Голый край (СИ) - Пешкин Антон. Страница 10
— Что такое? — с искренней добротой в глазах спросил он, взглянув на меня, а я лишь потупила взгляд. — Тебе страшно в лесу?
— Нет, лес красивый… Ноги болят.
Разрывая тишину бессмертного леса, Хьялдур нарушил сон чащи звонким, искренним смехом. Но смеялся он не надо мной, а скорее над собственной глупостью, что не подумал о том, что дети быстро устают от прогулок.
— Ну-ка, давай. — он присел на корточки и повернулся ко мне спиной. Я, как могла, обхватила его твердую, как дерево, шею, и он ловко подхватил меня под ноги.
Дальше шел уже только он, а я, держась за его красные уши, сидела у друида на плечах. Он продолжил свой рассказ.
— Те люди поклонялись богам огня, богам лета и жизни. Но не было их власти в этих краях — здесь правили духи холода и забвения, а королем над ними был могучий Кюльдан, дух северной зимы. И поняли люди с нежной темной кожей и тонкими телами, что сами же попались в ловушку Севера, и что не было здесь для них спасения даже от их южных богов.
Огоньки, что до этого маячили где-то впереди, становились все ближе, пока наконец мы не дошли до них. Всю дорогу я думала, что вижу обычных светлячков, но тому, что я увидела на самом деле, я не могу найти рационального объяснения. Это были пушистые обрывки самого света, мелкие частички пыли, тающей в руках, от чьего света вокруг плясали загадочные тени. Я протянула руку к одному из них и почувствовала тепло, а когда прикоснулась, огонек сразу же из желтого стал зеленым, а затем голубым и стал быстро угасать, падая вниз.
— Это духи. Не нужно пугаться, они боятся тебя еще больше, ты же видишь, — с улыбкой тихо произнес Хьялдур. — И тогда те люди обратили свой взор к тучам, к белоснежным просторам Северного неба. И взмолились люди о спасении, но Кюльдан был непреклонен в своей холодной жестокости и не внял их мольбам. И лишь когда из племени вышла молодая девушка — стройная, темноволосая и прекрасная… Она сняла с себя тонкие шелковые одежды и со слезами на глазах бросилась в убийственную метель, моля о пощаде для своего народа. И тогда…
— Что было тогда? — с придыханием спросила я, но Хьялдур лишь приложил палец к губам.
Мы стали пробираться дальше. Деревья здесь росли особенно густо, и иной раз меж двух стволов было не протиснуться даже такому маленькому человеку, как мне, чего уж говорить о могучем друиде.
— И тогда она вознеслась в снежную бурю. И, взлетая все выше и выше, ее кожа обгорала от жалящих укусов снежинок, становилась светлой, а от скорби ее волосы стали золотыми, как пшеница, колышущаяся от ветра по осени. И когда она долетела до самого неба, яркое, непривычное для нее солнце Севера выжгло ее глаза, сделав их голубыми, как морская отмель. Эта девушка своей храбростью так понравилась Кюльдану и так вдохновила своих людей, что все они, как один, посветлели в память о ней, а сама девушка стала женой могучего духа… И расцвели на Севере цветы, проросли деревья и трава, и наступило первое лето.
— Какая красивая сказка… — завороженно протянула я полушепотом.
Друид усмехнулся.
— Сказка? Поклонись Эйве, духу жизни и Северного лета.
Мы вышли на небольшую полянку, где огоньки в медленном танце кружили вокруг белоснежной медведицы, спящей на большом, покрытом рунами камне. Ее мех покрывали виноградные лозы, из спины прорастали цветы, пшеница и трава, а голову украшали два огромных оленьих рога, обвитых цветущей цветочной лозой. Она медленно разлепила глаза, и свет ее глубоких голубых глаз заставлял почувствовать себя жалкой букашкой рядом с могучим духом.
Друид поставил меня на землю и низко поклонился. Я последовала его примеру и увидела, как медведица лениво склонила голову в ответ, а затем вновь положила большущую морду на лапы и уснула.
От шока я не могла вымолвить ни слова.
Я не оказалась в прошлом. Я оказалась в другом, совершенно невероятном мире.
