И солнце взойдет (СИ) - О'. Страница 114

— Да ладно! Пошутили и хватит. Подумаешь… Где ты будешь искать ведущего хирурга в канун Рождества?

Дюссо попробовал рассмеяться, но тут его схватили за шкирку и молча выставили в предварительно открытую дверь.

— Я сказал — уволен.

Раздался щелчок замка, и в кабинете остались лишь двое.

Они смотрели друг на друга целую вечность, а может, и две. Или с момента большого взрыва, пока вокруг них из осколков вырастали галактики, собирались системы, вспыхивали и гасли яркие звезды. Где-то семью этажами ближе к земле рождалась новая жизнь, а чуть дальше по коридору стучалась в палату смерть. Но сейчас все это было неважно. По крайней мере, Рене казалось именно так, покуда мир свивался в воронки за спиной у молчавшего Энтони. Он стоял совсем рядом. Так близко, что она чувствовала запах кожи от куртки, стандартных моющих средств и даже немного тюремной затхлости от одежды. Наверное, можно было уже подойти и обнять эти чуть сутулые плечи, но Рене отчего-то боялась. Не двигался и сам Тони. Лишь смотрел, смотрел и смотрел, пока она не решалась даже дышать.

Вдруг за спиной что-то стукнуло, разорвав пелену тишины, молодой мир замер на половине созвездия, и Рене очнулась. Она заморгала так часто, словно хотела смахнуть реальность разрушенного кабинета, а вместе с ним последствия всех поступков. Но те бросались в глаза разбитыми стеклами в створках шкафов, измятой бумагой и канцелярским ножом. Взгляд замер на чистом лезвии.

— Я… я не… — Рене споткнулась на слове «ударила». Не смогла даже выговорить эти несколько букв, испугавшись, что кошмар вдруг окажется правдой. Она ведь хотела убить! Но тут Энтони шагнул вперед и закрыл собой блеск железного лезвия.

— Нет, — проговорил он. — Все хорошо.

Рене судорожно выдохнула и прикрыла глаза, но вдруг ощутила, как теплые пальцы осторожно смахнули с лица щекотавшие его пряди. И это было настолько знакомо, что она интуитивно потянулась вперед и опять уткнулась лбом в сухие костяшки.

— Прости меня, — раздался над ней тихий голос, но Рене лишь отрицательно покачала головой. Энтони не виноват.

— Почему ты здесь? — вдруг спросила она. Последовало молчание, пока Ланг задумчиво перебирал плетение одной из растрепанных кос, а затем Рене услышала тихий смешок.

— Потому что ты здесь.

Ответ был одновременно и непонятен, и до забавного ясен. Он включил в себя целый месяц причин, поступков и действий, а еще океан чужой доброты. Рене не умела сомневаться в людях, так что подняла восторженный взгляд и улыбнулась. Видит бог, она принесет на улицу Ги тонну печенья и сладкий пирог.

— Решил для них все сканворды? — Ее смех зазвенел в остатках стекол.

— Вроде того, — пробормотал Тони, а сам большим пальцем вдруг скользнул по шраму до самой ключицы и замер. — Прости меня.

— Ну а теперь-то за что? — попробовала опять рассмеяться Рене, но тут же застыла, стоило Энтони придвинуться ближе.

— За это, — услышала она шепот, и мир ошеломленно вздохнул.

Губы Тони были сухими и пахли мятой именно так, как всегда думала Рене. А еще оказались удивительно теплыми, когда накрыли по-прежнему приоткрытый в улыбке рот и скользнули чуть дальше, коснувшись полоски шрама. Они проследили кривую линию от начала и до конца, вернулись и больше не исчезали. Энтони будто пробовал Рене на вкус. Легко, почти невесомо он поцеловал один раз, второй, затем скользнул языком по уголку рта и вдруг хохотнул. Негромко, почти неслышно, но Рене ощутила, как гулко зазвучал его смех где-то в груди.

— Mein Gott! Ich bin ein Blödmann, — пробормотал он, покачав головой. — Kirschen! Es duftet immer nach Kirschen bei dir! [70]

— Что? — испуганно переспросила Рене, но ответа уже не последовало.

