Мы никогда не умрем (СИ) - Баюн София. Страница 58

«А ты как хотел. Вы теперь союзники. Только не увлекайся, я чувствую, что кое-кому не нравится твое выступление».

«Черт, я совсем забыл…»

Риша и правда выглядела обиженной. Вик поморщился — ему не хотелось расстраивать подругу, он просто ничего не мог поделать со своим стремительно портящимся характером.

— Я уже нашла, что хотела, — со странной улыбкой ответила Мари, скользнув взглядом по Ришиному лицу.

«Ты видел, как она на нее посмотрела?» — прошептал Вик Мартину.

«Да».

— А теперь, если ни у кого не осталось вопросов… кто умеет танцевать? — спросила Мари, хлопнув в ладоши.

— Танцевать? Зачем нам танцевать? — спросила Свора.

— Во-первых, потому что это есть в сценарии. Во-вторых, потому что вы должны уметь двигаться на сцене. Встаем, котятки, встаем! — жестом пригласила Мари, поднимаясь с пола.

Рядом с ней лежала длинная черная трость с серебряным набалдашником в виде сидящего кота.

— Давайте по очереди. Я отстучу ритм, а вы повторите хлопками. Давайте с Китти, и по кругу, как представлялись.

Мари легко взбежала по ступенькам на сцену и отстучала первый ритм.

Рита повторила его с первого раза, к общему удивлению хорошо улавливал ритм Матвей и Свора. Тора повторила с задержкой в несколько секунд, но не сбившись. Лета запуталась и несколько раз сфальшивила.

Вик повторил заданный ритм с первого раза без ошибок. Он услышал, как тихонько отстучал его по косяку Мартин. Риша, улыбнувшись, повторила ритм и сделала еще несколько хлопков.

— Я знаю этот вальс…

Вик знал, что Риша училась танцевать. Она нашла в какой-то из книг подробное описание вальсовых движений, несколько раз видела танец по телевизору, и вот уже почти год, без музыки, по памяти училась воспроизводить увиденное. Впрочем, Вику она показывать, как танцует всегда стеснялась, и учиться вместе отказывалась.

— Чудно! — воскликнула Мари, спускаясь со сцены. — Отодвигайте к стенам стулья. Потом становитесь по парам. Солисты, разумеется, вместе, ты… м-м-м… Февраль, возьмешь Лету, Китти станет с Торой…

Она подошла к Вику, подвела Ришу за руку.

— Главное в танце не ритм и не техника. Непринужденность. Поверьте, неловкое движение можно скрыть, а вот натужность… губит волшебство. Я покажу, вы повторите.

Несколькими движениями она поставила их обоих в нужную позицию.

— Вот так… пока присядьте. Хорошо смотритесь, котята…

«Кажется, я умею», — раздался голос Мартина, с интересом наблюдавшего за Мари.

«Правда?! Как с вырезанием из дерева?»

«Да».

«Мартин, а можно… можно ты…»

«Желание эпатировать никак тебя не покидает? А мне потом за тебя отдуваться?» — усмехнулся Мартин.

«Ну пожалуйста!»

«Ты не боишься, что тебя возненавидят?»

«Хочу, чтобы Риша… показала, что она лучше».

— А это…это Максимилиан, — раздался голос Мари откуда-то из-за сцены. — Максимилиан покажет нам, что даже если один из партнеров совершенное бревно, второй может превратить танец в историю…

Мари тащила деревянную куклу в человеческий рост, вроде тех, которые художники используют, чтобы рисовать движение. Она поставила манекен на подставку и несколько раз ударила каблуком по основанию, чтобы убедиться, что нога манекена легко отходит от подставки и легко становится обратно.

— Итак, сейчас будет… музыка!

Раздался щелчок и колонки, сначала хрипя, но все чище и чище, выплеснули в зал «Bei mir bist du shein».

