Мы никогда не умрем (СИ) - Баюн София. Страница 101
Вик, кивнув, поднял газету и закрыл глаза.
Туман в проеме развеялся. У Мартина мелькнула секундная мысль, что нужно броситься в этот проем… Но что ему делать потом? Утопиться? Пристегнуть себя к батарее на всю оставшуюся жизнь? Провести всю жизнь в борьбе, рискуя потерять место и уступить его озлобившемуся Вику, который больше слушать его точно не станет?
И вместо этого Мартин открыл свою вторую дверь.
— Смотри.
Красные сполохи все росли в темноте. Тревожный свет заливал беседку и красил белые розы Мартина в кроваво-алый цвет.
— Это твое безумие, Вик. Тьма, которая живет в тебе. Осталось сделать шаг, и она прорвется наружу и утопит нас всех. Я в первый раз прошу тебя о чем-то для себя. Не хочешь для Риши, не хочешь для себя, так хоть не дай мне захлебнуться в этом.
В голосе Мартина не было угрозы, не было хитрости. Только тихая, поглощающая тоска и звенящая мольба. Все его чувства в этот момент были обнажены, и в них не было и тени фальши.
— Я никогда не убивал, потому что иначе я перестал бы быть тем человеком, который может кого-то спасти. Я сделал этот выбор десять лет назад и был ему верен. Твоя очередь.
Вик открыл глаза. Исчез Мартин с его открытой дверью и полными печали серыми глазами. И погасли алые сполохи в его собственных глазах.
К черту.
Они уедут. Сбегут, от всего, что причиняло боль все эти годы. От своего прошлого, каким бы оно ни было. Найдут место, где смогут обрести покой, и ничто не сможет им помешать.
Вик прикрыл глаза, позволяя себе согреться близким теплом этого будущего.
Мартин прав. Десять лет назад он сделал выбор и был ему верен. Спас его, Вика, от безумия и смерти.
Мартин прав. Мартин спасал его и теперь пытается спасти. Не человека, который надругался над Ришей, и даже не Мари.
А что у него, Вика, осталось? Что еще можно спасти? Может, спасать нужно вовсе не его?
И Вик вдруг отчетливо понял, зачем он это делает. Понял, что совершится сегодня и что будет потом. Пожалуй, это был правильный финал.
Он улыбнулся и провел ладонью по лицу.
А затем он открыл глаза.
«А ты лицемер, Мартин. Сколько еще девочек подложит под своего режиссера эта женщина?»
Невидимый листочек с ролью. Призрачный талисман.
«Так напиши заявление! Давай придумаем что-то другое… или дай мне это сделать».
«Тебе?.. И ты сделаешь?»
«Да».
Вик чувствовал, что Мартин не врет. Розовые капли ледяной воды падали в зеленую траву с его побелевших рук, а он все продолжал тереть их, смывая невидимые пятна. «Прочь, проклятое пятно!»[9]
Он помнил, чем закончилась та история.
«Нам не с чем идти в милицию. Нет, Мартин, сегодня будет по-моему».
Вик расплатился и вышел из кафе.
До улицы, где жила Мари, он доехал на автобусе. Улыбнулся пожилому кондуктору, помог молодой женщине вытащить коляску.
«Хочешь и дальше строить из себя доброжелательного дурачка? До каких, интересно, пор?»
«Пока за мной не закроется дверь ее квартиры».
Немного побродив по улицам, он нашел цветочный магазин и, подумав, толкнул дверь. Истерично звякнул колокольчик.
— Здравствуйте! Я хотел бы купить букет, — обратился он к девушке, обрезающей длинные, темно-зеленые стебли бархатных алых роз.
— Какой ты хочешь? Для кого?
— О, я большой поклонник одной дамы, живущей неподалеку. Она — актриса, потрясающая, талантливая женщина! — восторженно говорил он, медленно двигаясь вдоль рядов. — Я хочу, чтобы букет был большим. Я хочу, чтобы там были цветы всех оттенков, какие только у вас есть!
— Мальчик, а ты не хочешь подобрать для актрисы что-то более сдержанное? — скривилась девушка.
— Нет-нет, я уверен.
Девушка собирала букет, болезненно морщась, когда приходилось сочетать пушистые желтые хризантемы с нежными лилиями. А Вик ходил за ней и незаметно добавлял в букет по нескольку цветов. То, что цветы почти всегда были белыми, можно было заметить, только если специально обращать на это внимание, а девушка была слишком занята создаваемой ею безвкусицей.
