По лазоревому ветру (СИ) - Енодина Анастасия. Страница 2

- Принцу приятнее видеть опрятных узников? – дрогнувшим  голосом спросила она, но глаза её сверкнули злостью.

Стражник не стал отвечать и быстрым шагом ушёл, скрываясь из виду, а после того, как шаги его перестали быть слышны, девушка погрузилась в звенящую тишину.

Дрожащими руками она обхватила кувшин и сделала несколько глотков. Вода оказалась на удивление чистой – стражники не намеревались издеваться над пленницей. Северный Догорм издревле славился своим гуманным отношением к пленникам, врагам и обидчикам. Это не означало, что правитель грешил попустительством, напротив, законы, коих было достаточно мало, соблюдались строго и нарушители карались жестоко, но неизменно справедливо, и никто никогда не позволял себе превышать полномочия.

Напившись родниковой прохладной водой, девушка поставила кувшин на пол и поудобнее уселась. Она твёрдо решила, что не станет приводить себя в порядок только для того, чтобы принцу было не так неприятно на неё смотреть.

Принц, к слову сказать, был молод и это был первый его указ. Отец очень дорожил своим сыном и не позволял ему участвовать в сражениях, объясняя это тем, что тому следует заниматься внутренней политикой. В политике принц не смыслил ничего, но указ всё же придумал. Это было то, что от него не требовали, но ждали, и ему пришлось оправдать ожидания. Лефириус долго не мог найти тему для своего указа, но однажды его осенило. На территории Северного Догорма магия была запрещена в любом проявлении, но этот запрет никто не воспринимал всерьёз. Не было какой-либо кары за нарушение этого запрета, и потому нарушался он постоянно, хоть все, обладающие магией существа, стремились не выставлять напоказ свои способности. Принц изучил все особенности нечисти, к которой по неведению относил всех, кто умел хоть немного колдовать, и принял решение, что необходимо каждому вампиру и оборотню вбивать осиновый кол в грудь, а ведьм и колдунов сжигать на кострах. Если они покажут свои способности. А если хотят жить в их городе - пусть живут, но знают, что проявлять свою сущность им не позволено. Об этом и был его указ. И вот сегодня ему доложили о поимке ведьмы. Это событие несказанно взволновало его, и вскоре он уже стоял перед решёткой её камеры, поскольку ему было интересно посмотреть на ведьму. Молодой и наивный, он никогда не разговаривал с преступниками, и даже не знал, с чего стоит начать, чтобы постараться выудить хоть немного полезной информации. Как только Лефир увидел пленницу, на лице его появилась тень удивления, поскольку он ожидал, что ведьма будет выглядеть иначе: будет старше, неприятнее на вид, будет держаться строго, уверенно и агрессивно. Но сидящая на полу девушка выглядела беспомощной, слабой и совершенно не способной противостоять ему. Он быстро прогнал все лишние мысли, понимая, насколько внешность владеющего магией может быть обманчива. Мысли отогнались послушно и невероятно легко, уступив место некоторой брезгливости: ведьма была вся в болотной грязи, подол платья изорвался в клочья, цепляясь за ветки, которые, немилосердно хлестали девушку во время её бега и успели оставить на теле многочисленные красные полосы. Из-под растрёпанных волос, всё ещё хранивших в себе частички лесного мусора, выглядывали остроконечные ушки. Лефир припомнил все знания о нечеловеческих расах, размышляя, кто перед ним. Вариантов было много, но самым разумным было бы посчитать её какой-нибудь эльфийкой или бескрылой феей. Или, может, и крылатой, просто умеющей скрывать свои крылья при помощи магии. Пожалуй, это походило на правду, и девушку Лефириус мысленно причислил к феям, поскольку никто из рода эльфов не позволил бы так легко догнать себя в своём лесу, да и другие причины и знания, не позволяющие принцу допустить, что перед ним эльф, находились в его памяти. Он решил, что, по сути, не важно, кто ведьма по происхождению, ведь магия под запретом для всех, и исключений нет.

- Тебе известно о моём указе? – после пятиминутного созерцания перепачканной босой пленницы, небрежно спросил он, решив, что не стоит снисходить до неё и представляться или объяснять создавшуюся ситуацию.

- Да, – ответила она, и голос её при этом предательски задрожал, хотя на самом деле она и не скрывала своего страха, понимая, что это бесполезно.

