Млечный путь - Меретуков Вионор. Страница 76

Глава 44

Опять прибавилось покойников. Умерли Ефимы, многим казавшиеся бессмертными. Умерли в один день, как счастливые супруги из сказки. Старики угорели в котельной в Большом Трехсвятительском переулке, в одном шаге от моего дома и в двух от школы, которую я окончил в начале далеких девяностых. Скромно замечу — с золотой медалью.

На кладбище я не поехал — укладывать в могилу разом двоих своих друзей мне не под силу: могу позорно разрыдаться.

И еще новость: Бутыльскую попытались определить в сумасшедшие — чтобы отобрать у нее квартиру. Которая, напоминаю, занимала весь то ли двадцать первый, то ли двадцать второй этаж высотки в Котельниках. И хотя против нее были задействованы некие могущественные силы (поговаривали, правительственные), несгибаемой старушке удалось отбиться, и она вышла из передряги с честью.

Ее имя упоминалось в теленовостях, в разделе «Криминальная хроника».

— Наверно, именно это вас и спасло? — спросил я.

— Под мощным давлением широких народных масс эти милые люди, — она многозначительно ткнула пальцем в потолок, — посчитали благоразумным отступить и отойти на заранее подготовленные позиции: они записали в сумасшедшие владельцев квартир, что живут этажом ниже.

Таким образом, Эра Викторовна одержала победу и отпраздновала ее у себя дома, в узком кругу друзей. Я оказался среди приглашенных.

Гостей повергала в ужас фарфоровая голова Иоанна Крестителя, установленная на столике рядом с роялем. Орошенная каплями крови, выглядела она как живая. Под столиком стояла ваза, похожая на летающую тарелку.

— Это погребальная урна. Или ночной горшок. А может, и плевательница, черт ее знает… — охотно говорила Бутыльская каждому, в ком замечала заинтересованность. Если видела испуг в глазах гостя, поясняла: — Обнаружена при археологических раскопках в Микенах. В идеальном состоянии, может служить не только как украшение… но и по прямому назначению. Могу уступить, если желаете. Сейчас на Западе принято хоронить миллионеров в плевательницах и ночных горшках, вы что, не слышали?

— Ты бывал в Венеции? — неожиданно спросила она меня.

Я отрицательно помотал головой.

— Тебе надо на пару-тройку месяцев исчезнуть. Чую своим одесским носом, что подошло время. Хочешь, расскажу тебе историю?

— Горю желанием.

— Слушай и наматывай на ус. Раньше, бывало… В тридцать седьмом, например. Мне отец рассказывал. Он чудом уцелел во время великих чисток. Он, в то время молодой бравый мужчина, проживал в коммунальной квартире в Кривоколенном переулке. Когда за ним пришли, его, к счастью, не оказалось дома. Он заночевал у бабы, которая жила этажом выше. У нее как раз муж был в командировке… вот кому отец всю жизнь был обязан в церкви свечки ставить. А он, подлец, ставил его жене… В общем, вместо отца чекисты, чтобы выполнить план по арестам врагов народа, замели первого попавшегося жильца этой квартиры. Им оказался бывший владелец дома, совершенно глухой девяностовосьмилетний старик, которому в дальнейшем было инкриминировано преступное участие в создании подпольной правооппортунистической сети террористов. Старик признался, что в планы этой широко разветвленной организации, якобы имевшей свои филиалы почти во всех крупных городах страны, входил захват Кремля с последующим арестом Советского правительства и расстрелом его членов на Красной площади, у Лобного места. Причем во время штурма большевистской цитадели древний старец, который, к слову, не мог передвигаться без посторонней помощи, — у него были парализованы ноги, — должен был осуществлять оперативное руководство одной из боевых моторизованных групп и во главе ее первым ворваться на территорию Кремля. Надо ли говорить, что несчастный старик подписал все, что ему подсунули верные стражи революции, сами и придумавшие вышеупомянутую подпольную организацию. Вот времена были! Что — по сравнению с ними — времена нынешние?.. А мы еще жалуемся, ворчим, ругаем власть…

— Врете вы все!

— Как это?

