив читать, она посмотрела на меня. Глаза ее были полны влаги и… затаенной ярости.

— Когда ты вручила мне это письмо, я не знала, что и думать. — Голос Сары Кински отвердел. — Столько лет прошло, а мой отец никак не уймется… П-п… — Она вдруг запнулась, словно страшась выговорить это слово, но потом все же осмелилась. — Подонок!

Я приложила руку к своему правому боку, дабы проверить, не сползли ли бинты… Рана уже почти не болела. Несколько часов назад я хорошо промыла и перевязала ее. И теперь, мне оставалось лишь надеяться, что заживет она без всяких эксцессов.

— Линда не говорила мне, что вы сестры. Получается… — Я взглянула на Марка. — Вы приходитесь Марку тетей. Следовательно — Григорович его дедушка!

— Все верно. — Мрачно произнесла Сара. — У Григоровича было три дочери — я, Линда, и Амелия — мать Марка. Я — старшая. Амелия была чуть помладше меня, ну и Линда — самой младшей.

— Амелия — красивое имя.

— Красивое. — Согласилась Сара. — Но я всегда звала ее просто — Мия. Это сокращенно… Из рассказов матери я знаю, что Григорович еще с молодости увлекался исследованием скрытых возможностей человеческого тела, а также способами раскрытия этих возможностей, или же прибавления чего-то нового… О да, он любил прибавлять новое. — Она внимательно посмотрела на меня. — Они с мамой познакомились, когда отец был еще обычным студентом медицинского университета, на факультете хирургии. По ее словам, он уже тогда казался ей очень перспективным молодым человеком. И она не ошиблась. Мой отец действительно талантлив — он великолепный хирург, превосходно разбирается в строении человеческого организма, но, как я уже говорила, любит вытаскивать наружу скрытое, и добавлять новое… Но ты ведь знаешь об этом не хуже меня, не так ли Алиса? Сколько лет ты провела в его клинике?