Ц 6 (СИ) - Большаков Валерий Петрович. Страница 44

Нет, я был абсолютно здоров — настолько, насколько сие вообще возможно. Просто моя чертова — ну, или мессианская! — Сила зачала новый сюрприз. Любой «молчел» радовался бы ему, прыгая от счастья, но старпер, засевший в моей голове, тщился быть как все…

Меня холодил мимолетный случай, произошедший месяц тому назад, когда я лечил Евгения Иваныча. Сосед жив-здоров, на днях бегать начал вокруг Черного пруда, а я тысячу раз мусолил секундное воспоминание: как мне надо было распороть рубашку Иванычу, и я воспользовался ножом киллера.

Прокручиваю и прокручиваю картинку: тянусь, тянусь за финкой… И пальцы сжимают липкую от крови рукоятку. Только я не брал клинок — он сам прыгнул мне в руку! Шевельнулся на керамической плитке пола, встал на острие, покачиваясь, и лег в ладонь.

В горячке этот фокус прошел как бы мимо меня, лишь ледышка испуга долго таяла в сознании, а потом приходилось отмахиваться, отбрыкиваться от назойливой истины.

Неделю маялся, старательно обходя слово «телекинез», пока не припомнил давнее — как лез под парту за ручкой, а колпачок никак не давался в руки. И дался…

За МКАДом я съехал на обочину, и протянул руку к телефону «Алтай». Черная трубка шевельнулась. Перекосилась, стукнув тихонько… Соскользнула с рычажков, провисая в воздухе…

Я обреченно взял ее и сунул на место.

«Ничего, — подумалось с нервной иронией. — Подумаешь, трубка, нож, колпачок… Вон, магистр Йода целый истребитель из болота вытащил!»

Глянув в зеркальце, я пропустил спешащую «Волгу», и выехал на шоссе.

«Может, Миха Гарин и не урод вовсе, а вполне себе норм, — неторопливо текли мысли. — Просто то, что в тебе проклюнулось или только проклевывается, у остального люда не развито вообще. Это как с музыкальным слухом — не дано, значит, не дано. Будешь фальшивить всю жизнь…»

Подъезжая к госдаче Суслова, мне даже сигналить не пришлось — ворота нараспашку, а прикрепленный кивнул, как старому знакомому.

Я заехал, скромно притулившись с краю стоянки, и покинул машину. А запах-то какой… М-м… Благорастворение воздухов. Смолистый парфюм хвои витал, леча лучше всякого ингалятора.

В доме хозяйничала Майя.

— А, Миша пришел! — обрадовалась она. — Давненько тебя не было!

— Всё в делах, аки пчела! — ухмыльнулся я.

— Лети наверх, пчелка! — засмеялась Майя Михайловна. — Уже целый шмель из тебя!

Улыбаясь, я поднялся на второй этаж, и постучался в дверь, отделанную кленом.

— Можно?

— А, Миша пришел! — повторил отец за дочерью. — Проходи, садись. Ну, как жизнь? Юрий Владимирович не сильно обижает?

— Терпимо, — улыбнулся я, присаживаясь на старый стул с сиденьем, обитым кожзамом. — Обещает до осени вывести всю антисоветчину.

Суслов серьезно кивнул.

— Меня, признаться, радует эта… э-э… чистка. До сих пор, как вспомню тот «МАЗ»… Морозит! — словно подтверждая свои слова, он передернул плечами.

Я обратил внимание, что «человек в калошах» выглядит если и не молодо, то моложаво — нету на лице и руках неживой желтизны, стариковской пергаментной сухости. И глаза блестят…

— Есть одна тема для обсуждения, Миша… — неторопливо заговорил «тезка». Покусав губу, он продолжил: — На конец июня запланирована встреча в верхах. Наш генсек будет улыбаться в объективы, пожимая руку Джеральду Форду…

— Газетчики все кости президенту перемоют, — усмехнулся я, наспех изображая пытливого студента. — А то как же — первый выезд за рубеж, и сразу в Москву!

— В Ялту, — тонко улыбнулся Суслов. — Ну, тамошняя суета — это так, для хроники, а все пункты повестки уже месяц активно прорабатываются и в Кремле, и в Белом доме. Американцы вышли с очень заманчивыми инициативами… Я бы их разделил на три неравные части. Первая — открытая, для огласки. Не знаю уж, чем Форд купил воротил с Уолл-Стрит, но целый пул инвесторов готов вкладывать в народное хозяйство СССР миллиарды долларов. Тут и особые экономические зоны, и топливно-энергетический комплекс, и… ну, и так далее.