— А так! Какой там Кривоколенный переулок! Вы же сами говорили, что ваша семья в те годы жила в Одессе.

— Это не меняет дела. Короче, тебе надо исчезнуть.

— Чтобы замели кого-нибудь другого? А самому задать стрекача и обосноваться где-нибудь во глубине сибирских руд…

— Никого заметать не будут. Просто о тебе позабудут. Так, ты бывал в Венеции? — повторила она вопрос. — Как ты смотришь на то, чтобы отправиться не во глубины сибирских руд, а в Венецию на недельку-другую в обществе обворожительной пожилой особы, которая, после того как ты рассчитаешься с ней, будет располагать известными суммами для удовлетворения твоих самых нескромных запросов? Обворожительная особа по причине преклонных лет не представляет для тебя, к несчастью, никакой сексуальной опасности, но чинить препятствий, если тебе вдруг приспичит пошалить на стороне, она не станет. Кстати, там, в богатом, красивом доме, проживает моя племянница Симона. Она, правда, замужем, но все такая же шалунья, какой была в пятнадцать.

— Сколько же у вас племянников?

— Двое: сын брата и дочь сестры. Теперь, слава богу, осталась одна. Мне удалось побывать в Венеции по обмену, еще до развала нашей великой страны. Очень красивая была девочка, эта Симона, и лихая, вроде своей матери в юности. Моя сестра Радка подцепила своего будущего мужа Антонио даль Пра на московском молодежном фестивале в 1957 году и укатила с ним в Италию. Тогда, из-за железного занавеса, сделать это было сложно, но благодаря родственным связям Антонио чуть ли не с главным в то время итальянским коммунистом Джорджо Наполитано ей это удалось. Кстати, потом Наполитано стал президентом Италии. Это просто поразительно, коммунист и — президент Италии! Радка умерла несколько лет назад. Антонио даль Пра потосковал полгода да женился еще раз. На Симоне.

От удивления я разинул рот:

— На родной дочери?!

— В том-то вся и прелесть, что Симона ему не родная. И он ее не удочерял. Так что все по закону.

— Ничего не понимаю…

— Что ж тут непонятного! Радка и Антонио три раза разводились и три раза снова узаконивали свои отношения. В Италии это проделать было затруднительно, и они ездили в сопредельные государства. Радка в интервалах между этими процессами два раза выходила замуж: один раз за русского миллиардера, другой раз еще за какого-то прохиндея. Радкина дочка Симона родилась от одного из промежуточных мужей.

— Богатая биография.

— И не говори. Живет Симона то в Ницце, то в Лондоне, то в Калифорнии. Сейчас она в Венеции, подстригает розовые кусты на своей огромной открытой веранде с видом на канал Каннареджо и ждет принца на белом коне.

— Но она же замужем!

— Кому это мешало!

— Сколько ей лет, этой вашей Симоне?

— Какой ты, однако… Спрашивать женщину о ее возрасте…

— Я же не вашим возрастом интересуюсь.

— Попробовал бы!

— И все же сколько?

Бутыльская погрозила мне пальцем.

— Достаточно, чтобы эффективно и с завидной регулярностью наставлять рога своему мужу. Понимай это так, что она еще в очень и очень приличной форме. И все у нее превосходно функционирует, по ее же собственным словам. Видишь, сколько соблазнов?

— А теперь я скажу тебе то, чего никогда никому не говорила, — она понизила голос до шепота. — Мой племянник, гаденыш, гаденыш, гаденыш… это он, уверена, повинен в смерти моего брата. Я, дура, обивала милицейские пороги, хлопотала, чтобы ему изменили статью, а он, неблагодарный, подлый гаденыш, тем временем крал у меня столовое серебро. Мелкий воришка, ставший потом миллиардером. Мне стало известно о ключике к банковской ячейке, он сам спьяну сболтнул. Это я подослала к нему парочку деревенских олухов. Они должны были его только припугнуть. Я не велела им так разделывать его голову. Все-таки это голова человека, а не свиньи. И не стоило отрезать ему пальцы… Откуда в людях столько зверства?!

— Но они же хотели как лучше, — попытался я защитить олухов.