Получив букет и оставив несколько купюр, Вик вышел на улицу.
— Простите, вы не подскажете мне, сколько сейчас времени? — обратился он к прохожему.
— Без четверти три, — коротко бросил он, не сбавляя шага.
«Превосходно», — подумал Вик.
От букета пахло медом и мертвыми цветами.
Рита ждала его неподалеку от подъезда Мари. Она сначала не узнала его и, к его немалому удовольствию, не стала ничего говорить, а только коротко кивнула.
— Рит, ты уверена? Предупреждаю, сейчас последний шанс развернуться и уйти.
Она смотрела на него без улыбки, сосредоточенно и серьезно. Потом молча покачала головой.
— Я предупредил, — пожал плечами он. — Слушай внимательно, это очень, очень важно. Заплети волосы, убери косу под воротник. Старайся ничего не трогать руками, если трогаешь — тут же вытираешь, ясно? Нас здесь не было.
— Я сестра насильника и торговца наркотиками, Вик, — горько усмехнулась Рита, заплетая косу. — Я знаю, как преступления остаются безнаказанными. А если там пусто?
— Развернемся и уедем домой, в следующий раз подготовимся лучше. Оставим букет под дверью.
— А мне подаришь цветочек?
— Выбирай любой, солнце мое.
Рита, улыбнувшись, вытянула из букета тонкую, почти незаметную фиалку.
— Violets, — задумчиво отозвался Вик. — Как «Violence».[10]
— Стишок почитай, Виконт, твою мать, — зло оскалилась Рита, прикалывая невидимкой фиалку к воротнику.
— Не потеряй, — глухо отозвался он, доставая из кармана тонкие кожаные перчатки.
…
Мартин сидел в кресле, развернув его к затянутому густым туманом проему. Снаружи доносились только обрывки фраз и несвязные звуки. Мартин не мог понять, что происходит. Он не слышал Вика, а Вик не слышал его. Зато Мартин отчетливо слышал стеклянный звон снаружи. Частый и оглушительный, будто взрывы фейерверков.
Туман появился неожиданно, когда к Вику подошла Рита. Именно в ту секунду, когда Мартин решил вмешаться, чувствуя, что сомнительная справедливость Вика грозит обернуться чем-то совсем уж паскудным. Но он не успел.
Вот и все.
Все, к чему он пришел за эти годы. Все, чего стоила его любовь, все его жертвы, все его несбывшееся море, которого он так и не увидел. Темнота. Изоляция. И по обе стороны проема царит ад.
Он не знал, сколько просидел так, напряженно вглядываясь в туман. Иногда ему удавалось различить лишь смутные тени, но он не мог понять, что эти тени делают.
И только одна фраза прозвучала отчетливо и горько:
— Ну что же ты, котенок…
Мартин не выдержал и закрыл глаза.
— Это конец, Орест, — печально сказал он рыбке. — Орест?.. Надо же. Какая удивительная метаморфоза. Раньше темнота не так давила на тебя, дружок? Что же, она нас всех изуродует. Дай ей немного времени.
В углу комнаты ярко светился белый огонек. Фонарик рыбы-удильщика, фальшивый свет, ведущий к гибели.
…
Мартин не знал, сколько он просидел так, почти без движения, пристально вглядываясь в туман. И когда он рассеялся, он медленно встал с кресла и выглянул наружу.
«Превосходно, Вик. Молодец. Просто прекрасно. У меня один, твою мать, вопрос, где Рита?»
Вик стоял на старом мосту. Внизу красивая блондинка в белоснежном венке смотрела пустым зеленым взглядом в высокое, звездное небо. По серой воде тянулся красный след.
Располосованный в вечной улыбке рот, раскинутые руки — не то распахнутые объятия, не то застывший поклон, не то распятие.
«Виктор, где Рита?! Где она, где, черт возьми?!»
Он улыбался. Мартин впервые назвал его полным именем.
«Виктор. Но меня так никто не зовет. Я еще не взрослый», — болезненно отозвались в памяти одни из первых слов, сказанных им Мартину.
Теперь взрослый.
Виктор чувствовал, как виски сжимает болью. Он уходил с моста, пряча в карман завернутое в тряпку окровавленное лезвие бритвы. Он только сдавленно хихикал, чувствуя, как смех давит ему на грудь и щиплет глаза. Но он не идиот, не станет патетически хохотать над жертвой.