Высматривая путь. Том I (СИ) - "JohnLemon". Страница 12

Внезапно до его слуха донесся тихий всплеск воды. Затем еще один. И еще. Будто кто-то резвился, но как-то осторожно, без остервенения. Ноги сами понесли его ближе к воде, а медальон на шее тем временем дрожал все сильнее. Это заставило напрячься и вытянуться словно струна. Оказавшись на берегу реки, ведьмак осмотрелся. На небе краснел закат. Солнце намеревалось вот-вот скрыться за лесополосой на горизонте. А это значит, сумерки были уже очень близко. Всплеск воды вернул его взгляд на водную гладь, по которой пошли круги. Запах зацветшей воды усилился, а в голове появилась до ужаса навязчивая идея подойти еще ближе к кромке берега. Впрочем, медальон подозрительно затих и больше не подрагивал на груди, а значит, что и волноваться было не о чем. Но от осознания этого расслабиться все равно не получилось.

Сделав несколько шагов вперед, мужчина почувствовал, как прохладная вода приятно лизнула пальцы ног. Где-то вдалеке послышалось пение кукушки и от сердца почему-то резко отлегло. Присев на корточки, он потянулся к воде и зачерпнул ее руками. Умыв лицо раз-другой, он внезапно вздрогнул, резко ощутив чье-то присутствие. Над гладью воды возвышались два васильковых глаза и внимательно наблюдали за ним. Он долго всматривался в них. Они привлекали его, манили, гипнотизировали. Еще мгновение, и глаза эти оказались совсем близко. А вместе с ними из воды показалось тонкое бледное девичье тело. Она шла к нему, словно дева речная, — медленно и величаво. Черные мокрые волосы облепили острые плечи и вздернутую небольшую грудь. Поступь у нее была тихая, практически невесомая. А меж тем, взгляд приковывали лишь васильковые глаза.

— Я ждала тебя, Эскель.

Этот певучий голос, казалось, проник в само сознание, заполняя и затуманивая его. Ведьмак выпрямился, провел мокрыми руками по волосам, убирая надоедливые пряди назад, но взгляда не отвел.

— Я так ждала тебя, — все продолжала дева. — Как только я увидела тебя, сразу захотела прикоснуться. Такой сильный, такой ладный, такой прекрасный.

Последнее слово до боли остро кольнуло в самой груди. Будто кто иголку вогнал, да покрутил, чтобы наверняка достала в самое сердце. А тем временем дева оказалась совсем близко. Она приложила маленькую ладонь к его лицу. Тонкими холодными пальцами огладила пересекающий правую щеку шрам. Поднялась к самому уху, а после плавно переместилась к губам. Подушечки ее пальцев были мокрые, холодные, но до боли нежные. Они ласкали так, как его еще никто не ласкал. Они вели по изуродованной и вздернутой вверх из-за увечья верхней губе, перемещались на нижнюю, а после — на подбородок, шею и на грудь. Но Эскель будто бы и не замечал этого. Все его внимание было приковано к огромным васильковым глазам. Прекрасным и таким безжизненным. А когда губы девы оказались достаточно близко, чтобы ощутить ее прохладное дыхание, было поздно.

Появилось ощущение, будто он что-то упустил из виду или не придал чему-то важному значения. Ему казалось, что он окончательно утонул в ее прикосновениях, в ее глазах и в этом томном поцелуе. Она целовала его медленно, осторожно, смакуя каждое мгновение. Внутри все стянуло тугим узлом, а внизу живота приятно заныло. Много ли ласки было на его веку? Уж меньше, чем хотелось бы. Да и что за ласка то была, когда за нее нужно платить золотой кроной? Руки сами потянулись к ней, сами обвили тонкую талию, сами прижали к своей груди. Она зарывалась обеими руками в его длинные волосы и жалась так тесно, что он чувствовал ее холодное и мокрое тело каждой клеточкой своей кожи.

— Ты такой горячий, такой… — зашептала дева, едва сумев оторваться от него. — Живой, — добавила она тогда, когда он потянулся за новым поцелуем.

Медальон подпрыгнул так, будто его пытался кто-то сорвать с шеи.

— Мастер ведьмак!

Он услышал это за спиной и хотел было обернуться, но не смог. Манящие глаза не отпускали его, не давали отвлечься.

— Мастер ведьмак! — все не унимались за спиной.

Он пытался повернуться. Он искренне хотел, но руки сами, словно не подчиняясь его воле, ласкали тело водной девы, оглаживали округлые бедра, сминали упругие ягодицы.

