Я научу тебя любить (СИ) - Акулова Мария. Страница 21
— Если эта малая начнет меня шантажировать…
— Пока вас шантажирует только ваша ассистентка. Ярослав Анатольевич. Тоже малая. Не заметили?
— Это не она дала в штангу, Корней. Это сделал ты. И хорошо, что она это передала. Теперь хоть сюрпризом не будет, когда… — хотел сказать что-то резкое. Опять. Но сдержался. Дал себе несколько секунд, чтобы обдумать слова, повернул голову в сторону, посмотрел в окно… Потом снова на Корнея. — Когда я был таким, как ты. Немного младше. Я натворил много дурного. За многое мне до сих пор стыдно. И очень жалко, что я не слушал окружающих меня умных людей. Тех, кто старше. Чуть-чуть опытней. Тогда мне казалось, что я все делаю правильно, а окружающие просто не понимают… Пер против правил. Логики. Здравого смысла. Думал, что разруливаю, а по факту усугублял. Закончилось все… Плохо. Очень плохо, Корней. И я просто советую тебе…
— Я не просил совета, Ярослав Анатольевич…
Корней знал, что по той самой логике, здравому смыслу, из уважения к правилам… Ему стоило бы дослушать. Стоило бы и прислушаться тоже. Потому что… Самарский не из вредности. И не со зла. Но ему не хотелось. ни слушать. Ни слышать. В свое личное он пускать не собирался.
Это явно читалось во взгляде. Потому что Самарский сначала снова прищурился, сжал челюсти… Собирался что-то еще сказать, но не стал. Взял листы, отвел чуть в сторону, ногой подвинул корзину для канцелярского мусора, отправил анонимку в свободный полет…
— Сегодня я делаю так. Мы останавливаемся на том, что ответственность на тебе. Решай вопрос, Корней. Решай. Это больше нигде не должно вылезти. А если вылезет — владельцы должны отрицать. Это понятно, надеюсь? А советы… Захочешь получить — приходи. И глупостей не делай. Нигде, блять, не делай. Если знаешь, что все закончится плохо — отпусти девочку, пока не поздно. Не устраивай проблемы ни себе, ни мне. Договорились?
И снова Корнею бы просто кивнуть, но он не делает этого.
Встает, идет к двери, чувствуя все то же брожение желвак по скулам. Дергает ручку резче, чем хотелось бы, выходит в приемную…
И даже смотреть особо не надо, чтобы понимать — Олеся… Если он не ошибается, зовут девочку так… Затаилась. Делает вид, что трудится в поте лица, а по факту…
Устроить маленькую подставу на двоих с Вадимом смелости хватило, а посмотреть после этого ему в глаза — нет.
Но ему не сложно… Он подойдет. Она ведь хотела внимания…
Корней делал шаги в сторону стойки, видя, что девушка вздрагивает от каждого… И сглатывает… И боится…
Прямо, как зайка. Только эта — подлая.
Высоцкий положил на стойку локоть, смотрел несколько секунд на постепенно пунцовеющее лицо, ждал, когда перестанет делать вид, что смысл ее жизни — это экран компьютера… Дождался.
Олеся посмотрела на него, сглотнула, попыталась улыбнуться, но быстро скисла…
Потому что он смотрел так, как заслужила.
— Передай дружку своему, что я его предупреждал. Он работу нашел уже, не знаешь? Потеряет. А ты… Не лезь. Ни ко мне. Ни к Ланцовой. Близость этого кабинета не делает тебя всесильной. Понимаешь?
Спросил, ответа не ждал. Оттолкнулся, вышел из приемной. И снова коридор… И снова напряженные руки, спина, сжатые челюсти… И максимально херовое настроение. Именно то, чего ему так не хватало…
Глава 8
Домой Корней попал ближе к одиннадцати. Злой, как… До невозможности. На себя. На то, во что ткнул носом Самарский, и на что сам так долго закрывал глаза. На череду совершенно не свойственных ему тупостей, которые совершил за последнее время.
И каждая — связана с Ланцовыми. Особенно с младшей.
Он все это время обвинял в нелогичности поведения их, а получалось… Что и сам вел себя, как придурок. Вел и продолжает вести.
На ровном ли месте опасения Самарского? Нет.
На ровном ли месте обвинения? Тоже нет.
Правильно ли он сказал, что лучше всего было бы остановиться, не переходя в слишком личное? Конечно, правильно.
