Высматривая путь. Том II (СИ) - "JohnLemon". Страница 82

— С рождения, видать. Наемный ведьмак с чернью сами справятся, а вам уже время перину щеками мять и сны хорошие смотреть. Как и подобает дочери графини.

Он в самом деле старался не грубить, вот не хотел. Оно само собой как-то получилось. А судя по взбешенному взгляду Фредерики, слова угодили прямо в цель. Как всегда получается: вроде, не метишь по больному, а оно само туда летит.

— Ах ты! — вспыхнула в мгновение ока травница и, замахнувшись осиновой веткой, со свистом рассекла ею воздух, приложившись ею по предплечью ведьмака. — Да как смеешь мне такое говорить?! Да после всего, через что мы прошли! Да после всего, что было!

— Уж воистину — барыня. Уже и розги холопам отвешивает. Матушка, небось, научила, как с такими, как я обращаться? — недобро усмехнулся мужчина и перехватил ее руку, сжав тонкое запястье.

Удар вышел слабый, да и куда Дере сильно-то бить. Но и того хватило, чтобы на коже остался багряный след. Вот только злость его пробрала до такой степени, что на боль он не обращал никакого внимания. До такой степени сжимая руку травницы, что, кажется, еще немного, и услышит хруст.

Фредерика напряглась, ощущая, как по ногам снова потекло. Тряпица Ивонны, видать, не выдержала. К тому же она совсем забыла за всеми своими делами ее сменить.

— Вам бы не трогать ее сейчас, мастер! — заохала Ленка, бросаясь к Эскелю.

Но тот одним только взглядом заставил ее остановиться и зажмуриться. Ну конечно, он ведь не старый отец, которого в качестве подкормки в лес волокут. Тем более разъяренный ведьмак может и оплеух отвесить.

— Ишь, как расходился! — прикрикнула на него Ивонна и влупила ладонью по спине так, что аж весь дух выбила и воздух из груди тоже. — Я ирода своего одолела, и тебя одолею! А ну не трожь девку! Крови у нее, вот и ранимая стала! А то, гляди, как язык распустил! Сейчас как возьмусь за топор, всем места мало будет!

Эскель напрягся, удивленно бросил взгляд на краснющее лицо Деры, затем спустился ниже, заметив, как на пол между ее ног закапала кровь. Пальцы сами собой разжались, а ноги сделали шаг назад. Он неловко врезался спиной в край распахнутой двери и едва устоял. Если бы не удачно подвернувшаяся стена, за которую удалось схватиться.

— А ты, — корчмарка сурово глянула на травницу, — пошла наверх! Барыня мне тут выискалась! Пошла, кому говорю! И вымой срам свой! Не до̀лжно мужику на такое смотреть!

Фредерика сдавленно всхлипнула, шмыгнула носом и, неловко перепрыгивая трупы, ринулась к лестнице. Ноги скользили от того, что кровь попала уже и на ступни, но она целенаправленно шла вперед, сгорая со стыда и обиды. Зачем он с ней так, пока понять не удавалось. Да и не хотелось, надо признать. И вроде ничего такого Эскель не сказал, но от этого тона и взгляда так сделалось больно и обидно, что захотелось еще и по морде ему вмазать, чтобы знал, что нельзя так с девками разговоры вести. Тем более с теми, которые, как дуры последние, влюблены.

Комментарий к Часть 26. А кому ворожба на пользу шла?

Бечено

========== Часть 27. Эксперимент ==========

Дера влетела в комнату, как ошпаренная, и бахнула дверью так, что аж своды задрожали. Отбросив на пол книгу и злосчастную ветку, она ринулась к бадье и, содрав с тела рубаху, принялась ею же и обмываться. Слезы ручьем лились по щекам, а руки тряслись как у заправского пьянчуги поутру. Она громко всхлипывала и терла ноги до тех пор, пока кожа не покраснела. А затем и вовсе залезла в уже холодную воду и принялась громко плескаться в ней, остервенело вытирая бедра.