— Эскель, черт тебя дери!

Закричали будто в самое ухо. В одно мгновение он обернулся, краем глаза увидев высокую девушку в белой вышитой рубахе, в подпоясанной балабонами*** юбке и с распущенными русыми волосами. Она смотрела на него с такой невообразимой злостью, что ему стало не по себе. А в следующее мгновение его затянуло под толщу воды. Настолько резко, что он едва успел сделать вдох. Тянуло его долго, будто кто-то за ноги держал. Вода была мутной и холодной. Водоросли неприятно касались оголенных участков кожи. А через мгновение перед ним снова появились васильковые манящие глаза. И они пытались залезть в разум, пытались одурманить. Но в этот раз не получилось. В голове отчетливо звучал рассерженный девичий голос, будто отрезвляя.

— Эскель, не отталкивай меня. Прошу тебя…

Донеслось до него как из-под толщи воды. А когда удалось, наконец, вернуть концентрацию, перед глазами предстала истинная владелица столь прекрасных васильковых глаз. Бледно-синяя кожа, совершенно белесые глаза и болезненно-худые длинные руки теперь не казались такими манящими. Сделав несколько гребков к поверхности, ведьмак понял, что просто так ему не выбраться. Он был слишком глубоко, да и за ноги все же держало что-то, утягивая ко дну. Он боролся до конца, как мог, изо всех сил. Ровно до тех пор, пока воздух не начал заканчиваться, а в глазах не стало темнеть. Только тогда он увидел, как рука тянется к нему. Как хватает его за запястье и как тянет наверх. Он готов был поклясться, что это было настоящее чудо. Воистину — чудо!

Эскель резко распахнул глаза и сел. Сердце стучало как бешеное, а сам он был весь в поту. Печь практически уже не грела, а сквозь штору неуверенно пробивался солнечный свет. Да, он был в корчме, на печи. Ровно на том месте, где и лег вчера. Смахнув с лица остатки сна, он неспешно соскочил на ноги и принялся торопливо одеваться. Благо, что одежда просохла как нужно.

Вышел в зал он в расхристанной рубахе навыпуск, в перекошенной куртке и со связкой мечей. Даже сумок своих не захватил.

— Мастер? — услышал он голос корчмаря и дернулся. Нервы были натянуты как струна. Но желание разобраться, что за чертовщина тут творится, было сильнее. — Как спалось, мастер ведьмак? Никто не тревожил? — заприметив некую растерянность и озабоченность Эскеля, продолжил корчмарь.

— Хорошо спалось. Тепло. Только дочь вашу перепугал.

— Дочь? — Богумил как тер тряпкой деревянный стол, так и застыл. — Но мастер, у меня нету и в помине никакой дочери. Ягна так и не смогла разродиться.

— Нет дочери? Тогда кто же… — начал было ведьмак, пока не вспомнил вчерашний разговор. — Ах вот оно что.

— Что приключилось, милсдарь? — корчмарь взволнованно уставился на Эскеля.

— Ты говорил, что тот мужик, Вацлав, пьет не просыхая из-за того, что его дочь утопилась. Расскажи мне все, что знаешь.

Богумил какое-то время смотрел неверящим взглядом на него, будто не понимая, шутит ли мастер или нет. Но после недолгой паузы все же принял решение заговорить.

— Значит, случилось это прошлой весной. Ладная была девка эта. Имя у нее еще такое было. Шло ей как влитое — Соломея. И характер покладистый у нее был. А красоты какой! Не описать, мастер. Повадилась она сюда ходить с Вацлавом. Он раньше-то охотником был. Что подстрелит, то сюда тащит. Мы разделывали, продавали. Ему, конечно, тоже доля причиталась. Соломея и та при деле была. Подсобить могла. А похлебку такую варила. Ой, не передать, мастер. Все село сходилось на запах.

Эскель положил на скамью мечи, а сам оперся о стол поясницей и скрестил на груди руки. А корчмарь продолжал:

— Значит, был у нас, ну как был, и сейчас есть, наверное, — мужик один. Колек зовут. Ушел он отсюда, а куда подался — неизвестно. Давненько у него деньжищ было немерено. А потом то ли пропил все, то ли проиграл, черт разберет. Словом, положил он глаз на нашу Соломею. Он к ней и так и этак, а она ни в какую. Говорила, что для мужа себя бережет. Да и ей было лет пятнадцать отроду тогда. А он-то старше был ее. Да намного.