Высматривая путь. Том II (СИ) - "JohnLemon". Страница 83
Признаться, от ворожбы он ожидал немного другого. Каких-нибудь брызг искр, судорог, закатывания глаз и утробного, чужеродного голоса, что вещает будто из потустороннего мира. Ну или хотя бы тряски предметов, метаний и выкриков обрывочных фраз. А не деле этот чудак просто убил ворону, закрыл глаза и начал ворожить. Без танцев с бубном и всего прочего. Даже ничем себя не резанул. Любопытно все же, как разнится магия. Отчего-то Эскель впервые подумал об этом. Трисс колдовала всегда так… феерично? Да, феерично. Ей это слово очень подходит. Махала руками, выкрикивала слова и потом обязательно разверзалось небо и оттуда сыпал огненный дождь или громыхал гром и сверкала молния так, что летели не только искры, а еще и ошметки того, во что она попадала. Кейра же, в отличии от своей коллеги, вела себя тихо. Заклинания читала сосредоточено и почти шепотом. Жесты руками делала вальяжно, словно подавала ручку для поцелуя какому-нибудь ухажеру. Но ничего существенного так и не демонстрировала. По зрелищности, Меригольд в глазах Эскеля, безусловно, лидировала.
Вспомнилось как колдовала Дера. Хоть и магия у нее была нетипичная, но, тем не менее, за полноценное колдовство тоже могла сойти. И было в ней в эти моменты что-то хаотичное, неотесанное в некотором роде. С первого взгляда она совсем не вызывала страха и трепета. Скорее наоборот, было ощущение будто девка просто забавляется, не более. Нет, со временем она может набраться опыта и станет такой же солидной как тот же ворожей, к примеру. Вот только Эскель не был уверен в том, что увидит это. Довезет ее подальше не Север, а там их пути разойдутся навсегда. Решить-то это он может и решил, но пока еще не смирился. Да и от мыслей о том, чтобы «передать» девку другому ведьмаку на поруки и вовсе становилось дурно.
— Мастер! — прикрикнула Ивонна откуда-то справа. — Вы грузите или в думах своих потерялись?
Ведьмак тогда опомнился, огляделся по сторонам и понял, что уже достаточно долго просто стоит перед входом и таращиться в небольшое окошко над дверью. Так что претензия корчмарки была весьма к месту.
— Гружу, — тихо отозвался он и оторопело взглянул на ноги, что торчали из дверного проема.
— Так грузите. А то, так мы за ваш час не управимся. Воняют уже, ироды.
Ивонна обошла телегу и стала проверять добротно ли запряжен конь. А то не хотелось бы, чтобы по пути в чащу что-то оторвалось.
— Это конечно не мое дело, мастер, — снова заговорила она, поправляя хомут. — Но зря вы так с девкой. Хорошая она и вас ждала, а вы как зашли, так с порога начали ее крыть.
— Верно говоришь, Ивонна, — закряхтел Эскель, подтаскивая очередного мужика.
Наклонился, обхватил его поперек тела и закинул себе на плечо. Шагнул вперед, став вплотную к телеге и словно мешок какой, не иначе, закинул того к остальным. Это был пятый, остался еще десяток. Утер взмокший лоб предплечьем и продолжил:
— Не твое это дело.
— Все одно, зря вы так с ней, — все не унималась корчмарка, взявшись регулировать удила.
Ведьмак ничего не ответил. Только скрылся в корчме, а через минуту вышел с девкой на плече. Ох, уж и баба жуткая, Ивонна эта. В такой-то момент затеяла все эти разговоры. Вымученно выдохнув, он закинул труп в телегу и уперся в деревянные борта руками, переводя дух.
— Не лезь сюда, Ивонна. Пока я только прошу.
— Гляди, напугал как, — фыркнула та. — Поживешь в Пацыкивке с мое, вот тогда и погляжу я как ты ведьмака какого-то страшиться будешь.
Эскель усмехнулся, и оттолкнувшись от телеги, направился в корчму за очередным покойником.
— Боевая ты баба, я погляжу, — и без доли улыбки сказал он, пытаясь водрузить на плечо пузатого мужика, который весил пудов десять, не меньше. — Был бы помоложе лет на десять, ох, я бы приударил за тобой.
— А я бы и не противилась. Даже на рожу твою не поглядела бы. Работящий ты мужик, — хмыкнула Ивонна, выглядывая из-за лошадиного крупа. — Пригодился бы мне тут. Сейчас такого днем с огнем не сыщешь. Одни пьяницы кругом.
— После сегодняшнего я сюда ни ногой, — отмахнулся ведьмак, наконец забрасывая тело в телегу.