По бледным щекам у меня медленно скатывались слезы восхищения.
Глава 6: Золотое море
Лето пролетело незаметно. Как и каждый год, как и сотни лет до этого, для взрослых оно прошло в труду на полях и в море, для детей — в играх и радости, а для меня… Просто скажем, что у меня свое счастье.
В этом году на праздник пришедшей осени я пришла уже на своих двоих, держа за руки своих родителей. Все так же лилась веселая музыка, пелись песни, и люди танцевали в отблесках большого костра, с надеждой на будущее, провожая теплое время года. После легенды, услышанной от Хьялдура, этот праздник воспринимается совсем по-другому: это не просто повод повеселиться или мольба о скором тепле, это дань памяти древним предкам, что покорили север. Дань памяти храброй девушке, отдавшей жизнь за то, чтобы каждый год снег таял и наступало теплое лето.
Холода пришли так же быстро, как и раньше. Медленно, но верно жизнь в деревне угасала, люди будто бы впадали в спячку — все реже слышались на улицах деревни радостные крики детей и пьяных взрослых. Однако поселение еще не уснуло окончательно, ведь наступление осени означало наступление сезона сбора урожая. Предстоял последний, трудный, но необходимый рывок перед наступлением морозной северной зимы.
— Папа, я хочу помогать! — я дернула за рукав старика.
— Майя, цветочек наш, как же ты поможешь? — отец ласково улыбнулся. — Ты ведь еще совсем кроха.
— Тогда я посмотрю!
— Ох-хо, почему же тебе интересны такие странные вещи? — папа по-доброму усмехнулся. — То травы, то урожай. Или тебе нравятся растения, милая?
— Не странные, а важные! — я скрестила руки и обиженно надула щеки. — Я скоро вырасту и буду много помогать.
— Вот умничка! — весело сказал отец и потрепал меня по макушке. Это меня подкупило, и я, довольная собой, широко улыбнулась. — Слышишь, Хельга? Твоя дочь станет великой женщиной!
Я посмотрела на мать, которая наматывала на свои тонкие ножки портянки, подбитые мягкой травой. Она, глядя на нас, не смогла скрыть улыбки, полной гордости за свою дочь. Удивительно, что родителей и вправду не волновал тот факт, что я опережаю свое развитие на добрых три-четыре года, хотя здесь, возможно, сыграл свою роль тот факт, что я была первым ребенком в семье. Интересно, сколько лет моим родителям?
— Значит, хочешь посмотреть как собирают урожай? — улыбнулся папа и одной рукой поднял меня за подмышки.
Я ловко, привычным движением обвила, как могла, его торс короткими босыми ножками и уверенно кивнула в ответ.
— Тогда идем собирать! — весело ответил отец и поцеловал меня в щеку. — Хельга, ты готова?
— Да, идем. — спокойно ответила мама.
На ногах у нее красовались пусть и бедноватые, но умело сплетенные лапти, под которыми ноги плотно обвивали чистые портянки. Пару раз замечала в деревне людей, которые ходят в кожаной обуви, которая больше напоминает что-то вроде сделанных из тонкой дубленой кожи носков, стягиваемых при помощи веревочки. Судя по всему, даже такая простая обувь надевалась разве что на праздники и различные гулянья, а на уборку полей надевали обыкновенные лапти.
Нашей дружной, маленькой семьей мы бодро шагали через деревню. В ту же сторону, что и мы, шли еще несколько человек, которые встретились нам по дороге, но, судя по всему, все остальные были уже на полях. Папа все так же нес меня на руках, и лишь когда тропа, петляя между домов, протянулась за деревню куда-то в поле, он посадил меня себе на плечи. Я, держась за его длинную, жесткую светлую косу, заплетенную мамой, жадно разглядывала мир за деревней. Впереди простиралась огромная, казалось, опустошенная чем-то пока еще зеленая равнина. Тут и там виднелись валуны, сверху донизу исписанные повторяющимися рунами, а через какое-то время мы набрели на столб, на котором висел изуродованный скелет человека с неестественно вывернутыми ребрами.
— Пап, это кто? — я показала пальцем на несчастного.
— Не смотри, вороненок. — буркнул отец.