По лазоревому ветру (СИ) - Енодина Анастасия. Страница 6

- Они зря стараются, – шепнул он ей. – Не бойся, скоро они останутся далеко позади.

Она кивнула и снова уткнулась лбом в его спину, продолжая лить слёзы так, что плотная ткань его плаща, казалось, промокла насквозь. Эльф едва заметно улыбнулся, но больше решил ничего не говорить, чтобы успокоить девушку, решив, что лучшим доказательством того, что они спаслись будет то, что он увезёт её далеко за пределы Северного Догорма.

Стоило мосту принять более-менее горизонтальное положение, эльф помчал коня вперёд, чтобы не дать возможности опомнившимся стражникам снова начать наматывать цепи. Лучники, успевшие добежать до удобных для обстрела позиций и в основном занявшие места у бойниц, принялись пускать стрелы в беглецов, но ни одна из них не достигла цели. Эльф не имел при себе стрелкового оружия, но это ничуть не смущало его и не настораживало: он по-прежнему не смотрел ни на кого и не оглядывался, унося девушку прочь из этого города.

Ни до, ни после девушка не бывала в Оуиле, тем более, что в связи с вышеописанными событиями он и вовсе стал казаться ей противным, и каждый раз, когда она потом, исследуя леса и болота, выходила к опушке леса и видела очертания столицы, ей хотелось поскорее уйти обратно, чтобы не видеть их.

Казнь не состоялась, но в сознании принца почему-то отпечаталось полностью противоположное, ведь он всё же поджёг костёр у ног ведьмы.

3

За пределам Северного Догорма, настоящее время.

Она не была в этом замке, ставшем ей домом, около полутора недель, и теперь, пробираясь по такому знакомому и родному тёмному еловому лесу, в котором она всегда чувствовала себя защищённой, её почему-то охватывало чувство тревоги, которое она не могла ни объяснить, ни побороть. Это чувство рассеялось лишь тогда, когда из узких готических ворот угрюмого замка ей навстречу вышел высокий темноволосый человек, широко приветливо улыбаясь и разводя руки в разные стороны для приветственных объятий, в которые она незамедлительно кинулась.

- Здравствуй, Фогун! – воскликнула она, обнимая его и прижимаясь к нему щекой.

- Здравствуй, Элейна! – ответил он. – Я ждал тебя только к вечеру, так что даже угостить тебя нечем, – он прекрасно готовил и любил это делать, однако, последнее время был слишком занят принцем и действительно совершенно не успел подготовиться к возвращению девушки.

- Есть новости? – спросила она, когда он выпустил её из объятий и повёл в замок.

- Ну… - он замялся, не зная, как лучше сказать. – Вообще-то есть одна… Вернее, один. Сидит в южной башне… пленник…

Элейна вскинула на чародея удивлённый взгляд: он отлично знал, что её не интересуют его дела, и они жили вместе лишь на условиях выгодного сотрудничества, не вдаваясь в подробности жизней друг друга. Кого он брал в плен, чем жил и промышлял, её никогда не заботило, и потому Элейну удивило, что он решил с порога рассказать о каком-то пленнике.

- Это должно меня заинтересовать? – спросила она, приподнимая брови и с недоумением глядя на собеседника.

- Полагаю, да, - ответил он и лукаво улыбнулся: - Тебе же будет интересно узнать, во что превратился некогда уверенный и хладнокровный человек, приговоривший тебя к смерти?

Её и без того удивлённый и недоумённый взгляд теперь выражал полнейшее непонимание, и девушка выглядела искренне поражённой таким вопросом.

- Ты похитил принца? – она смотрела округлившимися глазами на своего друга, и он не мог понять смешения чувств в её взгляде. Ей одновременно было страшно за Фогуна, которого теперь могли ждать неприятности, и неожиданно приятно, что Лефира они уж точно ждут. Почему ей стало приятно от этой мысли, она не успела подумать, так как чародей решил напомнить ей о том, кто заперт в башне.