Не сказать, что она обладала серьезным опытом в изысканных поцелуях, да впрочем, и в отношениях. Господи, Рене всего лишь двадцать четыре, из которых четырнадцать пришлось на глупое детство, и ровно на столько же она была младше Энтони. Если подумать, жуткая пропасть. Но это его, похоже, совсем не беспокоило. Как не смущали не успевавшие за ним губы, еще пока робкий язык и одеревеневшие от волнения пальцы, которыми Рене впилась в темные волосы. Но Ланг был хорошим учителем. Наверное, лучшим. И потому ее била дрожь восторга и переполнявших эмоций. Руки покалывало от волнения, а в голове вдруг сделалось удивительно пусто. Так звонко, что сначала Рене застонала, а потом тихо вскрикнула, когда Энтони легко прикусил интуитивно подставленную для него шею. Он пытался легким поглаживанием расслабить напряженные мышцы, но стоило растянутым в улыбке губам найти ее рот, как по телу вновь пробегала волна. И это было волшебно. Ведь, вопреки неловкости и смущению, Рене пыталась вложить в поцелуй всю свою душу, безграничное счастье и, конечно, любовь. А потому под плотно закрытыми веками звезды снова закручивались в спирали галактик, в центре которых был Энтони. Его руки, дыхание, тепло рта и мятный аромат тела.

Рене не знала, в какой момент они все же остановились. Когда в кабинете закончился воздух? Наверное. На меньшее она была не согласна. Но Энтони стоял, уткнувшись носом ей в волосы, и что-то едва слышно напевал. Неожиданно он пошевелился, поцеловал растрепанную макушку и с тихим вздохом сказал:

— Тебе надо отдохнуть.

— Я еще сутки на дежурстве, — ответила Рене и поглубже зарылась в тепло черного джемпера.

— Значит, придется вернуть Дюссо и отправить в операционную, — хохотнул Энтони, а потом она почувствовала новый поцелуй.

— Его ведь и так не уволят? Доктор Энгтан не даст.

— Не даст. Но и вернуть я его не позволю, — пришел тихий ответ, и они опять замолчали. В объятиях Энтони было слишком уютно и невероятно спокойно, а потому Рене заворчала, услышав почти что приказ. — Иди, переодевайся. Я все улажу и отвезу тебя домой.

— Но…

— Ради бога, хотя бы сегодня не спорь.

Хорошо. Для него все что угодно. Рене снова прикрыла глаза и уткнулась носом в твердую грудь, где билось черное сердце доктора Ланга. Наверное, стоило спросить, что теперь будет. Но она не решилась, еще раз втянула аромат мяты с примесью неизбежной месячной затхлости, а потом отстранилась.

— Мне надо в душ, — сказала Рене и вдруг смутилась. О господи! Уж наверняка Энтони сам понял такие мелочи! Вот дуреха. Но…

— Иди. Я подожду. — Он лишь пожал плечами, словно это их самый обычный разговор. Один из тех, что даже не замечаешь.

«Придержи здесь зажим».

«Конечно».

Рене нервно выдохнула. И, точно уловив витавшее вокруг волнение, Энтони вдруг посмотрел очень внимательно, будто чего-то ждал. Но она лишь неловко кивнула и направилась прочь. Черт! Рене понятия не имела, как следовало себя вести. Поцеловать? Обнять? Все внезапно стало так удивительно сложно, что она растерялась. Однако, уже дотронувшись до вечно заедавшей ручки, на мгновение остановилась, а потом обернулась. Энтони рассматривал одну из коробок, но когда хлопка двери так и не последовало, вскинул голову, и его брови удивленно приподнялись.

— Рене?

И в этот момент, на неё снизошла безбашенная решимость. Отпустив вредную ручку, Рене бросилась обратно так быстро, что Тони едва успел подхватить, когда она запрыгнула на него, обвила ногами крепкую талию и принялась судорожно покрывать поцелуями такое дорогое лицо. На долю секунды он растерялся, а затем с громким хохотом попытался не уронить их обоих. Его повело в сторону, но тут Ланг уперся спиной в еще пока целый шкаф и поймал ее губы своими. Господи, как она была счастлива!

— Черт возьми, какая же ты еще девчонка, — со смешком выговорил Энтони, пока Рене старательно изучала высокий лоб и поистине достойный нос.

— Это плохо? — чуть заметно напряглась она, но притворно-раздраженный взгляд вынудил фыркнуть.

— Разумеется, нет. Я просто только что вдруг это понял.

На то, чтобы торопливо привести себя в порядок и собрать все эти дни старательно расползавшиеся по отделению вещи, у Рене ушли рекордные полчаса. Шальным эритроцитом она носилась по коридорам и кабинетам, едва не натыкалась на стены и каждый раз глупо краснела, стоило оказаться где-то поблизости с Энтони. А он сидел за столом дежурной сестры и методично проверял журнал за журналом. Хозяин вернулся домой, и мощная машина огромного отделения вновь зажужжала колесиками. Но, когда Рене наконец замерла перед Энтони, который раздраженно черкал прямо поверх чьих-то анализов, он резко захлопнул папку и встал.