Голый край (СИ) - Пешкин Антон. Страница 13

Собирать в поход отцу, в общем-то, было нечего. Когда выпал первый снег, он молча позавтракал кашей со мной и мамой, укутал себя в толстую шубу и толстые кожаные сапоги, завязал вокруг талии широкий бурый пояс. Когда же приготовления были завершены и на поясе у него покоился отполированный каменный топор с узорами, за плечом висела небольшая сумка с припасами, а мама на прощание поцеловала его в лоб, папа ушел.

— Мам, пойдем проводим папу! — я дернула маму за подол платья.

— Майя, это дурной знак, милая. Мы не провожаем мужчин, чтобы они поскорее вернулись домой.

— Но мам, я хочу посмотреть на большую лодку!

Мама вздохнула и с печалью в глазах взглянула на меня. Я же умоляющим взглядом буквально сверлила женщину, не собираясь вот так легко сдаваться. А причина была проста — я лишь хотела проверить, действительно ли мы настоящие викинги, или же культура этого мира все-таки отличается.

— Ну хорошо, — мама слабо улыбнулась и погладила меня по голове. — Мы сходим, когда корабль уже уплывет. Идет?

— Агась! — улыбнувшись, кивнула я.

Я села у самой двери нашего дома и принялась разглядывать уходящих в поход мужчин. Ничего особенного ни про кого сказать не могу — первобытные оборванцы-бандиты, лишь некоторые из которых носили что-то вроде грубых кожаных доспехов, если так можно было назвать нагрудники, надеваемые поверх шубы. Оружие у всех тоже было довольно примитивным — все те же каменные топоры, разве что отличалась технология изготовления. У кого-то они, как у папы, были сделаны из полированного камня, а у кто-то вытесал топор из темного кремня. Примитив так и мозолит глаза, но, надеюсь, здесь проблема исключительно в бедности населения.

Некоторые из уходящих к берегу моря мужчин несли в левой руке большие круглые щиты, вырезанные, казалось, из цельного куска дерева. Приглядевшись, я поняла, что мне это не показалось — то были не скрепленные между собой доски, а полноценные тонкие круги, отпиленные от бревен гигантских хвойных деревьев. При этом работа выглядела довольно-таки качественной — щиты, во всяком случае, были ровными, не искривлялись и не бугрились. Наверняка это плоды долгого и кропотливого труда, учитывая отсутствие нормальных инструментов для обработки древесины.

За некоторыми воинами еще какое-то время плелись рыдающие женщины и дети, но мужья и отцы быстро осаждали их за то, что те пошли за ними, и тогда провожающие быстро убегали обратно в дом, словно ошпаренные. Вскоре мама вышла из дома вслед за мной, и мы вместе стали смотреть на уходящих к берегу воинов, не говоря ни слова.

Я насчитала тридцать шесть человек. Не знаю, что там с пропорциями населения, поэтому не возьмусь рассчитывать население деревни, но, по моим скромным предположениям, нас было меньше ста человек. Возможно, что около восьмидесяти, включая детей и стариков. В общем-то я могла поверить в такую цифру — деревня была настолько маленькой, что пройти с одного конца до другого не заняло бы и десяти минут.

— О чем задумалась, вороненок? — ласково спросила мама.

— Считаю воинов.

— Считаешь? — удивленно переспросила мама. — Ты уже умеешь считать?!

Черт. Я забыла, что мать не в курсе моих знаний.

— А меня дядя Хьялдур учит, — гордо ответила я и улыбнулась. — Я умею уже до ста считать!

В целом я даже почти не соврала, названия чисел мне объяснил друид. Вот только считать он меня не учил.

— Боги, вороненок, — мама тихонечко засмеялась. — Я даже слова такого не знаю! Неужели ты уже стала умнее мамы?

— Ты не умеешь считать? — я взглянула на нее снизу вверх.

— Твоя бабушка научила меня считать на пальцах, — гордо ответила мама. — Но это было, когда мне уже исполнилось семь лет.

Степень неграмотности населения поражала меня все больше и больше. В целом было логично, что местные не обучены грамоте и не знают, что такое математика, но, однако, я надеялась, что они хотя бы умеют называть числа, больше их десяти пальцев.

— Ну и сколько насчитала, Майя?