— Было бы очень здорово, — сдержанно прокомментировал я. — Понятно, что конкуренты Штатам ни к чему, вот они и будут вкладываться в сырьевые отрасли.

Кивая, Михаил Андреевич подтянул старые домашние штаны с пузырями на коленях.

— Именно так. Вторая часть — закрытая. Форд предлагает разделить мир на зоны влияния, причем втайне даже от союзников по НАТО. И, наконец, третья — особой государственной важности. — пожевав губами, хозяин дачи решительно договорил: — Американцы предлагают интернационализацию предиктора.

Я похолодел.

— Ах, вот оно что… — потянул с напряженной улыбкой.

— Вы не подумайте лишнего, Миша, — заторопился Суслов. — Мы свое согласие обставили рядом условий. Предупреждать о стихийных бедствиях и катастрофах будем бесплатно, а вот за все остальное… Пускай инвестируют! И вас, Миша, никто никуда не запрет, ни на каком совсекретном объекте! Вы слыхали о НИИ «Прогноз»?

— Слыхал, — ответствовал я, соображая, известно ли моему визави о Корнилии.

— Мы предлагаем вам стать младшим научным сотрудником этого института. Времени это не отнимет… разве что в июне лично встретитесь с президентом Соединенных Штатов. И ответите на три его вопроса.

Делая вид, что раздумываю, я поднапрягся, чтобы ощутить психосущность «красного кардинала» — это у меня получалось с раннего детства. Поэтому, кстати, я редко обижался на маму — знал, что строгость ее — напускная.

А Михаил Андреевич не ловчил и был искренен. Американцам он не доверял, но… Если деньги утром, а стулья — вечером, почему бы и не сыграть в «ихний покер»?

Вероятно, я переборщил с усилием воли… Гулкая тишина в голове, возникнув, росла и набухала звуками — такого со мной еще не происходило. Сосредоточившись, я услышал спокойный шорох слов: «Неприятно… Нехорошо, да… А что делать? Миллиарды на дороге не валяются… Согласится Миша, нет? Я бы повыкобенивался…»

Речь смутно напоминала сусловскую, но «тезка»-то молчал!

«Поздравляю, — кисло подумалось мне, — ты у нас еще и ридер! Полное собрание уродств! Хомо новус недоделанный…»

— Ну, надо, так надо, — пожал я плечами, сбрасывая легкое оцепенение. — Стану. Встречусь. Отвечу.

— Вот и ладушки! — облегченно вытолкнул Суслов, хлопая в ладоши — и словно разряжая атмосферу. Зловещий политический морок, что таился в углах, сгущая тени, исчез.

Хм. И вправду светлее стало… Или мне почудилось?

— Ну, раз уж мы оторвали вас от дел, Миша, — бойко заговорил Михаил Андреевич, — наш долг — накормить вас ужином! Согласны?

— Согласен, — нацепил я улыбку. — А к чаю что-нибудь будет?

— Торт! — объявил хозяин, задирая палец.

— Согласен! — у меня получилось уловить мыслеобраз пышного «Киевского» с розочками.

У Сусловых в меню простые блюда, без изысков, но повара знают толк в готовке. А приличный кусок торта, да с чайком, мне сейчас не помешает. Надо же как-то переварить новый метаморфоз…

«Имаго… — мрачно думал я, спускаясь за хозяином по лестнице. — Вот тебе и имаго… И что из этой куколки вылезет? Ждите ответа…»

Суббота, 28 мая. Вечер

Зеленоград, аллея Лесные Пруды

Самолет из Праги сел без опозданий, и шумливый пассажиропоток ринулся в аэропорт, отягощенный ручной кладью всех форм и размеров. Тащили даже картонные ящики — загруженность полок чешских и советских магазинов пока еще не уравнялась.

— Идут! — обронил я вслух, узнавая моих.

Впереди бодро шагал отец с двумя огромными кожаными чемоданами и сумой через плечо, а за главой семьи плелись мамочка с дочкой — обе катили сумки на колесиках, раздутые как рюкзаки у запасливых геологов.

Первой меня заметила Настя. Я легко взял ее мысль: «Мишенька, миленький…» — и тут же, засовестившись, блокировал ридер-потенцию.

— Мишка! — воскликнул папа. — Здорово!

— Привет чехам! — ухмыльнулся я. — И чешкам!

Радостно пища, сестричка повисла справа, а слева меня притиснула мама.

— Ох, а похудел-то как! — запричитала родительница.