Корчмарка только хрипло рассмеялась в ответ.
— Как закончим, то верну тебе кроны твои, золотые. За то, что подсобил так, накормлю завтра и напою задаром. И за ночлег денег не возьму.
Эскель ничего не ответил, только коротко кивнул и скрылся в корчме. Ребра ныли так, словно он их вот только сегодня сломал. А что уж говорить обо всем теле? Суставы, спина, да даже башка трещала словно после знатной попойки. Теперь, лишь бы хватило сил со всем покончить и до кровати дойти. К тому же, то что удалось сэкономить пять десятков крон, нет-нет, а душу малость согревало. Хоть что-то хорошее за весь вечер.
***
Дера и не поняла, как задремала прямо в бадье, сидя совершенно нагая в студеной воде. Торопливо обругав себя за такую небрежность, она быстренько вылезла из нее и кинулась к сумкам, чтобы отыскать последнюю чистую рубаху и отрез ткани, что купила еще в Новиграде.
За окном все еще стояла темень, и Эскеля пока не было. Потому, можно без опаски сделать все необходимое перед сном. Воровато осмотревшись по сторонам, травница с силой рванула ткань, отрывая широкий лоскут и отбросив остальное на кровать, принялась сворачивать его в несколько раз. Манипуляцию провела все ту же, что и в каморе с Ивонной и Ленкой. Развела пошире бедра, засунула поглубже ткань и сжалась так, словно в нужник было невтерпеж. Рубаха, что валялась сложенная на дне седельной сумки, была той, которую ей подарила Кейра после купели. Свою ночную она уже вряд ли сможет использовать. Да и как отстирать столько крови со светлой ткани, Фредерика не понимала. И пусть такую красоту от чародейки было жалко изводить, но выбора у нее особо не было. Таким образом, натянув ее на все еще влажное тело, она покрепче стянула у горла завязки и вздрогнула, услышав, как открылась дверь.
На пороге стоял ведьмак. Бледнее чем обычно, весь мокрый, в пропитанной по̀том рубахе и с таким выражением лица, будто помер кто, не иначе. Фредерика переступила с ноги на ногу, едва не забыв о тряпице между ног, и внезапно поняла, что видеть его она, пока ещё, не совсем готова. Злости уже не было, осталась только обида, но его изможденный вид и ту оттеснил на задворки, выводя на первый план волнение и необычайной силы заботу.
— Ты… — начала первая она, переступая гордость, сглотнула вязкую слюну, немного помедлила, но продолжила. — У тебя что-то болит? Выглядишь ужасно.
— Все болит, — честно признался Эскель и скривившись, сделал несколько шагов, параллельно закрывая рукой дверь. Не забыл, так же, стянуть с плеча сумку и откинуть ее в темный угол у шкафа.
— Трупов больше нет? — Дера внимательно смотрела на то, как он проходит дальше в комнату, и с каким трудом ему даются движения. А еще увидела в ведьмачьих глазах столько неподдельной грусти, что ей и самой стало не по себе.
— Нет, — хрипло ответил он, пытаясь снять рубаху. Вот только руки поднять оказалось очень болезненно.
Даже у такого как Эскель есть свои пределы. И видать один из них, он только что переступил.
Фредерика, не говоря ни слова, подошла поближе и стараясь не смотреть в его лицо, схватилась за рубаху, пытаясь вытащить края из-за пояса штанов. Ведьмак даже и не противился такой ее инициативе. Да и как тут противиться, если он едва на ногах стоит? Повозилась немного дольше, чем хотела, а затем осторожно принялась поднимать ее вверх.
— Я вижу, как тебе больно, — тихо заговорила она. — Я хочу помочь тебе и только посмей меня оттолкнуть.
Эскель ничего не ответил. Только шумно выдохнул и из последних сил поднял руки вверх. Дера сработала быстро и решительно: встала на носочки, потянула рубаху до верха, проверила что голова вышла из ворота и только после этого помогла Эскелю опустить руки. Тогда-то сдержать болезный стон у него не вышло.
Откинув дурно пахнущую тряпку в сторону, травница ужаснулась тому, как посинели его бока в месте, где, по идее, были ребра. Гораздо сильнее чем тогда, когда она увидела их в бадье. Раньше он говорил, что все хорошо, и что это мелочи, ибо — хваленная ведьмачья регенерация. Но на деле оказалось, что никакая регенерация не справляется. И в связи с этим, весьма неожиданная мысль пришла в голову травницы. Она осторожно коснулась пальцами груди Эскеля и прислушалась к его хриплому, тяжелому дыханию. Разум, тут же, услужливо подбросил воспоминание о словах наставницы.