- Впрочем, это неважно, – он перестал смотреть на неё и уставился себе под ноги, чтобы не видеть её реакции на свои последующие слова, а так же вообще опасаясь за свою безопасность рядом с владеющей магией девушкой: – Завтра на рассвете ты будешь сожжена.

Она вздрогнула, хотя сказанное им не было неожиданностью для неё. Мысль о такой скорой и такой нелепой смерти заставила её метнуться к принцу и схватить его за запястье, просунув руку через решётку. От неожиданности он не успел отшатнуться и на миг замер, хотя уже в следующую секунду попытался высвободить руку, но девушка вцепилась в неё мёртвой хваткой. Он посмотрел в её испуганные глаза, и решил не пытаться высвободиться, чтобы не создалось впечатление, что он опасается её колдовства.

- Отпусти меня, – прошептала она сквозь слёзы. – По твоему указу я оказалась здесь, и в твоей власти освободить меня!

Сперва Лефир на миг растерялся от такой прямоты, наглой и искренней, но после уверенно отрицательно покачал головой.

- Ты владеешь магией, это все видели, а магия запрещена! – пояснил принц. - И ты будешь казнена, – отрезал он, стараясь избегать пронизывающего взгляда зелёных перепуганных глаз.

- Магия не всегда зло. Я светлый маг. То, что ты отпустишь меня, не будет плохим поступком, – второй рукой она тоже схватилась за его руку и теперь сжимала её не только на запястье, но и выше на предплечье. – Обещаю, что не приближусь больше к твоим владениям, – она жалобно всхлипнула, и в груди молодого человека что-то сжалось, однако он не позволил чувствам или чарам помешать ему, и холодно ответил:

- Я никогда не иду на компромисс с преступниками, – про себя он добавил: «Какими бы молодыми и красивыми они ни были», но внешне ничем не выдал своих мыслей, оставаясь высокомерно-спокойным.

- Я не сделала ничего дурного, – ведьма безнадёжно отпустила его руку, опустилась на пол и еле слышно проговорила: – До рассвета есть время передумать. Позволь мне сбежать, если отпустить меня не позволяет тебе гордость.

Она подняла на него умоляющие заплаканные глаза, и он понял, что того разговора, ради которого он пришёл, не получится. Она же, вглядываясь в его голубоватые глаза, не видела в них жестокости или ненависти. Он просто делал то, что должен был делать, и явно старался не очень глубоко об этом думать, не принимая происходящее близко к сердцу. Он выглядел надменным и равнодушным.

- Нет, я не передумаю,– строго сказал он и направился к выходу.

- Постой, – вскрикнула она срывающимся голосом. - Если я расскажу тебе о своей магии, и ты поймёшь, что она не опасна вам, ты пощадишь меня?

Не оборачиваясь, он отрицательно покачал головой, бросив:

- С чего ты взяла, что это может быть мне интересно? -  и продолжил путь, показывая, что вопрос не требует ответа.

Ведьма предприняла ещё одну попытку, на этот раз пытаясь надавить не на жалость к себе, а затронуть эгоистические струны души принца:

- Ты хоть представляешь, что собираешься сделать? Ты сожжёшь живого невиновного человека, ты будешь вынужден стоять и смотреть на это, потому что это исполнение твоего приказа. Тебе нет дела до меня, но подумай о себе – ты сможешь после этого спокойно жить?

Он не ответил, и девушке даже было неясно, услышал ли он её. К своему несчастью, он услышал, и живо представил себе предстоящее утро как наяву, и это надолго испортило ему настроение, которое было таким приподнятым после известия о поимке ведьмы. Лефир даже подумал о том, что это всё не его мысли, что это она заставила его сердце терзаться сомнениями, пока держала за руку.

Тем не менее, промаявшись до полуночи, Лефириус пришёл к ведьме снова, стараясь перемещаться по собственному дворцу скрытно, чтобы никто не узнал о его вылазке в тюрьму. Девушка сидела в углу, обхватив колени руками, положив на них голову, и её тело содрогалось от беззвучных рыданий. Принц постучал по прутьям решётки, привлекая внимание, и девушка взглянула на него. В её взгляде явно светилась надежда, и это было так невыносимо, что он постарался как можно скорее развенчать её предположения: