По лазоревому ветру (СИ) - Енодина Анастасия. Страница 8

Фогун перевёл задумчивый взгляд на устроившуюся рядом девушку, и глаза его сразу потеплели. А через секунду он уже смотрел на неё с задорным огоньком в глазах, мигом позабыв о своих проблемах и радуясь, что хоть отомстит принцу за Элейну, раз ничего не удаётся выпытать.

- Нравится приходить к нему? – весело усмехнулся чародей.

- Ага, – улыбнулась она, но после обеспокоенно спросила, решив не скрывать своего волнения от старого друга: – Ты убьёшь его?

- Не сейчас, – беспечно ответил Фогун.-  Он мне ещё нужен. Впрочем, мне не принципиально, останется ли он жив,  – чародей вгляделся в лицо девушки и вздохнул: – Знаю, ты против убийств. Не волнуйся, хоть в его окружении и не чтят магию, они пойдут на всё, чтобы привести его в человеческий вид. Он нужен Северному Догорму, по крайней мере, народ его любит… по моим данным. Я вытрясу из него всё, что мне нужно, а потом мы его отпустим.

Элейна серьёзно посмотрела в глаза собеседника и заметила:

- Тогда тебе стоит сменить тактику: так он долго не протянет. Сегодня его едва хватило на то, чтобы произнести одно слово.

Фогун кивнул в ответ:

- Я знаю, он истощён. Я дам ему несколько дней, чтобы пришёл в себя. А потом придётся взяться за него всерьёз, – он брезгливо поморщился. – Не переношу звука ломающихся костей. А ты?

Как бы сильно она не ненавидела лежащего в башне мужчину, ломать ему что-либо и причинять боль собственными руками была не готова, хоть пока по-прежнему не испытывала к нему ни малейшей жалости. Чародей, видя её замешательство, не стал настаивать на ответе и снова вздохнул:

- Ладно, я сам всё сделаю.

- Можно нанять кого-нибудь, - внесла предложение девушка. - До ближайшего поселения два дня пути. Туда-обратно выходит четыре. За это время он придёт в себя и как раз можно начинать.

Чародей покачал головой. Будь всё так просто, он бы не возился с принцем самостоятельно.

- Нет, - ответил он. - То, что я хочу от него услышать, не предназначено для чужих ушей.

Фогун не посвящал Элейну в свои дела, но и не заботился о сохранении их в тайне от неё. Он доверял ей. Эта остроухая девушка была единственной, кому он доверял, и она платила ему искренностью и пониманием. Они жили в гармонии, не переходя границу дружбы, хоть были дороги друг другу, да и знакомы уж не один десяток лет. Вместе они проживали не так давно, всего несколько лет, однако это были прекрасные годы: всегда было о чём поговорить, над чем посмеяться и какие планы реализовать. Элейна с ужасом думала о том, что теперь всё это может рухнуть из-за притащенного сюда принца. Впрочем, Фогун всегда знал, что делает, и девушке хотелось надеяться, что и в этот раз он понимал, чем рискует, идя на похищение столь значимого человека. Люди были опасны. Их граница проходила не так уж близко, но всё же от Оуила было легко добраться до замка, как бы хорошо он ни был спрятан в густых тёмных лесах. А магии Элейны и Фогуна было совершенно недостаточно, чтобы как-то защититься от них, если они заявятся. Лефириус, как и все люди Северного Догорма, совершенно не разбирался в том, что магия бывает разной, и сотворить боевое заклинание или повлиять на сознание ни чародей, пленивший его, ни та, которую он считал ведьмой, не могли в принципе.

Ночью шёл дождь. А девушка никак не могла уснуть. Она размышляла о том, как помочь чародею поскорее выяснить всё, что ему нужно, чтобы не допустить случайной смерти принца. Правильно ли она мыслила, рассуждая о том, что не стоит истязать пленника?  Ведь она ненавидела его, хоть столько лет и не замечала этого, но в последние дни это чувство было очевидным. Существовал лишь один способ узнать наверняка, верны ли её мысли.

 Когда дождь закончился, и тучи перестали заслонять небо, засияла яркая прекрасная звезда Лартус, которая каждую ночь появлялась на небе всего на несколько часов и заливала своим таинственным светом всё вокруг. Элейна, сидящая всю ночь у окна в глубокой задумчивости, открыла его и высунулась на улицу. Серебристо-белый свет озарял мир, словно на всё вокруг лёг слой тончайшего инея. Прекрасный, но холодный, он заставлял любоваться миром, который преобразился и стал каким-то волшебно-незнакомым.

Девушка провела пальцем по мокрому от недавнего дождя карнизу и подставила палец потокам воздуха, словно хотела узнать направление ветра. И действительно, с наветренной стороны дождевая вода быстро высохла, а палец покрылся лазоревой мерцающей пыльцой. Элейна вздохнула, обтёрла пыльцу о свои лёгкие тонкие штаны, закрыла окно и отправилась спать со спокойной душой. Всё было правильно.

***

Когда Лефириус снова пришёл в себя, никого рядом не было, и это его даже немного порадовало, хотя обычно в таких случаях его охватывал приступ страха. Он очнулся, и разум его был более-менее ясен, отчего вскоре мысли пленника стали крутиться вокруг одного вопроса: «За что?». Он твёрдо решил, что задаст его девушке при первой же возможности, как бы наивно и глупо ни прозвучал этот вопрос. Он не мог поверить, что его ошибка могла привести к такой расплате. Да, он поступил с этой ведьмой жестоко, но это был его долг, и теперь, вспоминая её визиты к нему и насмешки, он уже не был так уверен, что казнь была бы ошибкой. Но месть ведьмы казалась ему несоизмеримой с его виной. Сколько людей увивают других ради наживы, ради выгоды, сколько людей живут скотской жизнью и сколько негодяев и грабителей ходит по этому миру? Лефир думал о них и не мог понять, почему не один из них, а именно он, лишь однажды приговоривший ведьму на смерть, которую ей к тому же удалось избежать, именно он, все эти годы мучимый совестью и кошмарами, лежит сейчас избитый в тёмной башне и страдает от жажды. Он не мог смириться с мыслью, что девушка, унесясь в осенний рассвет на белом коне с молодым красавцем, почти пять лет продумывала план мести ему, в то время, как он сожалел о своих действиях и надеялся однажды встретиться с ней и высказать своё раскаянье. Принц начал тонуть в жалости к себе и обиде на мир. Это было странным: он никогда прежде так просто и так быстро не поддавался своим эмоциям, но сейчас всё было по-другому: он был словно не хозяин своим чувствам, и простые, казалось бы, мысли вызывали у него подкатывающий к горлу ком и чересчур быстро охватывающее его смятение. К своему удивлению, он почувствовал, как его ресницы тяжелеют от подступающих слёз, и вцепился пальцами в неровный пол, чтобы не позволить неожиданным и непрошеным эмоциям окончательно захлестнуть его сознание. Это было бы слишком.

Лефир понял, что не справляется: его душу словно разрывали на части, и он не мог понять, что так действует на него: его физическое состояние, отношение к нему некогда пленённой им девушки или же это всё лишь результат магии чародея. В любом случае, принц отказывался верить в свою впечатлительность, и последний вариант его устраивал больше всего. Попытки успокоиться не приводили ни к чему, и попытки уговорить себя, что всё закончится хорошо, тоже не увенчивались успехом. Что это какая-то магия, он понял. Даже в таком состоянии сумел догадаться, что всему виной не только то, что его так долго держат в этой тёмной башне и нервы потихоньку сдают. Это была магия, хотя сей факт и осознание его тоже ничем не помогали. Принц грешил на чародея и ведьму, и потому всеми силами стремился не позволить им победить ещё и морально, раз уж физически противостоять он в любом случае уже никак не мог.

В этот день Фогун принёс Лефириусу еды и отвар целебных трав. Чародей осмотрел своего пленника, после чего небрежно приподнял за волосы его голову и поднёс чарку к губам принца. С немалым удивлением Фогун не встретил сопротивления, которое вполне логично ожидал: Лефир послушно позволил влить в себя всё до последней капли. Это показалось чародею добрым знаком, ведь в отваре могло быть всё, что угодно, а значит, принц в полном отчаянье, раз выпил жидкость, не задумываясь о её составе и предназначении. Чародей отпустил волосы принца, и голова ослабевшего пленника глухо ударилась об пол, безвольно упав. Фогун разочарованно вздохнул и ушёл прочь: если Лефир и был морально готов обо всём поведать, то физически у него просто не было такой возможности.