— Хм… Ну я посчитала, что их прошло тридцать шесть, но я могла кого-то пропустить.

— Тридцать шесть? — переспросила мама. — А сколько это?

— Это… — я выставила перед собой свои детские руки и стала загибать пальцы. — Это три раза по десять пальцев и еще вот столько.

— Ого… — мама, казалось, и вправду удивилась, разглядывая мои маленькие пальцы.

Она взяла мою ладонь в руку и накрыла ее второй, а затем наклонилась и поцеловала меня в лоб.

— Ты моя умничка, — улыбнулась она. — Пойдем.

Мама крепко сжала мою руку, и мы вместе пошли через будто бы опустевшую деревню на юг, к морю. Само наше поселение хоть и находилось у самого берега, но, тем не менее, до этого я ни разу не видела самого моря, поскольку оно находилось за небольшим холмом, оканчивающимся крутым утесом. Мы неспешно прошли через неровные ряды длинных бревенчатых домов, крытых соломой, и добрались, наконец, до небольшого подъема. Мама взяла меня на руки, считая, видимо, что я неспособна преодолеть такое препятствие, и понесла меня наверх. В самой земле здесь были вырублены небольшие ступеньки, выложенные камнями, чтобы их не вымыло при дожде. Я крепко держалась за маму, пока она медленно поднималась наверх, и вскоре мы добрались до утеса.

Вид был по-настоящему грозный. Наша деревенька не была даже видна с моря, это точно. Вниз опускалась лишь громадная природная стена из скал, из которой тут и там торчали омертвевшие корни деревьев, от которых теперь не осталось даже сухих стволов. Вниз, к узкому берегу, усеянному галькой, а не песком, спускалась узкая тропа, вырубленная прямо в скалах. Не могу сказать точно, была ли она искусственной или природной. Далеко внизу, на берегу, последние мужчины добрались наконец до самого настоящего драккара. Правда, он все же отличался некоторыми деталями от того, что я помню из прошлой жизни.

Во-первых, этот небольшой корабль отличался по форме. Он не был так сильно изогнут в концах, как настоящие драккары, и выглядел не так грозно из-за этой детали. Во-вторых, на боках у него не висело ни одного щита. Возможно, дело в том, что у нашей деревни попросту не было возможности сделать столько щитов. Зато вот парус все же был, хоть и местами рваный. Он представлял из себя прямоугольное полотно серой ткани, натянутое на примитивную мачту с довольно простым механизмом управления парусом — отсюда я видела только четыре длинных веревки. С боков корабля в ледяные темные воды, пенящиеся от ветра, опускались длинные весла. По меркам этого мира, думаю, этот корабль можно было бы назвать быстрым, учитывая аж два способа набрать скорость.

Пока разглядывала корабль, я и не заметила, как мама сильнее сжала мою маленькую руку, а другой ладонью мяла подол длинного платья. Я посмотрела на нее, но она, казалось, даже и не заметила моего взгляда — все, что она видела, это мужчины, уплывающие в далекие земли ради грабежа, и мой папа, ее муж, был среди них. Как ни посмотри, это было опасным предприятием, и волнение моей мамы можно было понять.

Впрочем, я не переживала. Мой отец был не из робкого десятка, да и по телосложению напоминал скорее медведя, нежели человека, особенно в этой грубой шубе из шкур. Если в этом мире есть кто-то крупнее мужчин из нашего народа, то я как минимум пожму этому человеку руку, а затем убегу в страхе. Огромные они, огромные! Огромные, бородатые и злые, потому что им всем нужно — прокормить свои семьи.

— Пойдем, мам. Пойдем, не нужно провожать, — сказала я матери, потянув ее за руку в сторону деревни.

Она с трудом оторвала взгляд от корабля, медленно отчаливающего от каменистого берега, и слабо кивнула мне в ответ. Над нами, в сером осеннем небе, сгущались тучи, и когда мы пошли обратно в деревню, пошел крупный, безветренный снег.

Зима, как и всегда, наступила быстро. Некоторые из оставшихся мужчин в это время года ходят к морю с острогами, чтобы поймать немного рыбы, и мама выменивает ее на наше зерно, чтобы только я хорошо кушала. А я и не против, как по мне, это вполне честный обмен. Во всяком случае, пока не наступила ежегодная пора сбора налогов.