Какого черта он вообще принялся такое ей высказывать? Еще и с матушкой сравнил. Что случилось за время его отсутствия? Она ведь ничего дурного не сделала. И, к тому же, они так хорошо попрощались. Да и вообще, ничего не предвещало никакой беды. Но, по обыкновению, Фредерика принялась винить во всем себя. Ну, а кого еще? Правильно ей матушка говорила, что не родился еще тот мужчина, который согласиться тащить на себе такую обузу как она. И ладно если бы красивая была. Так уж коль ничего не умеет, то хоть глаз радует. А она и порадовать ничем не может и помощи никакой не оказывает. Только проблемы на свою голову находит, которые неустанно вешает на шею ведьмака, думая, что тремя тысячами озолотила его с ног до головы.

— Дура! — с отчаяньем выкрикнула травница и громко всхлипнула, заходясь в истерике.

Она безвольно рухнула прямо в бадью, расплескав воду и усевшись на скользкое дно, поджала к груди колени и завыла, словно раненый зверь, не меньше. Мозг отказывался соображать, а тело била крупная дрожь не только от давно поостывшей воды. Живот нещадно ныл, в голове творилось черте что, в груди все сжималось и болело, а мысли сводились только к тому, чтобы кинуться к сумке и оприходовать склянку с ядом. И тогда уж всем станет легче. В первую очередь ведьмаку, который по глупости или по невообразимой доброте нацепил себе на шею «хомут» по имени Фредерика де Бейль.

Рука обессиленно скатилась с колена в воду, а взгляд сам зацепился за красную нить. Воспоминания о наставнице-чародейке приятным светлым лучиком ворвались в затуманенное болью сознание. Дера громко всхлипнула и принявшись икать, внимательно всмотрелась в красный «браслет». Приподняла руку, вытянула перед собой и сощурилась от снова подступивших слез. Стало любопытно, что бы сейчас сказала ей Кейра? Как бы посоветовала поступить? Как же ей не хватало ее присутствия. Она ведь всегда все знала, всегда могла подсказать нужный выход, и, что самое главное, никогда не смотрела на нее свысока. Да, была хамовата и прямолинейна, но всегда обращалась с Дерой, как с равной себе. А еще ей всегда нравились их словесные перепалки с Эскелем, хотя, конечно, больше это походило на то, что Кейра говорила, а Эскель молча пропускал мимо ушей время от времени отвешивая фразу-другую. И пусть они якобы друг друга раздражали, но невооруженным глазом было видно, что злобы в этих самых перепалках никакой не было.

Тоска накрыла травницу с головой. Как же она скучала по тем немногочисленным денькам, когда могла ночи напролет изучать свитки, медитировать в свое удовольствие, завтракать и ужинать за одним столом с чародейкой, слушать ее извечное напускное недовольство, а еще ходить с ведьмаком в поле. Лежать там на подстилке, слушать пение птиц, обниматься и долго-долго упоительно молчать. И куда это все делось теперь? Сейчас она чувствовала себя словно у разбитого корыта. Вот у нее было все, а теперь не осталось ничего. Только боль, обида и напрочь разрушенные мечты.

Ведьмак, тем временем, тащил за ноги какого-то пузатого мужика, который издавал не шибко приятные звуки и пах тоже не ахти. Не факт, конечно, что при жизни он источал лучшие ароматы, но тем не менее. По счету это был уже четвертый, и от мыслей о том, что впереди еще больше десятка трупов, на удивление, страха не было. Скорее наоборот, физическая работа выбьет всю дурь, а еще очистит разум. К тому же, есть время подумать. А подумать было, о чем. Фредерика де Бейль оказалась весьма непростой девкой, коей могла показаться на первый взгляд. Нескладная, со своими причудами, жадная до денег и жутко любящая комфорт травница, на деле была не просто рядовой аристократкой, а самой настоящей дочерью графини, которая, можно сказать, имела определенные отношения с императором, а судя по ее описанию, то и свой личный интерес. Наследница. Конечно ей есть что наследовать от отца и от матери, вот только для чего об этом упомянул ворожей? Словно хотел сделать акцент, словно знал, что ведьмак прочитает между строк. Вот только в таких делах Эскель был не мастак. Не понимал он намеков всех этих и вот этого хождения вокруг да около. Да и про «ширше» не понял. Ему всегда казалось, что он и так не шибко узких взглядом. Куда уж еще шире? И вообще, если хочешь что-то сказать — говори прямо, а не устраивай «танцы». Не исключено конечно, что ворожей и без того сказал все настолько прямо, насколько позволяли ему его видения. Вот только легче от этого не стало.