- Помни, он бы жестоко и безжалостно убил тебя ради поддержания своего авторитета. Ему это почти удалось. Что бы с ним не происходило, помни, его нельзя жалеть – это чувство было неведомо ему к тебе…  И ко мне… Мы с ним однажды встречались, только вряд ли он это помнит, я был неузнаваем. Зато могу точно сказать тебе: он убил бы всех магов и чародеев, если бы не боялся видеть их смерть. Он попался нам в руки, и мы можем отомстить ему за всех, кто пострадал от его указов.

Фогун говорил тихо и убедительно. Он ещё несколько недель назад, до отъезда девушки к чему-то постоянно вспоминал принца, пробуждая в душе Элейны ненависть к нему. И старания его не прошли даром: сейчас она была полностью согласна с чародеем: неважно, жива она осталась или нет – Лефириус мог спасти её, но решил иначе, мог дать время доказать, что она ни в чём дурном не замешана, но и этого он ей не позволил, а потому и Элейна, и Фогун…впрочем, как и сам принц, твёрдо считали, что он всё-таки убил её. К тому же, как знать, что ещё он успел совершить за эти годы? Девушка улыбнулась лёгкой зловещей улыбкой, не предвещающей ничего хорошего пленнику.

- Он хоть жив? – спросила она: ей очень хотелось, чтобы он встретился с ней, и потому она с радостью увидела, как Фогун утвердительно кивнул.

Чародей по-дружески обнял девушку за плечи, улыбнулся, и сказал:

- Хочешь сходить к нему? Тебе понравится, в какое состояние я его привёл, но… не советую посещать его сразу перед или после еды, – она усмехнулась, и он тоже задорно рассмеялся. - Видишь ли, там довольно отвратно воняет...

- Он ведь сможет понять, кто перед ним? – забеспокоилась Элейна, и чародей, похлопав её по плечу, поспешил уверить:

-  Сможет, – потом его лицо стало серьёзным, и он поделился с ней своими наблюдениями: - Он оказался сильнее, чем я мог подумать, – и задумчиво добавил: -  Прежде я никогда не ошибался в таких вопросах.

***

Сам Лефир никогда не считал себя трусливым, и во время своего пребывания в башне чародея был вынужден признать, что раньше у него просто не было возможности проверить себя. Сейчас же страх закрадывался в его душу, постепенно заполняя все клеточки организма и все самые дальние уголки сознания. Это ужасно действовало на принца: он ожидал от себя большей выдержки, но голос разума уже не мог помочь ему совладать с собой. Он говорил себе, что это всё происки чародея, что нельзя позволять страху овладевать им, но все усилия были тщетными. Его начинало пугать само пребывание в тёмном помещении, и тьма казалась зловещей, сгущающейся, окутывающей пленника и не позволяющей даже полноценно дышать. Он лежал подальше от холодных стен, практически посередине помещения, поскольку ему казалось, что здесь, в центре, не так холодно и не так темно, даже дышать было как-то проще.

Внизу послышались шаги, где-то у самой двери, за которой располагалась лестница, ведущая к нему в башню. Это не были шаги чародея, которые теперь были до боли знакомы принцу – это были лёгкие и неспешные шаги, словно их производил человек, имеющий возможность подняться к нему неслышно, но специально заранее возвещавший о своём приходе. Лефир настороженно вглядывался в темноту, наблюдая, как где-то внизу светят свечи в канделябре, принесённом неизвестным гостем, и отсветы от них причудливо пляшут на стенах и потолке, пытаясь колебаться в такт шагам. На какое-то время свет свечей ослепил принца, и он болезненно зажмурился от рези в глазах.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ - Ты не узнал меня? – голос раздался рядом, прямо над ним, и пленник вздрогнул от этого голоса, инстинктивно подался назад, но силы его были на исходе, и он не стал тратить их на лишние движения.

Щурясь на свет, он посмотрел на стоявшую над ним девушку. Он не узнал бы её: было полутемно, её глаза казались чёрными, лицо осунулось, а улыбка была насмешливо-презрительной. Но её голос он бы не перепутал ни с одним другим на свете. Лефир не ответил ей. Столько лет он корил себя, он даже думал найти её и поговорить, надеясь, что тогда кошмары отпустят его. И теперь он понял, как глуп и наивен был: в глазах гостьи было чётко написано, что ей не нужны его извинения, раскаянья и угрызения совести – ей нужна месть.