Высматривая путь. Том I (СИ) - "JohnLemon". Страница 11

Тот зафырчал, немного погарцевал на месте и громко заржал.

— Ну все, успокойся. Тише, — натянув поводья, ведьмак вывел его на дорогу и слабенько пришпорил. Конь фыркнул еще раз, но относительно спокойно двинулся вперед.

Деревянная арка и колышущаяся на ветру табличка с выкрашенным красным крестом, прикрепленная к своду веревками, появились перед Эскелем как-то неожиданно. Громыхнуло еще раз, и темное небо прорезала вспышка молнии. В этот раз он быстро повел коня вперед, мысленно благодаря судьбу за то, что позволила ему добраться до того, как пустится ливень.

Пока он совладал с брыкающимся ни с того ни с сего Васильком, пока снял седельные сумки, пока достал из-за креплений седла мечи, то все-таки полило. Да так полило, что на пороге корчмы он появился до нитки промокший и раздраженный.

С грохотом распахнув деревянную дверь, ведьмак уверенно шагнул внутрь. Лицо тут же обдало жаром и запахом самогона. Желудок жалобно заурчал, а из груди вырвался тихий стон облегчения.

— Добро пожаловать, милсдарь, — после неловкой паузы заговорил корчмарь.

Эскель неуверенно кивнул и смел ладонью с лица прилипшие мокрые пряди.

— Чего изволите? Комнат не сдаем, но вас можем устроить за печью. Там аккурат места вам хватит. Согреетесь, просохнете и отдохнете с дороги, — закинув на плечо светлую тряпку, он еще раз осмотрел ведьмака и, вздохнув, достал из-под деревянной поверхности рюмку и бутылку.

— Самогончиком буряковым не желаете ли взбодриться?

— Не откажусь, — стянув с рук мокрые перчатки, мужчина двинулся к столу.

— Нам тут выродки ни к чему! — послышалось из глубины зала. — Мало собак одичавших и утопленников этих?

— Та тише ты, Вацлав, — шикнул кто-то, а после послышался звук удара чего-то тяжелого о что-то деревянное и скрип ножек лавки по полу.

— А я что, смолчать должен? У нас тут выродок ошивается! Девок еще наших зачарует или деток покрадет!

— Не нужны мне ваши девки и дети, — подал хриплый голос Эскель, осушив вторую стопку.

— Да врет он все, ирод поганый! Вы на рожу его поглядите! Страхолюдина какая! Все знают, что отродье ваше бесчинства творит! Детей забираете прямо с хат!

Ведьмак перевел взгляд на корчмаря. Тот налил ему еще. Две монеты зазвенели по деревянной поверхности стола.

— Эй, Богумил! Ты чего этого выродка не погонишь взашей? — все не унимался Вацлав и, кажется, его сдерживали от драки только два меча, которые Эскель любовно поставил у ног, оперев о стенку стола.

— А ну сядь и хлещи дальше свою бормотуху! И скажи спасибо, что я тебя взашей не погнал. Уже сколько дней не просыхаешь тут? А мастер отогреется да, может, проредит утопленников-то наших, — корчмарь спрятал бутылку под стол и, скинув с плеча тряпку, поманил рукой Эскеля за собой.

— Да чего это мы сами со своими утопленниками не справимся?! — врезал кулаком по столу мужик, переворачивая початую стопку.

— Да сядь ты уже! — закричало мужичье за столом и потянув Вацлава за рубаху, быстро того усадили. — Выпей и успокойся.

Ведьмак подхватил мечи, поправил на плече сумки и побрел за корчмарем.

— Вы уж не серчайте, милсдарь, — начал тот. — Вацлав мужик хороший, токмо пьет не просыхая после того, как дочь его снасильничали, а она возьми да утопись в реке. Они ж в Яворнике жили. А теперь он тут все время высиживает. Работу какую для местных сделает, а что заплатят — пропьет.

— А что за утопленники у вас тут? Дочка что ли из реки ночами выходит?

— Ой, Боги. Вы что говорите такое? То злыдни нам покоя не дают. Да и то не всегда. Как река зацветет по жаре, так и лезут оттудова, как говно из… ну вы поняли.

— Понял-понял. Завтра на рассвете прорежу ваших злыдней.

— Сколько хотите-то?

— За злыдней?

Корчмарь кивнул и отодвинул льняную штору. За ней была та самая печь, а еще огромные стеклянные бутылки с самогоном. Эскель вздохнул. С таким раскладом ему и напиваться не придется. Парами бражными надышится и спать завалится.

— По пять крон за штуку, — ляпнул ведьмак сумму наугад, авось пройдет. — Языки навырываю, принесу сюда. Сколько языков насчитаешь, столько и заплатишь.