Потому что сейчас возможный уровень обиды — один. А дальше… Никто не знает, что дальше. И как-то утром его зайка может проснуться мстительной сукой. Так бывает. С женщинами. Обиженными мужчиной женщинами. А в том, что он может обидеть — сомнений ноль.
Ведь то, что сейчас не верится, — это просто пелена ее сраных чудес, которую он сам позволил набросить на себя. Но в этом мире бывает все. И исключать нельзя. Как бы ни хотелось.
И минимизировать риски тоже надо. Не лезть на рожон. Не самому стремиться усугубить. А минимизировать. Обрубить. Отпустить. Расставить все точки. Пока не поздно. Пока еще можно…
Корней зашел в квартиру, отфиксировал, что Ани нет в общих комнатах. Посчитал это хорошим знаком. Скинул пальто, разулся, по дороге в спальню стянул с шеи галстук, который сегодня почему-то казался удавкой… Бросил вместе с пиджаком на диван.
И по лучшему сценарию оказаться бы ей спящей… Пропустить его приход. Остаться у себя.
И завтра утром тоже проспать бы. Чтобы он мог спокойно уехать. Подумать. Вернуться. Сделать все как-то по-человечески. Как привык. Давным-давно.
Но она… Как всегда…
Приоткрыла дверь из своей спальни, «поймала» его за несколько секунд до того, как скроется в своей…
Улыбнулась застенчиво, шепнула:
— Привет…
Несомненно, увидела, что он злится. Но не испугалась.
— Привет. Я буду собираться. Утром ранний вылет. Спи.
И не обиделась, когда Корней отчеканил, зашел к себе, закрыл дверь с довольно громким хлопком…
Снял запонки, бросил на тумбу, закатал рукава рубашки…
Несколько секунд просто стоял посередине спальни, глядя в потолок. Дышал, пытался собраться… Абстрагироваться и от злости, и от по-прежнему ноющей болью головы…
Дальше — открыл шкаф, достал дорожный чемодан, опустил на кровать.
Джинсы. Брюки. Свитер. Белье.
Забрасывал бессистемно. Понимая, что и тут делает глупость — надо нормально сложить. Но хотелось именно бросать. А еще лучше — найти грушу и немного спустить пар. Чуть-чуть. Но не до сраной груши. Вообще ни до чего…
Когда услышал тихий щелчок за спиной, сцепил зубы еще сильнее…
Знал, что Аня зашла.
Знал, что сделала это зря.
Знал, что скорее всего вот сейчас и сорвется — на нее…
Но попытался хотя бы оттянуть.
Проигнорировал. Снова подошел к шкафу, снял с плечиков несколько рубашек, метнул поверх кучи…
Краем глаза видел, что Аня подошла к кровати, опустилась рядом с чемоданом, потянулась к верхней, взяла, начала складывать…
И вроде бы это типично для нее — тихо, покорно… Помогать. Переживать шторм. Принимать его таким — грубым. Но сегодня…
Она просто не понимала, насколько зол.
— Что ты делаешь? — практически рявкнул, бросая быстрый острый взгляд. Увидел, что вздрогнула. Застыла на мгновение, но не спасовала. Продолжила складывать…
— Помнутся. Жалко…
Ответила тихо, даже улыбнуться попыталась, хотя по глазам-то видно, он своим уколом уже сделал больно.
— Оставь. Я не просил.
Как и следующим.
Вот только…
Она игнорирует просьбу.
Сложила одну — взяла другую. Тоже сложила. Оставила у себя на коленях, потянулась за свитером…
— Аня, — опять вздрогнула, когда услышала обращение — безумно раздраженное. Еще раз — когда Корней развернулся, посмотрел… Холодно так, что до костей. Прекрасно это понимал. — Я не просил мне помогать. Оставь меня одного, пожалуйста. У меня мало времени и много работы. Я злюсь. Ты не виновата. Но если останешься — получишь ты. Пожалуйста…
Корней говорил… Подбирал слова, пытался сгладить интонацию, хотя и получалось так себе… Но злился еще сильнее, потому что… Она слишком нежная даже для такого.
Снова улыбается… Кивает. Снимает рубашки с колен. Встает…
Смотрит несколько секунд своими ядовитыми глазами… Любящими и раненными. Делает шаг к двери, еще один…
Берется за ручку, тянет вниз… Открывает даже… И лучше всего сейчас на нее не смотреть. Корней знал это. Но посмотрел и…