Мари танцевала фокстрот. Она улыбалась «залу», стуча каблуками вокруг своего несговорчивого «кавалера». Делала обиженную гримасу, отходила от него, удерживая его только ладонью, потом несколькими быстрыми движениями возвращалась в его «объятия», провисая на его руке так, что кончили волос ее мели по полу. Вик видел то, что она хотела показать — историю о жизнерадостной девушке и ее холодном, неуклюжем возлюбленном.

Танцевала она и правда красиво. В конце она заставила манекен склониться к ее губам, оставив на светлом, лакированном дереве легкий отпечаток бордовой помады.

Все это время Риша сжимала руку Мартина, и он чувствовал, как пожатие становится крепче на «sokissmeandsayyouunderstand».

— А теперь… давайте вернемся к вальсу, — сказала Мари, отодвигая манекен.

Она несколько минут объясняла, подходя к каждой паре, с какой ноги нужно начинать, как не путаться в поворотах и шагах.

— Учтите, я жду от вас не просто ритмичного кружения, как у детей на школьных линейках, когда показывают листики и прочую пошлость. Вы будете рассказывать историю. Вы двое особенно, а вы все — их Тени, учтите, что без вашей истории они не расскажут свою. Они будут танцевать по часовой стрелке, вы — против, и вы не должны сбивать друг друга. Когда мы научимся хоть сколько-нибудь сносно это делать вы все должны будете мешать этим двоим, а вы должны не сбиваться. Ясно? Попробуем.

— Вик, у меня не получится, — прошептала Риша так, чтобы не слышали другие.

От ее обиды не осталось и следа.

— Получится, — ободряюще ответил Мартин.

Вдоль стены тянулось старое, помутневшее зеркало. Мартин видел в нем свое отражение. Немного смутно, словно зеркало шло рябью — он был выше Вика и даже выше Мари. Риша не смогла бы держать его за руки так, как держала сейчас.

Зазвучала музыка. Мартин, прикрыв глаза, прислушался к ритму.

— Пойдем. Не бойся, все получится.

Он в несколько шагов вывел Ришу на середину зала. Мари сделала странное движение, будто хотела его остановить, но потом опустила руку.

— Оффенбах, — злорадно рявкнула она.

Мартин только поморщился — он понятия не имел, что это за композитор и что за вальсы он писал. Он ждал, что Мари выберет какой-нибудь «Голубой Дунай» или «Вальс Цветов», которые включали на тех самых линейках.

Вальс начался скрипкой, тактичной и нежной. Под нее можно было только медленно двигаться по залу, привыкая друг к другу, но Мартин чувствовал, что это продлится недолго.

Ему казалось, что музыка бьется о серые стены и мутные зеркала, мучается и стонет, не в силах вырваться. И он вдруг понял, что вот-вот она начнет «отскакивать» от стен, злиться и метаться в центре зала. И Мартину нужно будет злиться вместе с ней.

К его удивлению, Риша подстроилась под него почти сразу. И когда вальс вспыхнул всей своей злой торжественностью, Риша полностью расслабилась и улыбнулась. К середине танца Мартин перестал опасаться, что она собьется. Она не только не сбивалась, она непостижимым образом угадывала следующее движение.

Танец был непринужденным, как и хотела Мари. Ни Мартин, ни Риша не улыбались залу — только друг другу. Мартин — ободряюще, Риша — смущенно. В зеркале он видел мелькающие тени — свою, черно-зеленую, и Ришину — сиренево-белую. А больше вокруг не было ничего, ни людей, ни зала, ни Максимилиана с пустым лицом, оставленного сидеть не сложенных в углу стульях. Словно вокруг темнота, какая-то непривычная, особая.

Он чувствовал, как Риша теплыми пальцами сжимает его ладонь. Чувствовал, как она выгибается, повиснув на его руке. Видел, что она в один момент перестала улыбаться, и смотрит ему в глаза с какой-то непривычной серьезностью. Их танец был странной игрой, историей, в которой они то сближались, и Риша почти прижималась к его груди, то расходились на расстояние, на котором они лишь касались кончиков пальцев друг друга, но ни разу не разрывали вязи своих касаний.