— Добро, мастер, — корчмарь переставил две бутылки к стене. — Вы уж извиняйте. Только нацедил, а Ягна еще в поруб* не снесла.

— Утром заплачу за ночлег. Как с утопцами разберусь, — закинул мечи и сумки на печь ведьмак, а сам принялся стаскивать сырую куртку с плеч.

— Как угодно будет, милсдарь. Я вам тут шторку прикрою, и никто вас не потревожит.

— Спасибо, — ведьмак взялся за сапоги.

— Опочивайте. Покойной ночи.

Разделавшись с одеждой, Эскель разбросал ее по печи, где нашел место, а сам подтянулся и залез на неё. И, судя по измятой подстилке, на ней уже кто-то лежал до него. Скорее всего, корчмарь отдыхал. Сама печь была достаточно большой, так что уместиться даже такому, как ведьмак, не составило труда. Отодвинув мечи и сумки к стене, он закинул руки за голову и устроился поудобнее. Рубаха лежала неподалеку — сохла, а штаны неприятно липли к ногам. Но ничего. За ночь должны просохнуть даже на нем. Тепло от печи шло хорошее. Легкий запах перебродившей браги дурманил голову, а от тепла и тихого потрескивания догорающих поленьев клонило в сон. Шум в корчме постепенно затих, свечи погасли, а громкие шаги уже не прогоняли пьянящую дремоту. Эскель, мерно дыша, пребывал в состоянии слабой неги. Тело приятно ныло от долгого пребывания в седле, да и усталость брала свое.

Он и не услышал тихую девичью поступь, и не уловил легкий аромат полыни. Лишь вздрогнул и приподнялся на локтях, когда штора резко распахнулась и на него уставились два огромных глаза, в которых плескались блики от зажженной свечи.

Девушка лет шестнадцати глядела на него в полном недоумении и лишь открывала и закрывала рот, намереваясь что-то сказать, но ни звука так и не издала.

— Прости. Я напугал тебя, — решил прервать неловкое молчание ведьмак. Лишь позже, опустив глаза чуть ниже, заприметил, что девка-то была в ночной сорочке, а налитая грудь ее призывно выглядывала сквозь легкую светлую ткань, а при свете пламени свечи она выглядела особенно завораживающей. Собственно говоря, как и вся девичья тонкая фигура и черные волосы, заплетенные в свободную косу, которую она так деликатно перебросила через плечо, дабы скрыть проступающую наготу.

— П-п-прростите, милсдарь… я-я-я не знала, что… — залепетала она, а Эскель взмолился, чтобы она прекратила вот так смотреть на него и шевелить своими пухлыми бледными губами.

И он молчал. Просто смотрел на нее и ждал, что же произойдет. В одно мгновение он и забыл о своем увечье, которого до сих пор все еще немного стеснялся, и о том, что лежит на печи голый по пояс, и что согнутое колено очень удачно прикрывает то, что пока такой юной девице видеть не стоит.

— Я возьму только бутылку для…

— Бери, — выдавил из себя ведьмак, стараясь не смотреть на то, как она приблизилась к печи, глубоко наклонилась, вытаскивая из неизвестных ему закромов небольшую бутылку, и как быстро просеменила к выходу, не забывая плотно задернуть за собой штору.

Сделав глубокий вдох, он снова лег и уставился в потолок. Да, он заметил, как перепугалась она, взглянув на него. Как искривились ее губы, когда взгляд преместился правее по лицу, и как вздымалась ее грудь от учащенного дыхания. Да и что греха таить, он прислушивался к ее дыханию. Тяжелому и быстрому. Она боялась его — это не ново. Собственно говоря, как и не ново то, что в ее глазах он увидел отвращение. Выдохнув, ведьмак решил побыстрее успокоиться и постараться уснуть. Утром ему еще утопцев проредить нужно.

— Эскель?

Он вздрогнул и распахнул глаза. Теплый девичий голос позвал его так неожиданно, что заставил даже стушеваться. Прохладный ветер донес влажный запах цветущей реки. Шелест камыша резанул по слуху, заставляя принять сидячее положение.

— Эскель, это ты?

Он снова услышал этот голос и заозирался по сторонам. Никого не увидел, но медальон на шее едва заметно дрогнул. Это ведьмака и насторожило. Сделав глубокий вдох, он все же поднялся на ноги, едва не поскользнувшись босыми ногами на отчего-то влажной траве. Находился он аккурат недалеко от берега реки. И место это казалось ему до боли знакомым, хотя в той местности, где он был, все реки были похожи и одинаково красивы.