Между прочим (СИ) - Столыпин Валерий Олегович. Страница 1
Валерий Столыпин
Между прочим
Между прочим…
Случается в жизни так, что буквально всё даётся и свершается легко, весело, можно сказать играючи (так бывает в раннем детстве — бежишь вприпрыжку, едва касаясь земли, а вокруг всё такое разноцветное, нарядное, большое) и вдруг мир на глазах стремительно меняется, темнеет, будто накрывающая землю внезапная летняя гроза посреди дурманящей солнечной тишины.
Отгремит, отсверкает буйная стихия, разметав вокруг обломки живого и мёртвого, насытит землю влагой, воздух озоном, кровь адреналином и стихнет, оставляя впечатление головокружительного приключения с элементами мистического оцепенения и неподдельной паники.
Несколько минут первобытного страха и всё. Этакая мистерия, очищающий ритуал.
Увы, не в моём случае.
Оглядываешься и понимаешь — заблудился: не твоё это, не твоё — чужое, чуждое. Эмоции не твои, чувства непонятные, незнакомые хмурые люди, нагромождение загадок и тайн, тревожность… и пустота.
Куда идти, Зачем, почему… что делать со всеми этими враждебными впечатлениями!?
— Между прочим, твоя жена, — с заговорщическим прищуром, оглядываясь по сторонам, пытается развлечь меня приятель, Генка Постников, наклоняясь к самому уху для пущей убедительности.
Сердце ёк — провалилось, застыло, замерло. Потом как бухнет!
Насилу взял себя в руки, сосредоточился. Нужно держать марку. Семья — святое.
— Терпеть не могу все эти “между прочим”, дружище, и иные агрессивные методики непрошеного участия. Предпочитаю не заглядывать в замочные скважины и тебе не советую. Каждый имеет право на тайну. Пусть и у моей Зойки будут секретики.
— Ну, ты даёшь, — удивился доброжелатель, стремительно теряя ко мне интерес, — как знаешь.
Я пытался выглядеть уверенным, спокойным, но дрожь в коленках и учащённый пульс выдавала крайнюю степень волнения.
Мне было не по себе. Я не то, что догадывался — определённо знал, чем должна закончиться его гремучая фраза, сам о подобном думал не раз.
Вот оно в чём дело — у Зойки появился мужчина, я даже знал — кто этот злодей. Жена в моём присутствии проявила в полный рост своё к нему интимное отношение, зачарованно, слишком откровенно глазея на бывшего одноклассника, Витьку Кретова.
Нет, даже не так — она бессовестно любовалась этим плечистым улыбчивым орком, едва не выпрыгивала ему навстречу из предельно открытого сарафана, а он в свою очередь слюняво поедал мою жену слишком откровенным, можно сказать плотоядным взглядом, нагло исследуя то, что скрыто под цветастой обёрткой лёгкого летнего наряда.
Так друг на друга могут смотреть лишь люди, имеющие пикантные отношения.
Не было у меня иммунитета от подобной напасти, как не было до того момента причины рассуждать о доверии и неверии.
Зойка, моя Зойка, как же так!
Память услужливо выложила для обозрения цветную картинку, ту самую, когда мы первый раз остались в её комнате наедине. Помню, как медленно, словно пытаясь поймать яркую бабочку, протянул руки к её причёске (движения завораживали неопределённостью — угадает ли она, как я намерен поступить, дозволит ли), ловко вытащил заколку.
Зойкины волосы пружинисто рассыпались по плечам. Свет фонаря на мгновение высветил растерянное, настороженное выражение девичьего лица. У меня влажно блестели глаза, во взгляде (я это чувствовал кожей), лихорадочное предвкушение долгожданного приза.
Губы мягко коснулись нежной шеи, её тело вздрогнуло, напряглось.
Воздух (его катастрофически не хватало), где воздух! Почему же так жарко?
Это было потом.
Когда же всё началось?
Ах, да, в том маленьком кафе в летнем парке. Кажется, я зашёл купить минералки. Было жарко, на рекламном плакате в прозрачном бокале так реалистично лопались пузырьки, что нестерпимо захотелось пить.
Приятная прохлада и запах свеже молотого кофе расслабили, захотелось побыть в уютном комфорте подольше.
За соседним столиком как-то неестественно держалась за руки нарядная парочка. В глаза бросалась готовность девочки убежать, наговорить собеседнику грубостей. Она часто-часто моргала махровыми ресницами. В вытаращенных глазах (так мне показалось) едва удерживались слёзы.
Девчонка посмотрела на меня как-то особенно, словно просила защиты, поддержки.
Я сделал попытку вмешаться, привстал, но был остановлен отрицающим движением головы.
Не помню, о чём я думал. Кажется, за несколько мгновений сочинил любовь: целый том, начиная неловким признанием, заканчивая воображаемым счастливым будущим с будоражащими воображение волнительными деталями.
Конечно, я не верил в чувства, вспыхивающие от первого взгляда, но не мог отвести от её потерянного лица взгляд именно потому, что об этом подумал.
Я видел только её: изучал выразительные черты, впитывал энергию страдания, сопереживал, порывался встать на защиту, хотя не понимал, не знал, что между ними происходит.
Всё, что было до неё, я это чувствовал, не имело значения.
Так и вышло. Немного позже.
В какой-то момент противостояние достигло предела. Мальчишка взорвался, вскочил, угрожающе поднял руку. Девочка инстинктивно закрылась ладонями, лицо и шея налились малиновым цветом. Брызнули слёзы.
— Какая же ты… дура, — эмоционально выкрикнул кавалер, выбегая из кафе, — пожалеешь!
Она плакала, я участливо наблюдал, опасаясь что-либо предпринять.
Так мы сидели довольно долго, пока девчонка не успокоилась, — я не Обнажённая кисти Модельяни, нечего на меня пялиться. Мы расстались, вот! Что-то ещё хотите узнать?
Я отрицательно качнул головой, хотя думал совсем не так.
— Тогда до свидания! Только вашего мнения мне для полного счастья не хватало.
— Зачем же откладывать, — неожиданно смело брякнул я, чувствуя, как мурашки сковывают тело.
— Что именно? Я вас не понимаю.
— Свидание… вы сказали до свидания и для полного счастья, вот я и подумал… как-то так, в том же ключе. Почему нет? Готов проводить… куда угодно, хоть на край света.
— Один уже проводил.
— Но жизнь не кончается. Он — прошлое, мы — настоящие. Или мечтаете продолжить сладкую муку? Меня Виталий зовут. Что касается Модельяни — у меня есть альбом с репродукциями его работ. Готов поделиться.
— Живописью интересуетесь или ищете повод успокоить, точнее познакомиться? Говорят, под действием адреналина так просто приручить обиженного.
— Скорее последнее. Хотя первое тоже подходит. Искусство — производное от слова искушение. Вы меня очаровали.
— Вот как! Откровенно… и нагло.
Она хотела было возмутиться, но передумала, — не знаю почему, рядом с вами мне стало легче. Давно хотела разорвать наши токсичные отношения. Он, знаете ли, по натуре нарцисс и умелый манипулятор. Устала опекать, подчиняться и при этом чувствовать себя виноватой.
С того дня жизнь милой девочки стала моей судьбой. Я любил её всю, от кончиков пальцев на ногах до макушки. Даже её лопоухость приводила меня в восторг, не говоря об особенном, только ей присущем запахе поразительно пластичного тела, со всеми достоинствами и недостатками.
С ней было интересно и сложно одновременно.
Я справлялся.
Неужели это была совсем другая Зойка? Когда я её потерял, чего вовремя не заметил?
Я не хотел ничего неприличного знать про жену, сопротивлялся, как мог желанию окружающих просветить по поводу и без, но шила в мешке не утаишь. Вот он — момент истины.
Я долго смотрел в зеркало, гладил себя по голове, озвучивая как шутку, что, судя по всему, имею катастрофический, со всеми вытекающими из этого факта последствиями недостаток в организме кальция: рога не растут, несмотря ни на что.
А должны?
В том и дело. Факты — штука упрямая. Зойка изменилась до неузнаваемости, вела себя непредсказуемо, странно.
Наверно про меня она думала то же самое. И избегала.
Я уже тосковал по любви, возвращаясь мыслями в изумительное прошлое, где была совсем другая, влюблённая в меня без памяти Зойка. Измышления и фантазии вопреки желанию рисовали фривольные картинки, где я был не участником — зрителем.